Анти-Горбачев 2 (СИ) - Сергей Тамбовский

традиционный хлеб-соль. Романов отщипнул кусочек каравая, посолил его и съел, после чего сказал, что все церемонии передвигаются на потом, а пока надо делами заниматься.

— Значит вы тут вместо Брюханова теперь главным? — сразу вычленил он нужного человека в толпе встречающих.

— Так точно, Григорий Васильевич, — чётко по-военному отвечал тот, разве что каблуками не щёлкнул, — Александр Коваленко. А это новый главный инженер — Николай Фомин, — он показал на соседа.

— Отлично, — улыбнулся Романов, — давайте сначала по станции пройдёмся.

И они вместе со Щербицким и Александровым отправились ко входу в четвёртый энергоблок, представители же местной власти остались стоять возле вертолёта.

— А кстати, поясните мне, тёмному в этих делах человеку, — неожиданно попросил Романов, — зачем на атомных станциях такие большие и длинные трубы? Здесь же ничего не сжигается, отработанных газов как будто бы нет…

— Хороший вопрос, Григорий Васильевич, — сразу поймал нужную волну новый главный инженер. Многие про это спрашивают — так вот, трубы здесь нужны для отвода в атмосферу, желательно как можно дальше, радиоактивных инертных газов, которые образуются в процессе работы блока и не полностью улавливаются фильтрами.

— Что за газы, насколько они радиоактивные? — сразу задал 2 вопроса Романов.

— Радон, криптон и ксенон, — тут же выпалил Фомин, — такая уж особенность ядерного деления в реакторе. Радиоактивность у них остается… с чем бы сравнить… если с естественным фоном, то где-то втрое-вчетверо больше. Для успокоения могу отметить, что выбросы обычной тепловой электростанции суммарно дают в год в разы больше радиоактивности.

— Вы меня успокоили, — улыбнулся Романов, — с чего начнём?

— Если очень грубо, — продолжил Фомин, — то АЭС по сути мало чем отличается от ТЭЦ, разве что мерами безопасности. Если на ТЭЦ энергия берется от сжигания топлива — газа или мазута, то здесь сердце станции ядерный реактор, где происходят процессы деления атомов урана сопровождающиеся выбросом тепловой энергии. Далее мы отводим эту энергию с помощью теплоносителя…

— Воды? — уточнил Романов.

— Вода была в первых вариантах реакторов, сейчас в основном используется натрий. И разогретый теплоноситель крутит турбины, которые и вырабатывают электрический ток. Таким образом в центре блока у нас реакторный зал, по бокам от него циркуляционные насосы, очень важный элемент конструкции, а слева машинный зал с турбогенераторами. Справа блочный щит управления — на него выведены все регулировки реактора.

— Давайте начнём с реакторного зала, — предложил Романов.

— Давайте, — легко согласился Фомин, — только надо одеть халаты и шапочки, такой у нас регламент.

Размеры этого зала поражали воображение… никак не меньше, чем 100×200 метров. В дальнем конце виднелся круг, вымощенный квадратиками.

— Вот это, я понимаю, и есть реактор РБМК, — показал на него Романов.

— Не совсем, Григорий Васильевич, — поправил его Фомин, — это плиточный настил, а сам реактор внизу. Через отверстия этого настила загружаются новые тепловыделяющие элементы взамен отработанных. Это делает специальное устройство под названием разгрузочно-загрузочная машина, вон она сбоку стоит.

— Хм… — собрался с мыслями Романов, — а управляющие стержни где? Которые из графита?

— Они под полом — когда появляется необходимость затормозить работу реактора, стержни вводятся в специальные канальные отверстия… а потом выводятся наружу. Если надо ускорить процессы.

— Конструкцию этих стержней доработали? — строго спросил Романов, — там был некий существенный недостаток, насколько я помню.

Тут в разговор вмещался Александров.

— Да, Григорий Васильевич, всё сделано в полном соответствии с протоколом той нашей встречи в НИИ-8.

— Эксперименты на реакторах этого типа запрещены? — всё же поинтересовался Романов.

— Последний по времени был в марте, — ответил Фомин, — с тех пор ни-ни.

— Это хорошо, — строго отвечал Романов, — давайте тогда сразу пройдём на пост управления.

— Блочный щит управления, так он у нас называется, БЩУ, — уточнил Фомин и указал направление, куда надо идти.

Они миновали два длинных коридора, поднялись на один этаж и вошли в ещё одно просторное помещение, где полукругом стояли экраны, богато украшенные лампочками, индикаторами и рукоятками с кнопками. Здесь имела место дежурная смена в составе 4 человек, старший повернулся к входящим и чётко доложил:

— Во время дежурства никаких происшествий не случилось. Старший по смене Александр Акимов.

— Очень хорошо, что не случилось, — заметил Романов, — а остальные товарищи у вас кто?

Остальные товарищи оторвались от своих дел и по очереди сказали, что это Старший инженер управления реактором Топтунов, старший инженер управления блоком Столярчук и старший же инженер управления турбинами Киршенбаум.

— Значит все в сборе, — сказал загадочную фразу Романов, а потом добавил, — покажите мне эту знаменитую кнопку с наименованием АЗ5.

— Вот она, — Акимов подвёл его к третьему щиту и ткнул в ничем не отличающуюся от остальных кнопочку под стеклянным колпачком.

= Ясно, — отвечал Романов, — были случаи её практического использования?

— На моей памяти нет, Григорий Васильевич, — сказал Акимов (все на посту естественно заранее знали, кто их посетит), — но в инструкциях чётко расписан регламент её использования.

— Инструкции у нас пишут для того, чтобы их нарушать, — сказал себе под нос Романов, но его услышали все, кто был рядом. — Ну хорошо, раз происшествий нет, то на него и суда нет — пойдёмте дальше.

На этом вся группа переместилась в кабинет директора станции и он, наконец, вышел на первый план, организовав чай и кофе.

— Мне всё понравилось, — снова взял на себя руль управления Романов, — особенно этот бравый начальник смены — сразу видно технически подкованного человека. Да, а что у нас с пятым энергоблоком?

— Его строительство заморожено, Григорий Васильевич, — доложил Александров, — ещё в конце марта заморожено. Вплоть до дальнейших указаний.

— А какой процент строительства там освоен?

— Около 30%, — сказал директор.

— Если поменять тип реактора на ВВЭР, — задумался Романов, — то его можно было бы и разморозить.

— Не получится, Григорий Васильевич, — твёрдо ответил Фомин, — это надо менять всю документацию и переделывать всё здание, начиная с фундамента. У ВВЭР абсолютно другие параметры, начиная с габаритов.

— Ладно, — вздохнул Романов, — что у нас, мало заброшки по городам и весям стоит, будет на одну больше. Безопасность важнее.

— А о какой безопасности вы говорите, Григорий Васильевич? — поинтересовался Фомин, — у нас всё под контролем. И потом, все знают, что атомная энергетика это самый безопасный вид энергетики.

— Скажите это американцам после случая на Три-майл айленде, — хмуро ответил Романов.

— Это была трагическая случайность, которая только подтверждает правило, — нашёлся Фомин. — Тем более, что у них там на этой Три-майл всё закончилось более-менее благополучно.

— Утечки в окружающую среду у них и правда почти не было, — ответил Романов, — но этот энергоблок они так и не восстановили. А знаете, сколько стоило его возведение?

— Сколько? — спросили сразу трое.

— Около миллиарда, — веско припечатал Романов. — Списали в убытки. Наш стандартный энергоблок на РБМК немногим меньше стоит. К этому надо бы добавить ещё миллиард, который пошел на устранение последствий. 200 тысяч человек эвакуировали из 30-мильной зоны. А хотите, я вам коротенько нарисую последствия аварии… гипотетической аварии вот на этом четвёртом блоке? После эксперимента с выбегом турбогенератора?

— Конечно, хотим, — сказали в один голос директор и главный инженер, а Александров со Щербицким сидели и помалкивали, они уже в курсе были.

— Ну тогда слушайте… — и Романов коротенько пересказал им ход событий реального 1986 года, начиная с 26 апреля.

— Это фантастика какая-то, — сказал, переварив полученную информацию, Фомин, — начать надо с того, что никто и никогда не сможет вытащить все стержни из реактора. Автоматика заблокирует.

— Автоматику же можно отключить, — напомнил Романов.

— Можно, — с натугой согласился Фомин, — но это требуется согласование всех ответственных лиц.

— На лиц можно надавить авторитетом, — продолжил бомбить его Романов.

— И потом, — продолжил сомневаться Фомин, — такой мгновенный разгон реактора это из области чистой фантастики. У нас есть уже опыт одного такого критического случая, на Ленинградской станции, там же всё закончилось удачно.

— Ленинградцам просто повезло, — вздохнул Романов, — что у них в смене не было фанатиков ядерной энергетики, которые во что б то ни стало хотели довести до конца сомнительные эксперименты. И потом — там же компоновка реактора немного другая, на десять лет раньше ту станцию построили.

— Ну может быть, — отвечал Фомин, но по лицу его было видно, что он не согласен ни с одним романовским аргументом. —