Пепел и Тьма - Павел Барчук

Успокаивала только одна мысль. Палач сказал, это скоро закончится. Пару дней — и все. Я держался за его слова, как за спасательный круг. Наверное, только они давали мне силы упорно плестись рядом с Лорой, а не плюнуть на все и не рухнуть прямо в грязь посреди улицы.

Мы вернулись в цех, когда солнце уже высоко поднялось над пепельной завесой. Правда света или тепла от этого больше не стало.

Внутри нашего «дома» пахло костром и чем-то неуловимо родным. Хотя, возможно, это опять мое сознание изводила лихорадка? Откуда взяться-то родному? Я вообще не знаю, что можно отнести в подобную категорию. Нет же ни черта.

Гризли, заметив меня, практически висевшего на Лоре, сразу вскочил со своего места и широким шагом пошел нам навстречу.

— Ну что? — спросил он, рассматривая мою физиономию с беспокойством.

— Врача не было. Там объявление оставили на двери, что сегодня не приёмный день. — соврала Лора. — Я купила ему микстуру, думала, может, полегчает. Но такое чувство, будто Мальку становится все хуже, и хуже.

Гризли нахмурился, окинул меня взглядом с ног до головы, поморщился и удрученно покачал головой.

— Ладно. Погано, конечно. А что слышно в городе? Что говорят?

— Ничего особенного, — ответил я, с трудом ворочая языком. Голос был хриплым. — Тихо. Город как город. Вообще нет никакого движения. Вообще. Никакого.

В последние слова я вложил жирный такой намек, который предназначался только вожаку. Смысл был в том, чтоб он понял, убийство в ангаре Волконских совершенно нигде не фигурирует.

Гризли около минуты смотрел мне в глаза. Мы словно разговаривали с ним молча.

«Ты уверен?»– спрашивал его взгляд.

'Абсолютно." — отвечал мой.

— Странно…– Протянул Гризли, и я, был с ним полностью согласен. Действительно странно. — Ладно…Иди, Малек. Ложись. Тебе надо очухаться. Лора, займись им.

Я докандылял до своей лежанки и рухнул на нее, чувствуя, как земля кружится под моими ногами. Буквально. Предварительно, правда, успел расстегнуть куртку и вытащить из внутреннего кармана Болтуна, иначе вполне мог раздавить его весом своего тела.

Горностай, в отличие от всех остальных, совершенно не выглядел взволнованным или обеспокоенным здоровьем своего нового хозяина. Он просто сел рядом, практически возле моего лица, едва я только улегся, ткнулся несколько раз носом в мою щеку, потом покрутился на месте и тоже плюхнулся в тряпки, служившие нам постелью.

Едва я прикрыл глаза, сознание тут же начало ускользать, проваливаясь в рваное состояние бреда. Перед глазами проносились какие-то смазанные картины, всплывали куски воспоминаний.

Сон про некроманта Леонида, слова мертвеца, голос Палача, сирена, кровь — все смешалось в одну ужасную, бессвязную картину. И пепел. Чертов пепел сыпался уже не на улице, а в моем воспаленном сознании. Кружил, кружил, кружил…Словно свежий, только что выпавший снег… Хотя я ведь никогда не видел снега. Откуда мне знать, как он выглядит? Только в книжках встречались картинки. В основном, в старых сказках.

Я то проваливался в забытье, то ненадолго приходил в себя.

Сквозь марево лихорадки проступали обрывки и других картин. Чужие воспоминания. Нечеткие, как старые фотографии.

* * *

Я — маленький. Улица. Грязь. Мимо проносится карета, запряженная сытыми, лоснящимися от хорошей жизни, лошадьми. Это кто-то из высокородных едет по своим важным делам. Кучер с высоты смотрит на меня с презрением.

Я иду по улице. Мы сегодня с родителями приехали в город на ярмарку. Нам с сестрой купили щенка… маленького, тощего щенка… он бежит за мной, визжит радостно. И вдруг… Карету заносит.

Колесо. Жалобный собачий визг. Кровь на мостовой. Мои слезы. Ярость… и что-то еще. Внутри, в самом сердце. Карета, даже не остановившись, исчезает за углом.

Я подхожу к щенку, вернее к тому, что от него осталось. Сажусь рядом, прикрывая собой от посторонних глаз. Никто не видит, что я делаю. Так надо. Мне всего пять лет, но я знаю, мой дар под запретом. А потом шепчу слова. Чужие слова. Древние.

— А’рах’ан с’ерр’а д’аррин…

По моей коже скользит нечто, похожее на ветерок. Это — дыхание Серой Госпожи. Я чувствую, как жизнь… нет, не жизнь. Движение. Входит в маленькое щенячье тело. Оно дергается. Встает. Трясется. Живой. Почти живой…Почти как прежде. Я поднимаю его, прячу за пазуху. Ухожу быстро. Никто не заметил.

* * *

— Малёк…Малёк, слышишь меня? На, попей…

Сквозь окутавший мое сознание бред я почувствовал, как к губам прикоснулось что-то прохладное, приятное на вкус. Это была не вода, скорее похоже на чай. Откуда у нас чай? Только если из личных запасов Гризли…

— Малёк, родненький, ну давай же. Надо пить. Много.

Я хотел пошевелиться, однако тело не слушалось, а веки упорно не хотели открываться.

— Сделай глоточек, пожалуйста…

Даже сквозь лихорадку, захватившую меня целиком и полностью, я понимал, что это говорит Лора.

Ее голос звучал не просто взволновано. Она будто вот-вот могла расплакаться. Ерунда! Лиса никогда не плачет!

По-моему, я все-таки выпил то, что давала девчонка. Не знаю. В следующую секунду мой разум снова оказался в плену чужих воспоминаний. Эти воспоминания были настолько реальны, будто я внезапно опять стал главным героем сюжета.

* * *

Лес. Темный, пахнет хвоей и сыростью. Мы с сестрой идем, собираем ягоды. Нам около двенадцати лет.

— Леонид, надо торопиться. Скоро стемнеет. — Говорит Нора.

Девчонки… Они такие трусихи. Даже моя сестра, хотя она будет посмелее многих деревенских парней.

Солнце клонится к закату. И вдруг… глаза. В темноте кустов. Желтые.

Это волки. Целая стая. Они выходят медленно, скалятся. Нора испуганно хватает мою руку и сжимает ее.

А мне не страшно. Вообще. Я… я делаю шаг вперед. Протягиваю ладонь. Смотрю вожаку волчьей стаи прямо в глаза

— Р’ер’аддан т’арра…

Я снова говорю на мертвом языке. Отец уверяет, Серая Госпожа дает нам его, как только прикасается к нашей душе.

Сейчас я произношу Приказ. Это моя Сила, мое превосходство. Я повелеваю тем, что мертво, я могу путешествовать в Безмирье. Туда, куда уходят люди после смерти. Мне ли бояться живых?

Вожак останавливается. Смотрит исподлобья, наклонив голову вниз. Потом задирает высоко огромную башку и в небо уносится протяжный вой.

Подчинение. Моя власть. Они отступают. Медленно, не сводя желтых холодных глаз. Исчезают в кустах. Сестра плачет. Я обнимаю ее.

* * *

— Выкиньте его на улицу! Он же просто подыхает! А если мы все заразимся это херней! А