Herr Интендантуррат - Анатолий Федорович Дроздов

class="p1">– Через пятьдесят лет. Ваши диктофоны – чемоданы с бобинами пленки. Что у немцев, что у нас. У англичан и американцев не лучше.

– Погоди! – сказал Ильин, вставая. – Я сейчас!

Крайнев всерьез опасался, что Ильин побежал за подмогой, и на всякий случай проверил «люгер». Ильин вернулся один. В руках он держал глиняную миску с дымящейся картошкой и шмат сала. Бухнув все это на стол, майор достал из кармана бутылку самогона.

– Без бутылки трудно! – пояснил, разливая самогон.

Крайнев пожал плечами и сел на лавку. Они выпили, закусили, после чего Ильин попросил повторить. Крайнев подчинился. Заново выслушав его рассказ, Ильин попросил продемонстрировать диктофон. Майор шептал, кричал и ругался матом; зажигалка послушно шептала, кричала и ругалась следом.

– Саломатин знает? – спросил Ильин, закончив проверку.

– Да. Я рассказал, перед тем как уйти в сорок втором.

– Мне он не говорил! – пожаловался Ильин.

– Причины не было.

– Я сообщил Судоплатову, что ты Петров, – вздохнул Ильин. – Как быть?

– Пусть остается. В сорок первом я был Брагиным, теперь стану Петровым. Сам капитан наверняка погиб с группой. Не посрамлю имя.

– Ночью прилетит самолет. Вдруг за тобой?

– Не полечу.

– Нарушишь приказ?

– Посадишь под пистолетом – исчезну в пути, – сказал Крайнев. Он решил, что Ильину не обязательно знать детали перемещения во времени.

– Почему? Тебя знаешь, как примут?!

– Знаю. Сунут в подвал и станут допрашивать. Бить, оставлять без сна, ссать на голову…

– Это ты зря! – насупился Ильин.

– Клевещу? В мое время рассекретили документы, да и люди, которых пытали в застенках НКВД, рассказали. Скажешь, не было? Массовых арестов, беззаконных расправ? Следователей-костоломов? Палачей, расстреливавших в подвалах невинных?

– Не все такие! – обиделся Ильин.

– Знаю. Про дивизии НКВД, стоявшие насмерть под Москвой и Сталинградом. Про тысячи бойцов НКВД, павших смертью героев. Про огромную работу, которую делает «СМЕРШ». Знаю, как ты, рискуя жизнью, подрывал мосты в тылу врага. Но в Москве говорить со мной будут другие. Скажут: «Давай новейшее оружие – немца бить!» Не могу, даже если б хотел – установка не рассчитана на перемещение тяжелого груза. «Давай чертежи, сами сделаем!» Во-первых, не сделаете: нет оборудования, технологий. Во-вторых, никто мне чертежей и образцов не даст – насчет этого в моем мире существует приказ, четкий и недвусмысленный. В-третьих, это просто не нужно: в разгар войны перевооружения не устраивают – слишком долго и затратно. Только навредим. Единственное, чем могу помочь, – личное участие. «Ах, так! Не хочешь помочь, троцкист-уклонист! Родину не любишь?! Что ты там говорил про Советскую власть?» Пришьют 58-ю статью, отведут в подвал… В лучшем случае, пошлют на лесоповал. Оно мне надо?

– Выпьем еще! – предложил Ильин.

Крайнев согласился.

– Ты вот палачей вспомнил, – сказал Ильин, – про расстрелы. Первого человека я год назад расстрелял. В бою спрятался в кустах, а люди заметили. Что делать? Не накажешь – другие спрячутся. Кому охота под пули лезть? Осудили труса. Встал вопрос: кто приведет в исполнение? Кликнули добровольцев. Мнутся люди: никому не хочется. Одно дело – немца или полицая, а тут свой… В одной землянке спали, из одного котелка ели. Как быть? Приказать? Вдруг откажутся? Этих тоже к стенке? Полбригады перестрелять можно. Саломатин говорит мне: «Ты судил, ты и приводи в исполнение!» Пришлось. Ну, раз одного расстрелял, про других и спрашивать не стали. Особист – его работа! А какой я особист? Мое дело – мосты рвать, а не людей расстреливать! Ладно, шкуру полицейскую шлепнуть, а тут приходит в бригаду пацан, просится воевать. Дескать, комсомолец, патриот, не могу видеть, как враг топчет землю. «Откуда ты, из какой деревни?» Называет. Знаем мы эту деревню – полицейская. Есть такие. Почти все мужики в них немцам служат. Что ж, в войну всякое бывает: один брат у немцев, другой – у партизан. Берем, но присматриваемся. Просится на задание. Отправляем, но ребятам из группы наказал смотреть. Приходят, докладывают: по пути отпросился в деревню, якобы родственницу навестить. Заметили ребята, в какую хату заходил, послали нашего. Тот винтовку на хозяйку: «Говори!» Та и призналась: забегал пацан, оставил бумажку, просил в полицию снести. Берем бумажку: донесение! Численность бригады, вооружение, дислокация, настроение личного состава… Доказывать нужды нет – лазутчик. На допросе сразу поплыл: в полиции приказали стать шпионом; сказали, родных расстреляют, если откажется. Похоже, не врет, но что делать? Если б сразу признался – одно дело. Но он задание выполнил, своим донесением бригаду на смерть обрек! Хорошо, что перехватили! Веду я его к оврагу, а он плачет. Совсем пацан, семнадцати нету. Плечи худенькие, лопатки торчат, трясутся… Между этих лопаток и выстрелил… Скажи мне, если ты такой правильный, кто я после этого? Палач?

Крайнев покачал головой.

– А кто?

– Человек долга.

– И я так считаю. Только сердце болит. Я этого пацана до сих пор помню. Лица других расстрелянных забыл, а его не могу. Вот так!..

Ильин пригорюнился. Крайнев захотел его приободрить, но в этот миг стукнула дверь, и на пороге появился Саломатин.

– Так! – сказал он, мигом оценив обстановку. – Нарушаем приказ? Самогонка, да еще с утра?

Ильин вскочил.

– Виноват, товарищ полковник!

– Ладно, он! – Саломатин ткнул в сторону Крайнева. – Интендант, что с него взять? А ты? Майор госбезопасности!

– Исправлюсь!

– Исправляй! Костры для самолета я готовить буду?

Ильин козырнул и убежал. Саломатин сел и стал жадно есть остывшую картошку. «Покормить некому! – вспомнил Крайнев. – Жену с дочкой на Большую землю отправил».

– С какой радости вы тут пьянствуете? – спросил Саломатин, покончив с картошкой.

– Признался ему, кто я.

– Да? – Саломатин улыбнулся. – Поверил?

– Не сразу, – Крайнев указал на бутылку.

– Показывал ему исчезновение?

– Хватило этого, – Крайнев взял зажигалку и включил звук. Саломатин послушал и захохотал.

– Интересная штучка, – сказал, повертев в пальцах зажигалку.

– Вот еще! – Крайнев разложил на столе фальшивые документы.

– Солидно тебя снарядили, – сказал Саломатин, ознакомившись с каждым. – Органы работали?

Крайнев кивнул.

– Какой у них интерес?

– Познавательный. И личный.

– То есть?

– Операцией руководит подполковник Гаркавин. Твой внук.

– Ух, ты! – Саломатин вскочил и заходил по избе. Внезапно подскочил и испытующе заглянул в глаза Крайневу. Тот в ответ улыбнулся.

– Трудно поверить! – признался Саломатин. – Дочке два месяца, а уже внук! Да еще подполковник!

– У меня правнуки, – успокоил Крайнев. – В тридцать-то лет! Мне труднее. У тебя внук когда еще родится, а мои – вот они, рядом.

– Сын Сони?

– Ефим Гольдман. У внуков такая же фамилия. Представляешь?

– Разве дело в этом? – засмеялся Саломатин. – Главное – деточки, живые, здоровенькие. Ах, ты!.. Значит, правда? Все будет хорошо? Немцу хребет сломаем, войну выиграем и будем жить?

– Будем! – подтвердил Крайнев, пряча глаза.

– Виктор! – Саломатин обнял его. – Ты даже не понимаешь… Когда ты в сорок втором