Ст. лейтенант (Часть 1) Назад в СССР. Книга 10 - Максим Гаусс

Сначала я засомневался, но потом понял, что никакой ошибки тут нет, это действительно тот самый пакет. Вернее, конверт.

Я осмотрелся, подошёл ближе. Пакет был грубо смят, засунут как попало.

Смутное подозрение заползло мне в душу. Осмотрелся — вроде никого. Выудив его, я расправил пакет, быстро вскрыл. Содержимое меня удивило — газетные вырезки, причем не что-то конкретное, а полный разнобой. Мусор.

Хм, вот это и есть компромат?

Ну, что тут скажешь. Хитрецы какие! Прямое доказательство того, я принял верное решение, отказавшись от сотрудничества с этим Костей. Что же, меня гарантированно проверяли… И, получается, я эту проверку прошел!

Вот если бы согласился, генерал принял бы мне решение и вся эта канитель закончилась бы, скорее всего, печально.

Ну, по-хорошему, при следующей встрече с генералом или Сизовым, мне нужно будет сообщить об этом, мол, под Калугина кто-то копает… Для того, чтобы окончательно войти к нему в доверие, это будет хорошее доказательство.

Правда, в голове по-прежнему сидела прочная мысль, а на кой-черт мне вообще входить в доверие к генералу КГБ? Если вдуматься, оно мне нужно? Пойду ли напролом через систему, или так сказать, в обход, буду ли пытаться остановить развал Союза? Или же пусть остаётся все как есть, а я лишь буду вносить коррективы по мере возможности и без риска для себя и своих родных?

От греха подальше выбросил я этот конверт обратно в урну, ещё раз осмотрелся и направился домой. Покупки держал в авоське, и не стану скрывать — было странно идти не с привычным целлофановым пакетом в руке, а с обычной сеткой с ручками.

Семь — восемь минут и я уже у своего подъезда. Остановился, осмотрелся — ничего подозрительного. Ни людей, ни машин. Вообще ничего такого, что мне бы не понравилось. Никто за мной не шел, вроде и не наблюдал. По крайней мере, чуйка молчала.

Поднявшись наверх, я вошёл в квартиру, запер за собой дверь. Пока мама что-то готовила на кухне, у меня от восхитительных запахов долетавших оттуда, желудок чуть к спине не прилип. Мешок урчал так, что я б сейчас наверное ведро супа навернул…

И снова на меня накатило чувство любопытное ностальгии — все в моей комнате осталось примерно таким же, как и было в прошлый раз. Все вещи на своих местах, чисто. Мать постоянно наводила тут порядок, вытирала пыль. А ностальгия накатила потому что-то, что я видел сейчас глазами входило в противостояние с воспоминаниями из прошлой жизни и я понимал, что некоторые вещи и впрямь запомнились мне не такими, какими были на самом деле. Например, книги не в том порядке, склеенная модель корабля чуть другая, в иной расцветке, окно выходящее на улицу чуть уже, чем мне раньше казалось. Удивительная всё-таки вещь человеческая память — вроде все одно, а оказывается нет. Мелкие детали как бы случайно проглатываются, со временем искажаются. Игры разума, а тебе кажется, что все нормально и так и должно быть. А потом удивляешься… Вот как я сейчас!

Моя комната, в которой я прожил все детство и подростковый возраст была чуть-чуть другой. Раздевшись, я отыскал в шкафу свою старую одежду и понял, что больше надеть ее не смогу. Не налезет она она меня. Раскабанел ты, товарищ Громов, однако.

Мой вес сейчас колебался где-то в районе девяноста — девяноста пяти килограмм. И ведь почти без жира — он весь выгорел в афганском климате, отдав себя на производство энергии. Это и изнурительные тренировки и питание, стресс на боевых выходах.

А уходил пацаном, который едва до семидесяти пяти дотягивал. Порывшись, штаны и какую-то растянутую футболку я всё-таки нашел.

Черт возьми, если подумать, столько, сколько уже выпало на мою долю, характер и интенсивность событий, что наваливались на меня за последнее время, по сути, запросто загонят в могилу обычного человека — я же без продыха попадаю из одной задницы, в другую. Нервы должны быть ни к черту, а поди ж ты — я все переношу нормально, будто бы так и должно быть. Почти всегда спокоен. Безусловно, огромную роль здесь сыграло то, что последние пятнадцать лет старый я, жил точно так же, мотаясь из одной командировки в другую, только отдохнули и подлечились, снова на задание. Вот я и привык. Наверное.

Через час мама позвала кушать. Боже, как давно я хотел услышать эти слова… Именно так, дома, в мирной и спокойной обстановке, а не с автоматом за спиной, когда все бегом-бегом и думаешь не о вкусной еде, а о том, как бы просто быстрее закончить прием пищи, чтоб сверху ничего не прилетело.

И хотя сейчас у меня тоже было не все хорошо, все же хотелось растянуть подобные моменты как можно дольше. Получить наконец то, о чем много раз вспоминал, жалел и так хотел все вернуть. Эх, странная штука жизнь. Чертовски странная…

Наваристый домашний борщ, это я вам скажу просто нечто. Особенно, когда его правильно готовят, с сухариками и чесноком…

Следующие два дня я отсыпался, отъедался, гулял по городу и приводил мозги в порядок. Сгонял в военкомат, поставил отметку о прибытии в отпускной билет. Заодно повезло, поставил сразу и об убытии, чтоб два раза не ездить, хотя так запрещено.

Никто меня не беспокоил, не пытался выйти на контакт. Дома хорошо. Мы то и дело болтали, я помогал по дому — хотя какие могут быть дела в квартире? Уборка, готовка. Все!о

Кстати, по телевизору наконец-то официально объявили о том, что война в Афганистане длившаяся чуть более семи лет, наконец-то окончена. Полной победой. И вешал с экрана не абы кто, а сам товарищ Горбачев. Тогда же он и сообщил, что братский народ республики теперь нуждается в экономической помощи, а взамен готов предоставить открытое пользование полезными природными ресурсами, торговлю и прочие блага. Конечно, страна терзаемая войной многое потеряла, но все это можно было отстроить, восстановить. Государством готовилась масса крупных проектов…

Смотреть на это было может и интересно, но слишком уж все подано красиво и идеально. Все потому, что порядка в ДРА не будет ещё год — минимум, одиночные вспышки сопротивления недовольных — куда же без этого?!

Под конец третьего дня, у нас в прихожей внезапно зазвонил телефон и я как-то безошибочно определил, что это меня…

Трубку взяла мама, но почти сразу отдала ее мне:

— Сынок, это тебя! — прошептала она.

— Слушаю, Громов! — по привычке ответил