Владимир Поселягин - Коммандос

— Да как и все, попал в плен, бежал и вступил в отряд. Наша основная база в двухстах километрах отсюда, тут мы случайно оказались.

— Что за причина?

— Помнишь, ты нам схрон отдал? Мы же тогда так и не дошли до него. Ну, а когда я летом вспомнил о нем, мы решили рейд до зимы устроить, ну и навестить его, противотанкового у нас ничего не было. Вроде все шло нормально, уничтожили два гарнизона, то там, то тут, переправу с паромом, добрались до твоего схрона, достали вооружение, припасы. Все целехонько, и после первой же засады на трассе Владимир-Волынск — Луцк немцы как с цепи сорвались и загнали нас сюда. А постреляли мы хорошо, ПТР головной броневик поджег и бронетранспортер, а второй, что в конце колонны шел, парни гранатами забросали.

— Еще бы не загнать, вы ведь представителя Ставки Гитлера уничтожили, инспектора в звании полковника, вот из Берлина и слали гневные телеграммы местному командованию — изловить и уничтожить.

— Ох, ничего себе, — присвистнул лейтенант. — Надо будет Шевченко доложить, а то он печалится, что за нами громких дел нет.

— Твое дело… Значит, вас загнали сюда, вы дважды пытались уйти, но вас снова загоняли в лес. Глупо, нужно было дать выйти и в открытой местности перестрелять… Значит, так, лейтенант, вы мне тут мешаете, поэтому вам в течение суток нужно лес покинуть.

— Но как? — растерялся тот. — Все же перекрыто!

— Есть тут одна лазейка, выведу вас из леса, помогу уйти подальше. Но у вас теперь задача стоит другая. Уйдете километров на сто, я смотрю, опыта вам не занимать по оккупированной территории ходить, и там, уничтожив какой-нибудь пост, выдадите информацию свидетелям, что вы отряд Шевченко, мол, обманули немцев и ушли у них из-под носа. Мне нужно, чтобы нацисты сняли наблюдение с леса и вообще убрались из округи. Работать мешают.

— Не слишком просто?

— Заумные планы не всегда идут так, как надо, а это простая уловка, должна сработать. Понял свою задачу?

— Понял, но у нас раненые.

— Раненые-е, — протянул я и задумался, но быстро нашел ответ. — Карта есть… ага, смотри, вот я тебя карандашом метку ставлю. Тут хутор пана Казимира, старика, что постоянно с клюкой ходит. Он мне должен. Скажешь, от Лешего, он укроет раненых и присмотрит за ними. Если его на хуторе нет, то даже не суйтесь, дальше уже самим придется о своих заботиться. Это все, чем я могу вам помочь.

— Не получится, — покачал головой лейтенант. — Мы этот хутор проходили, когда нас немцы гнали, там одни закопченные стены. Похоже, еще в сорок первом спалили.

— Уверен?

— Да. Там четверо наших осталось, отход прикрывали, точно он.

— Беда-а, — протянул я, принимать очевидное решение не хотелось, но пришлось. — Ладно, оставляете раненых в своем лагере, потом за ними придут мои люди и заберут, а чуть позже на Большую землю отправят. Так нормально?

— Так норма. Мы тогда нашу медсестру оставим, хорошо?

— Пригодится, медиков у меня нет.

— Хорошо, я сейчас с командиром пообщаюсь и передам ему ваши слова. Нам уходить надо, поэтому думаю, он примет правильное решение.

— Кстати, а кто он? Из политработников?

— Он-то? Нет, бывший писарь в домоуправлении Харькова.

— Поторопись.

Лейтенант быстро исчез среди деревьев, умчавшись к лагерю, а я продолжил размышлять, правильно ли все сделал. Не ошибся ли часом где? По всем прикидкам, все сделал правильно.

Шевченко принял мое предложение, он действительно куда-то торопился, но куда, информацию я не получил. Причем так торопились, что раненых спокойно оставили на моем попечении, хватило слова Москалева, что я свой. Раненых было восемь, двое ходящих, третий относительно. Девятой оставили молоденькую девушку, которая действительно была дипломированной медсестрой одного из медсанбатов, что отступал, попал в окружение, и она после некоторых приключений попала к партизанам. Миленькая оказалась, курносая, по виду лет двадцать, не больше, но не в моем вкусе.

Мне о ней Москалев рассказал и, судя по тому, как он бросал на нее взгляды, явно нервно дышал к девушке, поэтому я пообещал за ней присмотреть.

— Кстати, лейтенант, ты старшину Егорова с соседней заставы знал?

— Конечно, соседи же.

— Что он за человек?

— Пограничник отличный, пятнадцать лет служит, за год до начала войны на хозяйственную должность был переведен, а до этого как все, не раз руки контрабандистам крутил. Стреляет отлично, снайпером был у себя на заставе, постоянно они нас в этом обходили на отрядных соревнованиях.

— Опиши мне его.

— Высокий, крепкий, ходит очень тихо. Волосы светлые, нос с горбинкой, одно ухо повреждено, отчего прижато к голове. Левое, если не ошибаюсь. Глаза вроде зеленые. Когда долго смотрит вдаль, склоняет голову немного вправо…

— Хорошо, описание совпадает.

— А вы что, встречались с ним?

— Недавно помог бежать из плена.

— Отлично, жив, значит, — обрадовался лейтенант и тут же посмурнел: — А у меня шестеро выжило, разбежались у нас пути-дорожки по пересылке, в трех лагерях я побывал. Не знаю, живы они сейчас или нет.

— Будем надеяться, — тоже вздохнул я.

В это время прозвучал сигнал к выдвижению. Оказывается, Шевченко держал отряд в кулаке, и собрались они быстро, хватило меньше пятнадцати минут. Многие партизаны подходили к раненым и к медсестре, ее Людой звали, для недолгого прощания. Я тоже подошел и пообещал, что к вечеру, а скорее всего уже ночью, вернусь к ним, пусть не скучают. А чтобы она была поспокойнее, оставил также на ее попечение Смелого, пусть тут побегает. Тем более он мне в прорыве будет только мешать.

Через минуту я возглавил колонну и повел ее к одной из опушек, выйти мы к ней должны до темноты, сниму посты, и пусть партизаны уходят, у них вся ночь впереди и легкая нога.

Напевая, я шел по полевой дороге, изредка посвистывая и подзывая отбежавшего Смелого, который что-то вынюхивал на обочине. Тот через минуту меня догнал, держа в пасти труп небольшой птички.

— Брось бяку, — хмуро вел я ему, однако тот с новой, приятно пахнущей игрушкой расставаться не хотел, пришлось отобрать и зашвырнуть подальше.

До Луцка осталось порядка двадцати километров, треть пути лишь прошел, поэтому я шагал, не сбавляя скорости. Щенок уже устал, пару раз я его нес на руке, но сейчас не обращал на его усталость внимания, пусть привыкает.

Эпопея с отрядом Шевченко закончилась, хотя отняла у меня пять дней. После того как отряд благополучно ушел в ночь, я заскочил к своим, взял старшину и Орлова и вернулся в лагерь партизан. А за следующие четыре дня мы перенесли их к нам, один раненый так сам дошел. Так что у Середы теперь прибавление, пусть командует… когда они на ноги встанут. Медикаменты у меня были, так что пригодились. Вчера я проверял, посты немцев были на месте, а сегодня уже пусто, ни одного не обнаружил — значит, Шевченко выполнил, что обещал, растрезвонил везде, что покинул лес и уходит как можно дальше.

Поэтому сразу после проверки — мои в лагере были предупреждены — направился в Луцк. Того взгляда я уже не чувствовал, поэтому и вел себя на дороге свободно, изредка играя со щенком, как обычный сельский парнишка.

Где-то через сорок минут, когда мы прошли еще километра три, я услышал что нас догоняет телега. Подозрения переросли в уверенность, когда из-за низины показалась повозка. Рассмотрев в повозке пять полицаев в черной форме с белыми повязками на рукавах и странных шапочках-кепи, я подхватил Смелого на руки, тем более он уже устал и бежал рядом, высунув язык, и сошел на обочину. Мало ли что этим подонкам в голову придет.

К несчастью, для немцев естественно, они мной заинтересовались, один бугай ткнул кулаком в плечо возницы, и тот натянул поводья, останавливая повозку рядом со мной. Я же рассматривал двух крепких коней, запряженных в довольно прилично выглядевшую повозку. По виду она была крепкая, килограмм восемьсот, а то и тонну увезет спокойно. Кроме полицейских там еще были какие-то мешки, винтовки самой собой, даже торчал ствол «дегтярева».

— Кто таков? — спрыгнув на землю, спросил тот самый бугай. Вот у него висел на плече самый настоящий ППШ, причем новенький. Видимо, трофеем достался от наших парашютистов или еще как. На поясе находился чехол с запасным диском.

Остальные тоже покинули повозку, разминая ноги и с интересом на меня поглядывая, а возница, подхватив пук соломы, стал растирать бока одного из коней.

— Так я тутошний, из деревни, в Луцк иду, в город.

— Олесь, что он говорит? — повернулся к одному из полицейских бугай. — Ни хрена не понял.

— Говорит, что из деревни, которую мы проехали, в Луцк к тетке идет, — перевел тот мой суржик на русский.

— А одежда больше на городскую похожа, — с подозрением осмотрев меня, протянул бугай.