Новая прошивка императора - Николай Бутримовский

оправился, заглянул в зеркало над умывальником и хмыкнул… На меня смотрело cинюшно-желтушное лицо с повязкой на лбу… Насладившись видом, осторожно поплескался водой и вернулся в кровать.

— Вот и всё, а вы боялись…

Далее был осмотр, перевязка, порция лекарств, лёгкий перекус из нескольких ложек каши и чая без сахара. Нет, сахар, конечно, прилагался, однако я не стал его класть в стакан — не люблю сладкую бурду.

Всё это время я пытался узнать новости и подробности произошедшего, однако Гирш был непреклонен. Раз за разом, он отвергал все расспросы, повторяя, что мне нельзя волноваться и заниматься делами: при контузии и сотрясении главное — покой.

Единственное, что он рассказал, так это о состоянии Александры Фёдоровны, которая пережила сильный нервный шок и в настоящее время также находилась на постельном режиме. Весь день я провёл в полусонной дремоте — сказывались головные боли, слабость, дурманящие лекарства и скука… Пытался размышлять о произошедшем, об увиденном во сне, но от умственных усилий засыпал… К вечеру Гирш обещал разрешить встречу. Не то чтобы она мне сильно нужна, однако положение обязывало…

На свидание доктор отвёл пятнадцать минут, и я был ему благодарен, что не больше… Слишком уж тягостным показалось общение с морально подавленной, находящейся на грани истерики женщиной. Которая к тому же была мне по большому счёту чужой…

«Проклятье…»

Измученный переживаниями, головной болью заснул рано, так и не узнав никаких подробностей. Однако засыпая, я понял, что всё к лучшему — и то, что удалось выжить и отделаться лёгкой контузией. И то, что теперь у меня будет веский повод странно себя вести, «забывая всякое»…

И снова тяжёлый Боинг взлетал над моей головой… Я почему-то точно знал, что это именно Боинг… А затем, из чёрного БМВ раздавались выстрелы — и так по кругу. Очень навязчиво… Усилием воли я пытался разорвать неприятную цепочку… И, наконец, мне это удалось.

«Наблюдатель» оказался недалеко от большой толпы, состоящей в основном из молодых людей, вокруг стоял гул, крики, призывы кого-то бить…

И снова самолёт…

Утро предсказуемо прошло в компании Гирша, однако после осмотра и лёгкого завтрака я категорически потребовал допустить ко мне Трепова:

— Густав Иванович, да поймите же вы наконец, что лежать в бездействии и безвестности, это гораздо хуже, чем обсудить тревожащие меня вопросы. Поговорю с министрами и успокоюсь!

— Хорошо, государь! Однако я должен потребовать личного присутствия, дабы наблюдать за вашим самочувствием.

— Ладно, наблюдайте. Но помните о необходимости соблюдения государственных тайн.

— Непременно, государь.

Первым посетителем вместо ожидаемого мной Трепова оказалась Мам а. Что, по здравому размышлению было предсказуемо — хорошо ещё, что священника не прислали…

— Никки? Как ты себя чувствуешь? — вдовствующая императрица снова была в чёрном платье и выглядела взволнованной.

— Уже лучше, м… — выговорить слово «мама» в её отношении у меня не получилось, и пришлось замять конец фразы. — Голова сегодня не болит, в глазах не рябит. Густав Иванович сказал, что и рана на голове затянулась. Да и была не опасна — простая ссадина.

— Это меня очень радует, Никки. Столько печальных и тревожных событий начиная с той давки.

— Что-то ещё случилось?.. Постой, кто-то ещё пострадал? Как Аликс?.. — я приподнялся в постели, играя любящего мужа и примерного члена «августейшего клана».

Мария Фёдоровна посмотрела на врача, очевидно ожидая от него одобрения, а после сказала:

— Случилось, ты только не волнуйся, приляг.

— Хорошо, — я опустил голову обратно на подушку.

— Сергей погиб на станции. Оба выстрела достались ему… Кирилл толкнул террориста, и он промахнулся мимо тебя, но попал в Сергея.

— Дядя Сергей? — охнул я, одновременно вытаскивая из-под одеяла руку и закатывая рукав пижамы. — Но как?

На самом деле, мне было пофиг. Великий князь Сергей Александрович ничем полезным в истории не отметился и вроде бы был убит во время революции 1905 года[1]. Но внезапно я осознал, что смерть прошла от меня буквально в считаных сантиметрах… И уже по-другому посмотрел на царапину, вспоминая, как почувствовал что-то горячее после выстрела…

Моё смятение было истолковано в верном ключе, и Мария Фёдоровна продолжила разговор:

— Бедный Сергей…

«Вот ведь судьба… И в тот раз убили и сейчас, только на десять лет раньше…»

— А что там Кирилл? — упоминание этого имени вызвало интерес, как же, знакомое имя…

— Кирилл спас тебя Никки, а возможно, что также спас и твою супругу. Судьба — у него же на днях должна быть присяга… А он ещё до неё тебе послужил. Я уже высказала глубочайшую признательность Владимиру и Марии за воспитание сына.

«Етить-колотить… Так это же будущий царь Кирюха!..» — выбранная мной тактика минимизации контактов с «семьёй» привела к тому, что я до конца не понял: кто есть кто, и иногда вот так происходили подобные «открытия» исторических персонажей[2].

«Ну дела, будущий царь Кирюха спас Никки… Теперь придётся его наградить?..»

Разговор продолжился, по лицу Марии Фёдоровны я видел, что она что-то хочет сказать, но…

— Государыня, Николаю Александровичу пора отдыхать! — послышался вежливый, но твёрдый голос врача.

«Интересно, он это по времени сказал или специально предотвратил дальнейший разговор?..» — подумал я, когда Мама́вышла.

После незапланированного визита вдовствующей императрицы следовало ожидать Трепова, однако врач в категорической форме потребовал сделать перерыв минимум на час.

И я снова подчинился, следуя двум соображениям — во-первых, здесь нет нормальных лекарств, и во-вторых, откуда-то мне помнилось, что при сотрясении, чем дольше лежишь — тем лучше. Последствия излишней резвости могут быть тяжёлыми… А голова в моём положении — основной рабочий инструмент. Вот и побережёмся!

Находясь в одиночестве, я отбросил гадания о неуслышанном и продолжил размышления о случившемся на станции. Было непонятно — откуда взялись эти террористы. Ничего о них не известно! Про подготовку к теракту того же Распутина я помнил, а про покушение в Лавре нет. Мог я про него запамятовать или не знать?

«Забыть мог — в конце концов, я и про себя-то почти ничего не помню… Толпа народа, самолёт в никуда и авария на мотоцикле… Вот и всё! Вполне мог и забыть…» — впрочем, такая забывчивость была нетипичной, — «А может, и не знал?..»

Ведь в других случаях я общеисторические знания помнил — исправно всплывали в голове! У меня только личностная амнезия!

«Мог ли не знать?..»

Второе казалось крайне маловероятным, ведь подобное нападение — очень громкое событие. И через