Александр Тестов - Варяги

Наконец они добрели до поселка, и стража, узнав их, пропустила друзей вовнутрь, открыв створку ворот.

Друзья расстались, пожелав друг другу спокойной ночи. Каждый пошел к себе, решив, что все обсуждения могут подождать до утра.

Вадим почувствовал себя чертовски уставшим, и, едва добравшись до постели, рухнул и тут же заснул. Шаманка обещала, что он увидит вещий сон. Но ему решительно ничего не снилось. Абсолютно.

И только под утро он на миг увидел длинный загон, в котором металась серая свинья. Животина бегала по загону, ища выход, тыкалась рылом в сплошное ограждение, отчаянно визжала и хрюкала. Затем сновидение резко оборвалось, улетучилось, растворившись в утреннем тумане.

Глава седьмая Испытание на прочность

Храбрецы умирают, но не сдаются.

Поутру у соседей проорал петух. Проорал громко и истерично. Ему ответил другой, потом еще один. А еще через минуту все петухи Каргийоки рвали глотки, соревнуясь друг с другом в мастерстве. Каждый из петухов считал себя лучшим и оттого петушиный хор надрывался и усердствовал, пока хозяева не встали и не захлопали двери изб.

Из соседнего дома вышел сонный Юски и засветил в своего петуха поднятым с земли камушком.

— Надоел, зараза!

Ловко пущенный камушек, угодил петуху прямо «в кукареку». Он пошатнулся и плюхнулся вниз с забора, а потом дернулся пару раз и затих. Юски был зол, он только два часа назад пришел со смены у ворот Каргийоки и только лег, а тут эти горлопаны.

Следом вышла его жена и, увидев поверженного султана курятника, громко запричитала:

— Ай-яй-яй… что натворил?! Юски, старый мухомор, ты же убил его! Как есть убил! Вепс сладко потянулся и спокойно ответил:

— Сваришь его сегодня, похлебки охота.

— Чтоб тебя комары покусали, — не унималась жена, — кто курей теперь топтать будет? Ты, что ли, старый хрен? Юски обиделся, не был он старым, не насчитал он еще и сорока зим.

— Молчи, дура, — заходя в дом, огрызнулся Юски, — у нас молодой петушок подрастает, вот пусть он и топчет.

Жена, продолжая причитать, взяла убиенного петуха за ноги, посмотрела — нет, не дышит — и пошла вслед за мужем.

Вадим потянулся, он отчетливо слышал их ругань, но понял не все, а то, что понял, его не касалось. Начинался новый день, и Вадим еще не знал, что этот день станет последним не только для этого петуха…

Окончательно проснувшись, Вадим быстро привел себя в порядок и, выпив вчерашней простокваши, пошел в большой хозяйский дом. Мысль о метавшейся во сне свинье в загоне не давала ему покоя. Он еще полностью не осознал к чему этот сон, но смутная разгадка была где-то рядом, это он чувствовал точно.

Последние метры до дома главы рода он уже не прошел, а пробежал. Вывернув из-за дома, он увидел бодрого Конди, плескавшегося у бочки с водой, и сонного друга. Павел стоял, прислонившись к дверному косяку, и, ожидая своей очереди к умыванию, дремал.

— Конди, Паша — доброе утро, — Вадим быстро поздоровался. — Кажется, у меня есть идея. Собирайтесь, пошли. Павел вздрогнул, выходя из дремоты, и, забыв про умывание, спросил:

— Ты что-то придумал?

Но друг, не слушая, быстро вошел в дом. Конди, на ходу вытирая руки о рушник, последовал за ним, последним в дом прошествовал зевающий Павел.

Когда они прошли к столу, Вадим стал быстро излагать вепсу свой план, который только что созрел в его голове. Объяснить Паше оказалось труднее, его еще не проснувшийся мозг отказывался воспринимать хитроумные идеи друга. Мозгу мешал голодный желудок.

Пашу пришлось оставить дома — завтракать и умываться, а Вадим увлек Конди к воротам поселения. Подойдя к ним, Вадим долго бегал взад и вперед, махал руками, показывал и объяснял, настаивал и даже требовал. Наконец Конди улыбнулся и кивнул — мол, понял, согласен. Пока Вадим суетился у ворот, собралась большая толпа зевак. Глава рода обвел взглядом столпившихся сородичей и громко приказал:

— Всем слушать Вадима, делать — как он скажет!

Вепсы одобрительно зашумели, — дескать, как надо, так и сделаем — приказывайте. Вадим поблагодарил Конди и, выступив вперед, огласил список необходимых ему материалов.

— За дело! — рявкнул Конди. Вепсы стали быстро расходиться. Вадим заметил Валуя.

— Валуй! И, когда бородач-новгородец подошел, продолжил:

— Подымай всех наших — есть дело! Без лишних вопросов Валуй, качнув головой, пошел выполнять приказ.

Уже через полчаса Каргийоки загудел, как разбуженный пчелиный улей. Вепсы по приказу Вадима и Конди стаскивали к воротам бревна, доски и камни. Еще через полчаса явился Павел и, оглядев деловую суету, подошел к другу и непонимающе спросил:

— А что здесь, собственно, происходит? Вадим улыбнулся.

— Карусель строим.

— Уж не для викингов ли?

— Ага, — ответил Вадим, — для них сердешных.

Дело шло быстро, почти все жители Каргийоки включились в работу. Даже дети решили принять участие в этой забавной игре взрослых. Дядя Вадим обещал тому из них, кто больше натаскает камней, вручить горшочек меду. Дядя Вадим сказал, а дядя Конди перевел, пообещав от себя, что если они не будут помогать, то получат по жопе.

— Вперед, лентяи! — напутствовал детей глава рода.

И детишки от семи до четырнадцати лет, громко крича, наперегонки кинулись к реке, за камнями.

Ярл Гутрум, сын Сёльви по прозвищу Тур,[40] запряг своих «драконов» и теперь подходил к берегу, где еще совсем недавно один из его хёвдингов сжег деревню упрямых вепсов. Вепсы из рода лесного медведя отказались платить дань и Гутрум послал один драккар наказать непокорных.

Ему доложили о выполнении и даже перевыполнении плана, ибо в том набеге не только сгорела вся деревня, но удалось настигнуть и убить сына главы медвежьего рода. Но наглые вепсы продолжали упорствовать в своем нежелании давать дань ярлу Альдегьюборга.

Гутрум Сёльвинссон получил свое прозвище давно, лет десять тому назад. Тогда он явился на берега Альды, выгнал вепсов и словен с высокого берега реки и срубил борг. Ярл был могуч и силен, но и упрям как бык. Его раздражало малейшее неподчинение этих диких вепсов. И он, как боевой бык с красными от ярости глазами, кидался вновь и вновь наводить порядок и устанавливать свои законы.

Это лето было его тридцать вторым по счету и в его длинных, серо-черных волосах появилась первая седина. Ярл стоял на носу своей флагманской ладьи, опираясь о шею носовой фигуры дракона. Его рыжая, заплетенная в косу борода воинственно топорщилась. Гутрум пребывал не в лучшем расположении духа — несколько дней назад он напал на новгородцев, переправлявшихся через реку. Ему удалось уничтожить не менее сотни врагов, но сам он потерял один из драккаров и более четырех десятков его воинов отправились в Валгаллу. И вот вчера он взнуздал четырех своих «драконов», намереваясь обрушить праведный гнев на главное поселение вепсов из рода лесного медведя. У ярла оставалось в борге еще три корабля и две сотни воинов во главе с его братом Бьярни.

При мысли о брате у ярла скривились губы. Бьярни — его младший брат был храбр, но туп как пробка от бочки, к тому же любитель выпить. Гутрум постоянно запирал погреб с медовухой и пивом. Но его братец всякий раз где-то находил выпивку и, нализавшись браги, не раз устраивал настоящие штурмы погреба, с тараном и дикими воплями. Ярла это бесило даже больше, чем отсутствие дани от вепсов. А совсем недавно Бьярни, опустошившего с дружками бочонок хмельного меда, потянуло на любовь. Пока ярл разбирался на переправе с новгородцами, его брат в пьяном угаре налетел на ближайшую к боргу весь. Бьярни с дружками древками копий разогнали немногочисленных вепсских мужиков и перепортили всех девок и баб, включая двух старух.

Вернувшись из похода, Гутрум застал брата в печальном настроении. После любовных утех младший Сёльвинссон подхватил какую-то заразу и теперь мучился с распухшей мошонкой, стонал и охал, не мог ходить и писал кровью. В общем и целом выглядел братец крайне печально. Похожая беда наблюдалась и у десятка его бражников, бывших с ним в ту злополучную ночь.

При воспоминании об этом происшествии, Гутрум грязно выругался. Это был настоящий саботаж — подрыв боеспособности. За одну ночь его дружина потеряла с десяток воинов, а как вылечить их — никто не знал. Хуже того, это могло оказаться заразным. «Не иначе, боги испытывают нас» — подумал ярл и приказал спалить нечестивую весь вместе с заразными женщинами, включая и двух старух.

Ярл мотнул своей бычьей головой, отбрасывая грустные мысли. Место высадки было уже близко — они приближались. Гутрум заприметил на берегу в камышах какое-то движение. Их заметили, но ярлу было на это решительно наплевать. С ним на драккарах шли двенадцать десятков его воинов, с ним был его лучший хёвдинг хускарлов — Улаф по прозвищу Берсеркер. Перед этим не устояли даже ворота франкских городов, а тут какие-то жалкие вепсские заборы.