Гарпунер - Андрей Алексеевич Панченко

— Точно дурак! — констатировал Попов — у тебя замечательные перспективы Жохов! Ты передовик, лучший гарпунёр флотилии, представлен к государственной награде, и можешь высоко взлететь, не просри такую возможность Витя! Сам то ты как думаешь, зачем я этот разговор затеял? Или ты считаешь, что мне делать нечего, а только следить за тобой, и выявлять кого ты на койке валяешь?!

— Э… Ну я не совсем понимаю, что входит в обязанности дублёра капитан-директора — задумался я — но сколько раз и кому я присунул, это вроде как только моё дело!

— Считай, что твою шутку я оценил и от души посмеялся, но ты ошибаешься Жохов! Это теперь дело партийной организации всей флотилии! Ты мне поверь, как опытному партийцу, не пройдёт и пары недель, а мы на точно таком де собрании будем разбирать вопрос одного глупого и получается недостойного кандидата, который ведёт аморальный образ жизни! Догадываешься, кто этот кандидат?!

— Я что ли? — догадаться было очень трудно, но я всё же попытался, других кандидатов на эту роль, кроме меня любимого я вспомнить не смог.

— Ну вот, дошло до тебя наконец то! Я тебе зла не желаю Виктор, я тебя сам в партию рекомендовал и из-за тебя теперь могу пострадать! И не только я, а ещё и старпом и замполит! Ты же не хочешь, чтобы у нас были неприятности? Или хочешь? — пристально уставился на меня Попов.

— Нет конечно, вам я неприятностей точно не хочу — а старпому нагадить только рад буду, подумал я, но в слух этого говорить конечно не стал — вы для меня много сделали, что же я, вам гадить буду?

— А уже гадишь! В общем так, жениться или нет, конечно твоё дело. Если женится не хочешь, то лучше иди и утопись! И что бы к Ирине больше не подходил! Мы с тобой вроде бы договаривались, насчет свадьбы во Владивостоке, так вот, если ты всё же не передумал, то заявление уже сегодня, от вас обоих, должно лежать на столе капитан-директора! Ситуация поменялась кардинально, сам должен понимать, ты теперь на виду! Ты же понимаешь Жохов, что будет, если ты не сделаешь, как я тебе сказал?

Я понимал… Да чего там понимать, если я не получу на свой безымянный палец кольцо в самое ближайшее время, участь моя будет предрешена. Я ясно представил, как меня с позором изгоняют с заседания партколлектива флотилии, забрав партбилет. Затем, вызывают на него всех несчастных, кто выдал мне рекомендации и начинается кровавая экзекуция. Затем, по ее окончании, меня вызывает к себе замполит и образцово показательно ставит в позу заядлого дачника и порет. А потом, что останется от гарпунера Жохова, зверски и с особым цинизмом изнасилуют Попов, старпом и капитан-директор. Ну а дальше, меня с разодранной в клочья задницей исключат из комсомола и понизят в должности до камбузёра. Но и на этом мои неприятности не закончатся, и по возвращении во Владивосток, с флотилии меня вообще выпрут, направив для дальнейшей службы последним помощником капитана самой засранной и маленькой колоши наркомата рыбной промышленности, которая насквозь поравнялась рыбьими потрохами и держится на плаву за счет того, что гавно не тонет. Вот, в принципе, и все. Такие радужные перспективы у тебя Жохов!

— Понимаю… — обреченно пролепетал я. Эх, твою же мать! Сколько от судьбы не бегай, а все дорожки, помимо моей воли, ведут меня под венец. И не то что бы я был против, но всё же это я должен решать, а не замполит с Поповым! Я плыву по какому-то течению, которое захватило меня и не хочет выпускать из своих цепких объятий!

Заявление мы с Иркой подали в тот же день, а свадьба была назначена на следующий, во время очередной бункеровки «Энтузиаста»…

И вот ровно через сутки, почти ночью, я стоял перед капитан-директором в старом кителе Жохова, который я не надевал уже несколько месяцев, на ногах начищенные до блеска сапоги, на голове «трофейная» фуражка старшего штурмана флотилии. Тесновата стала мне эта одёжка, раздался, за время непрерывной тяжёлой работы гарпунёром, в плечах Витька Жохов. Рядом счастливая и очень красивая Ирка. Не знаю каким таким волшебным образом, но за сутки, она успела подготовиться к свадьбе. На ней новое платье, на голове фата, и даже цветы в руках! Цветы знакомые, видел я их в горшках в лазарете, живодёры, всю «клумбу» под нож пустили ради такого случая. Платье подозрительно хорошо сидит, невозможно так за двадцать четыре часа сшить, есть у меня подозрение, что оно уже у моей невесты давно готово и только ждало своего часа. Коварные всё-таки существа женщины, она заранее всё знала, и готовилась, даже не сомневаясь, что этот день, когда ни будь настанет. И главное счастливая такая стоит, не замечая, что у её избранника горе, считанные минуты оставались, до того, как Витька Жохов потеряет свою свободу навсегда!

На белом блюдце, взятом на время в столовой, лежат два золотых кольца, подарок мне на свадьбу от команды «Энтузиаста». Кольца самодельные. Из собранного по сусекам и заначкам лома, стармех выплавил ацетиленовой горелкой две заготовки, а затем с помощью «напилинга» придал им более-менее пристойный вид. Всё как у людей, и даже брачная ночь будет, сегодня, буквально на один рейс, «Энтузиаст» уходит без своего гарпунёра, Митька меня заменит. Он справится, я в нём, как и в Толике Ашурове не сомневаюсь, ну а мне только и осталось, что поставить свою подпись и надеть колечко на палец невесты.

Вместо марша «Мендельсона», наш духовой любительский оркестр играет «Интернационал» (мне кажется они просто не знают других мелодий!), в столовой стоят накрытые белой скатертью столы, на которых, в честь такого дела, помимо обычного ужина тоскливо затерялись несколько бутылок вина, выделенных командирами. Вся свободная от вахты команда «Алеута» стоит за нашими спинами, сегодня большое событие не только для меня и моей будущей жены, сегодня первая свадьба которая проходит на борту плавбазы, за всю недолгую историю флотилии «Алеут»!

— Живите долго и счастливо! И с пополнением не затягивайте, новые китобои нашей стране пригодяться! — с улыбкой заканчивает свою торжественную речь капитан — директор — а теперь всех прошу к столу! Заступающие на вахту! Внимание! От кого учую запах алкоголя, будет оштрафован!

На этой оптимистичной ноте и под расстроенный гул немногочисленных страдальцев, мы уселись на почетное