Японская война 1904. Книга 3 - Антон Дмитриевич Емельянов

В моей истории 2-й корпус после полного провала на Ялу был отправлен в резерв и сражение при Ляояне встречал как один из резервных. Вместо нас у Лилиенгоу, разве что немного ближе к центру, располагался 17-й корпус Восточного отряда, и именно ему пришлось принять на себя удар Куроки. Причем атака действительно началась с отвлекающего маневра гвардии, потом обход Танхэ и Тайцзыхэ по наведенным мостам и выход даже не во фланг, а в тыл к Яньтайским копям. Сколько ошибок и сколько подвигов. Одна оборона Нежинской сопки чего стоила, но до нее, надеюсь, в нашем случае просто не дойдет.

А в том варианте сражения все в итоге закончилось очень глупо. Центр и левый фланг уверенно сдерживали японцев, у Куропаткина даже были резервы, чтобы остановить и отбросить пошедшего в обход Куроки, но… Сложно справиться с паникой, когда враг оказывается так глубоко в мягком подбрюшье тыла, а особенно если есть те, кто скажут спасибо за этот маневр — и Куропаткин командует отступление. Я даже вспомнил детали. 3 августа, 4 часа утра, Куроки, осознав, что его армия осталась совсем без боеприпаса, командует отступление. Тот же день, 2 часа ночи — Куропаткин, опередив своего врага хоть в чем-то, отдает тот же самый приказ…

Ну что это, как не полное невезение и глупость? Но в этот раз все будет по-другому!

* * *

Рядовой Кунаев поправил стальную каску, которую покосило от близкого разрыва. Опять погнуло, и ткань, обтягивающую ее сверху для защиты от солнца, порвало.

— Вернемся, опять придется сдавать в ремонт, — вздохнул рядом Панчик, которому тоже досталось. Он использовал для обтяжки каски не стандартную ткань, а раскрашенную китайцами в цвета польского флага. За такие вольности приходилось платить из своих.

— Зато мозги целые, — хохотнул Кунаев и снова поднес бинокль к глазам.

Говорили, что в других корпусах такие ценные приборы выдавали только офицерам, а у них Макаров позаботился, чтобы и у всех дозорных тоже было, с чем разглядывать врага. По слухам, эту и какую-то другую технику прислала полковнику его столичная любовница, прознав, что тот может убежать с японкой. Решила удержать своей щедростью… Кунаев даже пару раз участвовал в спорах, когда солдаты пытались выяснить, насколько страшна же столичная благодетельница, раз посылает не какие-то мелочи, а сразу целый эшелон барахла.

— Тихо! Тихо! Кажется, стихает огонь, — Чарный тоже на мгновение выглянул из-за гребня окопа и снова спрятался вниз. — И чего Шереметев нас так близко к смертникам Мелехова поставил? Я думал, те хотя бы сутки посбивают запал японцев, и только потом мы в дело вступим.

— Нет, тут полковник правильно все делает, — важно поправил своего подпевалу Панчик. — Разве не слышали, что узкоглазые теперь хотят всю артиллерию к нам сюда перетянуть? Сегодня сто пушек, завтра будет триста. Если и идти в атаку, то только сегодня, пока они еще думают малыми силами справиться.

— А откуда ты про пушки знаешь? — Кунаев удивился неожиданной информированности товарища.

— Мы — солдаты, нам никто не докладывает, но только потому, что мы и сами все знаем, — Панчик хохотнул.

Быстро и зло, потому что именно в этот момент японцы действительно пошли в атаку. Часть перебиралась бродами, часть шла по наведенным во время обстрела мостам. Солдаты в черных мундирах с желтым шитьем закреплялись на берегу и тут же снова бежали вперед, расширяя зону контроля.

— Где же наши пушки? — Чарный сглотнул, глядя, как враг расползается во все стороны словно саранча. Вот и японские пушки начали подтягиваться. — Почему все молчат?

Нет, никто не молчал — передовые отряды Мелехова продолжали беспокоящий огонь по врагу, но несколько сотен винтовок не могли ничего сделать против такой орды. А больше подполковник никого и не выдвигал вперед. С каждой минутой все сильнее казалось, что офицеры проспали, допустили страшнейшую ошибку, за которую им, солдатам, придется платить большой кровью… Кунаев сжал зубы. А ведь могли встретить врага еще на берегу Танхэ, но пустили к себе. Теперь уже здесь такие позиции отдали. А потом и вовсе: часть японцев начала сразу строиться и уходить куда-то дальше на восток — еще один обход. Неужели их предали?

Рядовой Кунаев на выдержал и повернулся в сторону тыла, пытаясь разглядеть хоть кого-то из офицеров, убедиться, что они все видят. Увы, все позиции в тылу были хорошо спрятаны, и не оставалось ничего другого, кроме как ждать.

— Надо уходить! — еще через полчаса наблюдений за японской переправой Панчик не выдержал. — Тут уже ничего не исправишь! А так хотя бы не погибнем зазря.

— Но нам сказали ждать, — Кунаев возразил, но как-то неуверенно. В глубине души он уже не верил, что тут можно что-то исправить. Есть предел человеческой храбрости!

— Хочешь — жди, а я пошел… — Чарный первым вылез из окопа назад, и тут же рядом с ним ударила пуля, выбив небольшой фонтан каменной крошки.

— Что за черт! — выругался Панчик и за ногу сдернул своего подпевалу в окоп. Остальные штрафники тоже закрутили головами, пытаясь понять, что произошло, а потом…

— Снайперы! — выдохнул Кунаев.

— Офицерские псы! — выругался Панчик.

— Да нет, они же не подстрелили никого, просто напомнили, что рядом и за всем следят.

Как ни странно, эти слова и эта пуля, отрезавшая путь назад, помогли всем собраться. Японцы перегнали на правый берег Тайцзыхэ уже где-то две дивизии, когда их поисковые отряды, уходящие все дальше и дальше, неожиданно наткнулись на настоящую стену огня. Град выстрелов оказался настолько плотным, что от пары отделений не осталось никого, а потом впервые с начала сражения заговорили пушки 2-го Сибирского.

Японцы попытались ответить: они тоже готовились и даже подтянули батарею гаубиц. Кунаев безошибочно узнал их по бьющему по ушам тяжелому гулу после выстрелов. Вот только все позиции, которые заняли японцы, были уже пристреляны, и русские батареи, не жалеющие фугасов, раз за разом выигрывали артиллерийские дуэли. А потом огонь пушек и мортир, подтянутых к первой линии, сосредоточился на вытянувшихся вперед порядках врага.

Лишь сейчас Кунаев понял, чего ждали офицеры.

— Заманили, — выдохнул Панчик. — Заманили, а теперь просто уничтожают словно свиней.

Вот только на самом деле все было совсем не так идеально. Да, пушки работали, и разрывы раз за разом накрывали