Инженер Петра Великого - Виктор Гросов

смертным приговором. Но остановиться я уже не мог. Азарт инженера, который увидел непаханое поле для работы, перевешивал страх. Я должен был попробовать. Надо было только придумать, как подсунуть эти идеи так, чтобы их приняли. Опять сослаться на деда? Типа, видел в детстве похожую хреновину, которую он мастерил? Или… подкинуть идею кому-то другому? Мастеру Игнату? Или даже Захару? Если они загорятся, решат, что это их гениальная мысль — да и хрен с ними. Мне слава изобретателя не нужна. Мне нужен результат. Нужен работающий станок.

Идея станка меня просто не отпускала. Сверлила мозг, требовала выхода. Я понимал, что это игра с огнем, но соблазн применить свои мозги

в таком масштабе был слишком велик. Это уже было не просто выживание, это был шанс реально что-то изменить, оставить след.

Я выбрал момент, когда мы с Игнатом остались одни у верстака, обтачивая очередную кривую цапфу.

— Мастер Игнат, — начал я осторожно, — а вот кабы такую штуку придумать, чтоб цапфы эти не руками шкрябать, а машиной? Ровно да гладко?

Игнат вздохнул.

— Эх, Петруха, если б знать такую штуку… Сколько б времени да сил сэкономили… А то шкрябаешь, шкрябаешь, а оно все равно криво. А потом артиллеристы ругаются, что пушка на лафете болтается…

— А я вот помню, — продолжал я типа невзначай, понизив голос, — дед мой покойный мастерил что-то похожее… Для обточки валов каких-то… Станком называл… Там, значит, деталь сама крутится, а ножик острый стружку снимает… Ровнехонько так получалось…

Игнат отложил напильник, посмотрел на меня с интересом.

— Станком? Крутится сама? А ножик снимает? Как же это он устроил, дед-то твой?

— Да я уж и не помню толком. Мелкий был. Помню только, бревна были дубовые, крепкие. И колесо большое, чтоб крутить, а деталь меж двух железок зажималась. А ножик тот на салазках ездил, вдоль детали…

Я специально говорил путано, намекая на основные части, но не раскрывая всех карт. Игнат слушал, наморщив лоб.

— Колесо… Меж двух железок… Ножик на салазках… Мудрено… А ты, Петруха, сможешь такое… ну, нарисовать хоть? Как оно примерно было?

Это был тот самый вопрос, которого я ждал!

— Дык, попробовать можно, мастер Игнат… Только я ж не грамотный, рисовать не умею… Так, углем на доске…

— А ты попробуй! — оживился Игнат. — Авось, и поймем чего… Уж больно заманчиво — машиной обтачивать!

В следующие дни, урывками, я «вспоминал» и рисовал Игнату на досках и бересте эскизы станка. Показывал станину, бабки, примитивный суппорт, маховик. Объяснял на пальцах. Игнат врубался медленно, но азарт его подстегивал. Он сам начал что-то прикидывать, предлагать свои идеи, вспоминать, что видел у плотников или колесников.

Когда общая идея станка более-менее вырисовалась, Игнат решился пойти с ней к Захару. Я на этом разговоре не был, но, судя по тому, что Захар потом подозвал меня и велел еще раз «намалевать» основные узлы уже для него, Игнату удалось его зацепить. Захар долго пялился на мои каракули, хмыкал, задавал каверзные вопросы, но в конце махнул рукой:

— Ладно! Черт с вами! Попробуем смастерить эту твою… крутилку. Только глядите у меня! Ежели зря материалы переведете — шкуры ваши пойдут на новые меха!

Официально разрешение и ресурсы выбить было нереально. Но Захар, как старший мастер, имел кое-какую власть и мог «не заметить», что где-то используются «лишние» материалы или пара мастеров заняты непонятно чем.

Он подозвал двух мужиков — плотника Тимофея, известного своей башкой на плечах и умением работать с деревом, и кузнеца Ерему, не такого гордого, как Кузьмич, но тоже мастера, который не боялся новой работы.

— Вот вам дело, — сказал Захар, кивая на меня. — Этот… Петруха… хреновину одну замыслил. Помогите ему смастерить. Тимофей — по дереву, Ерема — по железу. Чтоб к концу недели что-то похожее на правду было. Материалы… найдете. Чтоб я не видел и не слышал! А ты, Петруха, командуй! Да чтоб толк был!

Это был мой шанс. Я получил негласное добро, доступ к материалам (пусть и левым) и двух толковых мужиков в помощь. Тимофей и Ерема, хоть и косились на меня с недоверием, но приказ старшего мастера есть приказ. Мы забились в дальний угол цеха, где раньше брак валялся, и работа закипела. Я объяснял, тыкал в эскизы, Тимофей тесал и строгал дубовые брусья, Ерема ковал железки — оси, вкладыши, заготовки для резцов. Работа шла медленно, с перерывами, чтоб не палиться. Но она шла. Мой первый станок начинал обретать форму.

Неделя пролетела как один день. Пахали мы урывками, стараясь не мозолить глаза начальству и всяким завистникам. Тимофей, плотник, оказался реально мужиком с руками — мои каракули и объяснения на пальцах схватывал на лету, с деревом работал — просто песня. Ерема, кузнец, тоже не подвел — хоть и бурчал сначала, но быстро смекнул, что к чему, и ковал нужные железки как надо, добиваясь такой точности, какой тут отродясь не видели. Я же был типа мозговым центром — командовал, объяснял, проверял размеры (насколько это было возможно с помощью палки-аршина и самодельного циркуля), походу вносил изменения в конструкцию.

К концу недели в нашем углу выросла какая-то хреновина — громоздкая, неуклюжая, но внушающая уважение. Дубовая станина, массивная передняя бабка со шпинделем, который Ерема выковал (крутился он в чугунных вкладышах, которые мы долго притирали), подвижная задняя бабка с центром, примитивный суппорт на деревянных салазках (двигался рычагами и клиньями), и сбоку — огромное маховое колесо, которое должны были крутить пацаны. Это был он — мой первый токарный станок. Грубый, корявый, далекий от идеала, но он был готов к работе.

Оставалось самое главное — показать его в деле. Я уломал Игната (Захар демонстративно отморозился, типа, «в бабьи сказки не верю», но я видел, что ему дико любопытно) притащить одну из бракованных пушек с кривыми, корявыми цапфами. Запихнуть и закрепить эту тяжеленную дуру на станке было непросто, но мы справились. Я сам встал к суппорту, зажал в нем свежезакаленный резец, который Ерема сделал под моим руководством. Двух подмастерьев (не Митьку и не Ваську, а ребят попроще) поставили крутить маховик.

— Крути! Потихоньку! — скомандовал я.

Колесо со скрипом провернулось, и пушка медленно пошла вращаться. Я осторожно подвел резец к кривой цапфе, клином отрегулировал глубину. Раздался легкий скрежет — резец вцепился в металл. Тонкая блестящая стружка змейкой поползла из-под резца. Я медленно повел