Космонавт. Том 4 - Феликс Кресс

Я сел, внешне сохраняя невозмутимость. Мысленно я стал прикидывать причины, по которой меня вызвали, и возможное развитие события. Присутствие Белоглазова в кабинете командира курса после экзамена означало одно: игра входила в новую фазу.

Денисенко, поправил галстук, будто тот его душил и проговорил, глядя на свои руки:

— Поступила жалоба… в училище произошла утечка информации, — майор оторвал свой взгляд от рук и, наконец, посмотрел на меня. — И ты, Громов, ею воспользовался.

О-го-го. Предчувствие неприятностей тут же сменилось жгучим любопытством. Интересно придумали, послушаем-ка дальше.

Денисенко, продолжил, будто выплёвывая слова:

— Тебе, якобы… слили вопросы, которые будут на экзаменах. И ответы на них, — он сделал паузу, чтобы я в полной мере осознал всю тяжесть обвинений. — И именно поэтому ты показал такие блестящие результаты.

Я еле сдержался, чтобы не откинуться на спинку стула и не расхохотаться во весь голос. Так вот, на чём решил сыграть Белоглазов! Пытается натянуть сову на глобус, причём самым примитивным и топорным способом.

Обвинение в получении экзаменационных вопросов выглядело настолько нелепо, что вызывало не гнев, а скорее брезгливое раздражение вперемежку с весельем.

Абсурдность обвинения была настолько очевидна, что даже напряжённая атмосфера в кабинете не могла заглушить во мне вспыхнувшего веселья. С лёгкой, почти насмешливой улыбкой я перевёл взгляд с Денисенко на ликующего Белоглазова и проговорил:

— Какие ваши доказательства, товарищ подполковник? Это же абсурд.

Денисенко громко хлопнул по столу ладонью. Лицо его залили пунцовые пятна, вены на шее набухли.

— Громов! — гаркнул он, слегка приподнимаясь. — Соблюдай субординацию! Со старшими по званию так не разговаривают!

Я перевёл взгляд на разгневанного майора. Этого мужчину я уважал. Он зарекомендовал себя справедливым командиром, который всегда радел за благополучие и успеваемость курсантов. Посерьёзнев, я ему ответил:

— Товарищ майор, но ведь это правда. Обвинение шито белыми нитками. И это легко доказать. Достаточно поднять записи о моей успеваемости за всё время обучения. И не только они свидетельствуют о моих знаниях. Тот же кружок, который я курировал, неплохо говорит о моих познаниях. Как и все практические занятия и зачёты. Все мои оценки — результат работы, а не подсказок.

Денисенко швырнул на стол карандаш, который всё это время крутил в пальцах, затем с силой дёрнул за узел галстука, снял его и тоже бросил на стол. Он тяжело перевёл дух и, с трудом сдерживаясь от ругательств, проговорил уже спокойнее:

— Знаю, Громов. Знаю. Я внимательно следил за тобой. Но информация поступила, и даже найден… виновник. Он сознался, что слил тебе информацию.

Я удивлённо вздёрнул брови и снова посмотрел на Белоглазова. Тот выглядел донельзя довольным, на его губах играла ядовитая улыбка победителя. Денисенко же, снова распаляясь, продолжал:

— А ты идёшь на золотую медаль! Да ещё и по ускоренной программе! Ты понимаешь, какой это будет скандал? Да нас… — он постучал раскрытой ладонью по сжатой в кулак второй руке, красноречивым жестом показывая, что именно всех ждёт, если эта кляуза окажется правдой.

Нас. Значит, Денисенко тоже под ударом. Его карьера и репутация поставлены на кон из-за грязной игры подполковника. Это меня разозлило. Денисенко стал пешкой, которую Белоглазов без зазрения совести подставил под удар.

К тому же он, скорее всего, надавил на ни в чём не повинных людей, чтобы те дали ложные показания. А это было уже не просто пакостной попыткой надавить на меня, а настоящим преступлением.

Я посмотрел на Белоглазова. Тот выглядел донельзя довольным, его лицо выражало плохо скрываемое торжество.

— Я ничего не получал, — сухо, но твёрдо произнёс я, глядя прямо в глаза командиру курса. — Готов это доказать любыми возможными способами.

Денисенко не ответил, лишь тяжело вздохнул и опустил глаза на стол. Но по его взгляду я понял, что он мне верит. Он-то сам прекрасно понимал, что меня намеренно и грубо пытаются очернить, и его сейчас бесила собственная беспомощность, как и вся ситуация в целом.

Наконец, словно дождавшись своего звёздного часа, слово взял Белоглазов.

— Способ доказать невиновность, разумеется, есть, — начал он, наслаждаясь моментом. — Для этого уже созвана новая экзаменационная комиссия. Из других училищ. И подготовлены новые, совершенно другие вопросы по всем предметам, которые вы сдавали. — Он сделал паузу, давая мне прочувствовать всю глубину западни. — Если вы готовы, то можем прямо сейчас отправиться в аудиторию, где нас ждёт экзаменационная комиссия. Там вы заново ответите на вопросы. В противном случае… — он развёл руками и даже сделал вид, что сочувствует мне, — результаты всех твоих экзаменов будут аннулированы. А ты вылетишь из училища. И, смею заверить, больше никогда не сможешь поступить ни в одно лётное. Ни в одно.

Белоглазов гаденько улыбнулся и добавил:

— И даже папочка твой на этот раз не поможет. Руководству училища доложено о возможном чрезвычайном происшествии. Решение будет приниматься на самом высоком уровне.

Вот же сука! Пока я сдавал экзамены и усиленно работал на результат, он старательно готовил западню для меня. И будто этого было мало, так он ещё попытался выставить меня папиным сынком и сыграть на моей усталости.

Я сверлил его взглядом, ощущая, как внутри зарождается холодная ярость. Такой простой, низкий и потому почти безотказный ход. И ведь не побрезговал, смог всё организовать в кратчайшие сроки. Даже «свидетелей» нашёл, которые согласились на подсудное дело!

И время он подгадал идеальное. Он прекрасно знал о тех адских, изматывающих последних месяцах, что я провёл, сдавая экзамены по ускоренной программе, параллельно готовясь к выпуску и поддерживая работу кружка. Мозг был выжат как лимон, тело требовало отдыха.

А сейчас, сразу после последнего, самого сложного экзамена, меня ждал блицопрос не по одному предмету, а по всем, с абсолютно новыми, незнакомыми преподавателями, которые наверняка получили установку быть предельно строгими. И вопросы, без сомнения, будут с подвохом, на самые сложные и запутанные темы. В таком состоянии даже самый знающий и отдохнувший человек может допустить ошибку. А уставший, чьи нервы и так на пределе, и подавно.

Всё это пронеслось в моей голове за считаные секунды. Отступать было некуда. Безусловно, это была ловушка. Но единственный способ из неё выбраться — это пройти сквозь неё, сломав зубы её устроителю.

Я откинулся на спинку стула, намеренно приняв расслабленную, вальяжную позу, и, глядя прямо на Белоглазова, с вызовом улыбнулся и пожал плечами:

— Согласен. Без проблем, — проговорил я.

В кабинете повисла тишина. Денисенко вытаращил на меня глаза. Белоглазов перестал улыбаться. Я продолжил, не отводя взгляда от подполковника:

— Но потом я потребую инициировать ответную проверку. На вашу