На Литовской земле - Борис Владимирович Сапожников

равно запомнился лучше, — враг впереди, рядом товарищи, и наше дело правое. — Кажется это из другого фильма, но не могу припомнить какого именно. — Здесь же… — развёл я руками. — Я ведь как младенец, первые шаги делаю, и если ошибусь мне не синяк на лбу грозит.

— В жизни, — тон Сапеги перестал быть шутливым, — лишь младенец синяками отделаться может, после цена ошибки растёт с каждым днём.

Что ж, тут мне с ним не поспорить. Да и не могу я просто так развернуться и отправиться в обратный путь, даже до Вильно не доехав. И дело не только в том, что найдётся среди моих дворян наушник или просто дурак, который проболтается об этом, и князь Дмитрий, если он жив ещё, да и сам царь обо всём узнают. Шила в мешке не утаишь. Мне совесть не позволяет так поступить, как не позволила и в прошлой жизни сбежать о мобилизации, а после уже в этой спокойно уехать в опалу, раз царь после чудесного спасения не желает больше видеть князя Скопина своим воеводой.

Так что дорога мне прямо в Вильно, а там уж будь что будет.

— Кого же вы мне посоветуете держаться, кроме вас, Лев Иваныч? — задал ещё один провокационный вопрос я.

— Вы умеете задавать верные вопросы, Михаил Васильич, — усмехнулся Сапега, как мне показалось, вполне искренне, — вот только ответов на них я давать не стану больше. Мимо виленского воеводы вам не пройти, придётся общаться с ним накоротке, потому что от него зависит, останетесь ли вообще в городе или вам дадут понять, что присутствие ваше в Вильно крайне нежелательно. Потому и предупредил вас, Михаил Васильич, насчёт него. Что же до того кого держаться, думайте сами, только сами. Тут я вам не помощник, да и не поверите вы мне всё равно. Скопа — не глупый петух, чтобы лису верить.

— Но ведь в логово ваше я залез всё же, — усмехнулся в ответ я.

— Так и лис на скопу пасть не разинет, — резонно возразил Сапега, — клюва до когтей её отведать никому не захочется.

Странный вышел диалог, в духе Крылова — кукушка хватил петуха за то, что хвалит он кукушку.

Мне показалось, Сапега потерял ко мне интерес. Он как будто больше думал о своём, нежели пытался поддерживать беседу. Словно узнал уже всё, что ему требовалось и теперь обдумывал результаты, как говорится, с пылу с жару. Мне тоже было о чём подумать, и я поинтересовался у Сапеги успею ли добраться до Вильно затемно, если сейчас же велю закладывать сани.

— За день доберётесь, — ответил Сапега. — Снега нынче не было, путь чист, сани пойдут легко.

— Тогда с вашего позволения, Лев Иваныч, я откланиваюсь, — сказал я, поднимаясь из-за стола. — Весьма признателен вам за гостеприимство и с удовольствием погостил бы ещё, да с делами, как вы верно заметили, надо разбираться, не откладывая их.

— Рад был вам, как гостю, Михаил Васильич, — ответил Сапега. — И хочу извиниться за родича вашего, который повёл себя на пиру недостойным образом.

— Господь ему судья теперь, — пожал плечами я. — Вашей вины, Лев Иваныч, в его поступке нет, и сердца на вас я за это не держу.

Я покинул Сапегу, и уже через час садился в сани. Мы тепло распрощались во дворе замка, однако покидал я его не без облегчения. Всё же в логове лиса неуютно не только какому-нибудь глупому петуху, но и скопе с клювом и всеми когтями.

[1]Лист пшиповедны (пол. list przypowiedni) — грамота, которую посылали ротмистру, который должен был формировать подразделение. В этой грамоте указывались время службы, размер оплаты, условия, которым должны отвечать рекруты, их вооружение и снаряжение

[2] Человек предполагает, Господь располагает (лат.)

Глава 6

Могущественный сиротка

Вильно был не чета Витебску. Город совсем уже европейский, по крайней мере, на мой взгляд. Память князя Скопина, который никогда за границей, даже в литовских землях, не бывал, тут помочь не могла. И всё же, наверное, именно так выглядят заграничные города. С непривычными треугольными крышами домов, которые не имеют зачастую своих дворов и двери их выходят прямо на улицу. С массивным замком-цитаделью, где находился немалый городской гарнизон. Со смешением церквей, проезжая по городу я подивился на странное здание, вроде бы от здешних мало отличается, те же белые стены и красная прямая крыша, но над ней на зимнем солнце сверкает православный крест. Потом рассказали, что это Пречистенский кафедральный собор, выстроенный почти триста лет назад по образцу собора святой Софии в Киеве, но всё же без знакомых мне золотых куполов. Даже православные храмы тут строили по иному канону, не такому, как в Русском царстве. Видел я шпиль колокольни католического собора святого Станислава. Была в Вильно и лютеранская кирха, однако мимо неё проезжать не довелось. И всё же, как и Витебске многое было здесь знакомым. Длинным обводом стен Вильно напоминал Смоленск, вот только в Смоленске стена была каменной и такой толщины, что по ней проехал в возке Годунов, здесь же она была деревянной, башен на ней не было, да и город она не замыкала. Ближе к реке здания обширного посада, окружавшего Вильно, словно волны бурного моря захлёстывали берег, переходя уже в городскую застройку.

О моём прибытии уже знали в городе, и меня встречали у ратуши, куда я направил сани. В воротах Вильно меня ждал небольшой отряд сопровождения под предводительством молодого, но довольно корпулентного шляхтича. Он спрыгнул в гусарского аргамака и коротко поклонился мне. Как князь из Рюриковичей я мог бы вовсе из саней не вылезать или же пригласить его присоединиться, однако бог весть, кто передо мной. Поэтому я выбрался из саней и столь же сдержано кивнул ему в ответ.

— Вы, верно, знаете, кто я, — проговорил я, — но мне неведомо, кто встречает меня.

— Кшиштоф Радзивилл, — представился, снова поклонившись, корпулентный шляхтич, — герба Трубы.

— Вы молоды для виленского воеводы, пан, — с сомнением произнёс я. — Мне говорили, что он муж скорее зрелый, нежели молодой.

— Воевода мой дядюшка, Николай Христофор, — пояснил, подкрутив с улыбкой усы, князь, — он и в самом деле муж зрелый. Я же просто Христофор, но как и дядюшка предпочитаю, чтобы меня звали Кшиштофом.

А вот об этом Потоцкий не говорил, хотя быть может посчитал молодого Радзивилла слишком незначительной персоной, и потому до него очередь не дошла.

— Честь имею проводить вас, пан Михал, — князь назвал меня на польский манер, видимо, игра в русскость дальше Гольшанского замка