Петр Третий. Огнем и Мечом - Владимир Викторович Бабкин

Смотрю в подзорный бинокль.

Вмятина на кирасе. Пробития нет.

— Ещё.

Бах!

Бах!

Бах!

— Результаты.

Побежал к мишени корнет.

Прибежал.

— Государь! Одно пробитие сквозное, одно пробитие внешнее, две вмятины!

Киваю.

— Благодарю, граф.

Юный корнет с энтузиазмом убежал на своё место.

Я прошёлся вдоль смотровой площадки.

Одно пробитие внешнее — это понятно. Одно пробитие сквозное — плохо. Не так чтобы совсем, да и бой такая штука, что может и в лицо просто попасть, но, всё же.

Мы испытывали местный вариант бронежилета. Материалов, современных мне у нас нет, но логика построения конструкции есть. Эффект не тот, но пробовать надо.

— Принесите.

Тут не корнет побежал, он офицер связи, а два простых солдата.

Принесли.

Осматриваю.

Две вмятины. Пробитие, но с обратной стороны нет. Хотя удар был таким, что минимум синяк, а то и рёбра поломает. Две пули кираса выдержала.

Нет, мы не изобретали новые материалы. Мы пользовались моими знаниями и тем что есть под рукой. Металл кирасы. Слой войлока. Слой внахлёст чешуек из металла. Вариант современного поддоспешника за кирасой. Многослойная защита разных сред и свойств. Пуля должна завязнуть в слоях. Завязли не все. Конечно, одно сквозное пробитие из четырех — это уже результат. Но смысл был в том, что первые ряды будут одеты в такие кирасы и примут на себя первые залпы.

Да, сие тяжёлая броня. Но и моих солдат никто не принуждал тащить к месту сражения их на себе. Кавалеристы доверяют коням, а пехотинцы будут полагаться на обозы обеспечения и их подводы. Если новые кирасы снизят мои потери хотя бы на треть, то можно считать, что я выставил на поле боя на треть большую армию. Это вам не шесть выстрелов в минуту.

— Господа. Новое испытание. Офицерские кирасы.

Бах!

Бах!

Бах!

— Принесите.

Тут лучше. Но, дорого. Слои шёлка между войлоком и чешуйками внутреннего слоя ощутимо поглощали энергию пули. В Корее умудрялись целые кирасы делать из многих и многих слоёв шёлка. Пуля европейского оружия шёлковые слои пробивала не всегда. Но, там, было слоёв сто. Почти как на наших генеральских кирасах. Самые лучшие кирасы у меня и у Павла. И, у Лины, конечно. Стрелять она тоже умеет. И шпага у неё не декор совсем.

Русское Августейшее семейство — это совсем не про балы.

Да.

А доспехи новые… Ну, что доспехи? Мы уже ушли от средневековых рыцарских доспехов, но ещё не пришли к полному броннику моей эпохи. Так чтобы с наплечниками, набедренниками и напашниками. После Семилетней войны и наших пристрелок по генералам и офицерам военная мысль качнётся и в эту сторону.

Солдатам в массе может и не надо. А офицерам и генералам вполне пригодится.

Сменят треуголки на шлемы если что.

Кардинал Ришелье при осаде Ла Рошели

Глава 6

Цорндорф

ВОСТОЧНАЯ ПРУССИЯ. КЁНИГСБЕРГ. КОРОЛЕВСКИЙ ЗАМОК. 18(29) июля 1758 года.

— Ну, и как тебе?

Павел усмехнулся, с интересом оглядывая казематы.

— Пыточная, как пыточная. Очень старая только. Сколько народу растянули на этой дыбе?

Пожимаю плечами.

— Сын, откуда мне знать? Замок старый. Менялись века. Правители менялись. Вопросы у правителей возникали и нужны были ответы.

Я уселся на дубовый стул палача, сделав приглашающий жест занять высокое кресло дознавателя. Был и третий стул для протоколиста, но мы здесь не для протокола.

Цесаревич оглядывал мрачное подземелье. Мы с ним с утра бродим по замку. Я здесь никогда не был ни в этой жизни, ни в прошлой. Но, имея опыт жизни в Кильском замке, я мог отвечать на вопросы сына о том, как всё устроено и как работает.

Третий день мы в Кёниге. Торжественный въезд и всё такое. Всякое верноподданническое и лучшие люди города и королевства имели честь и счастье нас приветствовать.

— Пап, а правда людей сильно пытают в таких местах?

Смеюсь.

— Нет, сын, чаще всего, — нет. Это больше театр. Но, люди верят в сказки. Достаточно допрашиваемого привести в такой каземат, освещённый зловещим светом, напугав, задёргав и затолкав в спину по пути. Чтоб ржаво скрипели где-то петли. Чтоб стоны звучали невыносимые. Чтоб истошно орал кто-то за стеной. Что-то вроде: «А-а-а, я всё скажу!» Показать страшную дыбу, на которую перед тем налили свиной крови, и большая часть начинает петь, что те соловьи на рассвете. У людей очень впечатлительная натура.

— Но, их же тоже растягивают?

— Часто — да. Но, не для ответов. Просто, чтоб на будущее не было желания сюда попадать ещё раз. Да и как растягивают? Пугают больше. Чуть-чуть боли, много страха и ужаса, и пошёл вон отсюда. Как говорится — иди и не греши больше.

Павел погладил подлокотники кресла.

— Забавно. Вот тут сидит дознаватель и…

Я его перебиваю:

— Забавно? В точно таком же кресле сидел твой прадед Пётр Великий, допрашивая на дыбе своего старшего сына Алексея Петровича за заговор против отца. И там был не театр. Боль была настоящей и Августейшая Кровь на дыбе тоже. Помнишь, чем для Алексея это закончилось?

Хмурый кивок. Разговор ему неприятен. Ничего, пусть помнит. Тут нет розовых слоников с мыльными пузырями.

— Сын, всегда будь внимателен к мелочам. Никто тебе ничего не должен, если ты не держишь власть. Власть имеет свойство расползаться, что тот песок между пальцами. И больше всего будь внимателен к тому, кто наследует тебе. А кто наследует за тобой Корону?

Нехотя:

— Лёшка.

Киваю.

— Верно. Алексей Петрович. Я, не дай Бог, не хочу наговаривать на твоего брата, но всегда помни, что Корона и Престол очень соблазнительные вещи. Люди ум теряют от этого. И всегда найдутся те, кто будет шептать и шептать на ушко о том, что Трон надо взять правильному Императору. А это соблазн. Пётр Великий пытал собственного сына, расследуя заговор. До него в истории это было далеко не один раз. Анна Леопольдовна подозревала свою Цесаревну Елизавету Петровну, и та, действительно, устроила государственный переворот. Елизавета Петровна всегда подозревала меня и относилась с опаской, просто не давая мне возможность такой переворот совершить. Но, я его совершил.

— Но, она же погибла при взрыве?

— Да. Но, я не имел точных сведений об этом происшествии. Но, мятеж я поднял и возглавил.

Усмешка:

— Боишься, что я устрою мятеж против тебя?

Устало тру глаза.

— Сын, вопрос не в тебе пока. Ты ещё юн для этого.