Моя чужая новая жизнь - Anestezya

Я нехотя повернулась к нему:

— Рука болит, — что было в общем-то правдой.

Чувствую, долго мне ещё будет аукаться этот перелом.

— Мы скоро приедем.

Я упрямо смотрела в окно, всем видом показывая, что не расположена к задушевным беседам. Надеюсь, теперь мы будем меньше пересекаться, а там глядишь и выписка подоспеет.

— Вам конечно пришлось тяжело, но вы не представляете насколько помогли армии Вермахта.

— Я думаю, вы бы прекрасно справились и без меня. Вы же не блефовали, когда собирались отправить местных разминировать мост?

— Считаете меня чудовищем? — в его глазах мелькнула подначивающая насмешка.

Что толку объяснять ему, какой он мудак? Думаю, он и сам это знает, а может, и нет. Уверен как и все немцы, что творит правое дело. Как там в теории нацизма? Есть «право имеющие», а все остальные — твари дрожащие?

— Я понимаю, что жестокость на войне — необходимая мера, — пришлось прикусить язык и пробормотать более-менее подходящий ответ.

— Я не одобряю бессмысленную жестокость, — да ты поступаешь ещё хуже чем Штейнбреннер, который ебашит всех подряд из огнемёта. — Безусловно было проще отправить местных баб проверить поле, но зачем разбрасываться ресурсами? Союз — огромная территория, понадобится немало рабочих рук, чтобы обрабатывать эти земли. Если бы мальчишка продолжил упрямиться, конечно пришлось бы так поступить, но я предпочитаю многоходовые стратегии. Этот боец может оказаться полезным, но по своей воле никогда бы не перешёл на нашу сторону, а теперь, когда я отрезал ему все пути к бегству, очень надеюсь, он пересмотрит свои взгляды. А какой способ разговорить пленного бы придумали вы?

Тьфу на тебя, ну и вопросики!

— Так сразу и не скажешь, — я постаралась улыбнуться. — Боюсь, я совсем не сильна в стратегиях.

— Это так, — усмехнулся гауптман. — Но мне кажется, у вас есть потенциал со временем освоить это искусство. Что-то не нравится мне наша беседа. В голове уже давно зажглась красная лампочка — ахтунг, опасно!

— Не думаю, что мне это пригодится, — пора напомнить, что я как бы не Мата Хари, а безобидная девчушка, к тому же по уши влюблённая. — Предназначение женщины быть опорой своему мужу, вести дом и стать матерью. После свадьбы я скорее всего оставлю службу.

— А как же наш священный долг?

Вот явно не туда вы пошли служить, герр Ягер. С такими инквизиторскими замашками вам бы больше подошло гестапо или Абвер.

— Разумеется я не имела в виду уходить прямо сейчас, но ведь война долго не продлится. Я уверена, летом мы уже вернёмся в Берлин с победой.

Ягер загадочно кивнул, а я снова заволновалась. Может, переигрываю? Одно дело, если бы так говорила безмозглая школьница с промытыми мозгами, но я-то ведь на фронте уже не первый месяц. Я же не могу не видеть, что дела обстоят не так радужно, как вещают на радиоточках. С другой стороны скажи я иное — вмиг объявят, что я поддаюсь «пораженческому настрою» и развожу панику и отправят в тихий лагерь лечить нервишки.

* * *

Я думала, что после такого дурдомного дня полночи буду ворочаться без сна, но вырубилась, едва голова коснулась подушки. Нехорошо конечно получилось. Надо было сходить и узнать, как там Николай. Ничего, как раз скоро утренняя перевязка — вот и повод посетить раненого. Но оказывается меня поджидал неприятный сюрприз. Я как ни в чём ни бывало подрулила к знакомой палате и не прошла фейс-контроль.

— Простите, фройляйн, но сюда нельзя, — бесстрастно отчеканил караульный.

— Но я выполняю поручение гауптмана Ягера, — новенький что ли?

— Герр Ягер приказал кроме врача никого не впускать.

Тут без вариантов, слишком хорошо знакомо мне это выражение морды лица «приказ же». Да и настаивать на своём, значит, обеспечить ненужные подозрения. Я медленно отошла от палаты. Странно всё это. Ягеру же по идее ещё понадобится переводчица, но по ходу это буду уже не я. Навстречу мне торопливо шла девушка-санитарка. Блядь, да с чего такая рокировка? Он меня в чём-то подозревает? Вполне возможно, ведь я проявляла недопустимое сочувствие к врагу Германии, но с другой стороны ничего совсем уж криминального я не сказала и не сделала. Скорее всего хитроумный гауптман решил перестраховаться и ничего не оставлять на волю случая. Ну и прекрасно, зато теперь я избавлена от необходимости терпеть его общество. Завтрак я пропустила, поэтому к обеду была в столовке чуть ли не первая.

— Вы не против?

Да что ж ты будешь делать. Столиков других нет, что ли?

— Ну что вы, — чувствую, поесть мне не удастся — Ягер явно припёрся для очередной каверзной беседы.

— Я решил последовать совету доктора Йена и не злоупотреблять вашей помощью, — без предисловий начал он. — Самую важную информацию я выяснил, дальше вполне справится русская санитарка. Надеюсь, вы не в претензии?

— Конечно нет, — безразлично ответила я.

Терпеть не могу, когда кто-то в упор пялится, пока ты пытаешься поесть. Благо год, проведённый в армейке, заставил меня пересмотреть многие привычки. Так что я продолжила невозмутимо наворачивать супчик, тихо про себя надеясь, что наш разговор на том и кончится.

— Вы безупречно справились с поставленной задачей, — блин, ты есть сюда пришёл или трындеть? — Что вы скажете, если я предложу вам перевестись в мою дивизию?

— Простите, но я откажусь, — да где ж я так нагрешила, что мне сказочно везёт на такие плюхи от вселенной?

— Почему? — невозмутимо спросил он. — Мне казалось, мы неплохо сработались.

Неплохо сработались мы с Вилли, а то, что ты мне устроил, я даже затрудняюсь как-то назвать.

— Я предпочитаю оставаться в части, где служит мой жених.

— Бросьте эти романтические глупости, — снисходительно усмехнулся Ягер. — На войне недопустимо ставить на первое место личные эмоции. Служить в дивизии «Великая Германия» намного престижнее.

— Конечно, — я покладисто кивнула. — Но я ведь вам говорила, что не стремлюсь построить карьеру в военном поприще. К тому же я не профессиональный переводчик.

— Обычно я предпочитаю не иметь дел с неопытными девочками, но ради вас готов сделать исключение

В его голосе промелькнули мурлыкающие нотки. Он что — подкатывает ко мне?

— Под чутким руководством опытного мужчины вы можете достичь определённых успехов.

— Кажется