Назад в СССР: Демон бокса – 3 - Анатолий Евгеньевич Матвиенко

скандального шоу. Поскольку в моём появлении в зале прилётов нет ничего из ряда вон выходящего, он пытается подсолить-поперчить преснятину. Неприятно, но у него работа такая, словно у водителя колхозной машины, очищавшей канализационный колодец в Ждановичах. Пахнет плохо, а кому-то нужно делать, раз есть спрос.

— Ваш соперник заявил: «Я убью его и потом даже не вспомню об этом. Я люблю бить людей. Люблю хреначить крепких мужчин и бью их беспощадно, пока из них не польётся кровь и дерьмо. Я вырву его сердце и покажу ему. Пусть это будет последнее, что он видел в своей короткой грёбаной жизни, русский траханый ублюдок».

Очень, очень культурный спич. Если литературных слов хоть на одно больше, чем матерных, подозреваю у боксёра гуманитарное высшее образование.

— Понятно всё, кроме одного. В чём суть вашего вопроса?

Журналист чуть смешался.

— Я жду ваших комментариев.

— У меня был товарищ, большой любитель забраться в койку к очередной цыпочке, если повезёт, на каждую ночь — новая. Да, в СССР такое тоже случается, несмотря на Моральный кодекс строителя коммунизма. Но этот парень никогда не рассказывал о своих похождениях. Я спросил, и он объяснил: мужчина или хорошо трахается, или хорошо трындит об этом, совмещение не удалось никому. Ваш Синклер энергично работает языком. Значит, на ринг ему ничего не остаётся.

— Ещё он оскорблял вашу маму, родных. Вы будете мстить?

— Как-то у входа в мой дом в Санта-Монике нагадил бродячий пёс, унылый, худой и весь в лишаях. Стану я ему мстить?

Журналист приободрился. Выпад в свой адрес Синклер наверняка засчитает за участие в перепалке и ответит градом ответных проклятий.

— Испытываете ли вы гнев, ненависть?

— А вы испытываете сильные эмоции, задавая мне эти вопросы? Позвольте предположить, что нет, это ваша повседневная работа журналиста. У Джей — помогать сенатору в продвижении демократии как в США, так и во всём мире. А у меня работа другая, бить людей на потеху публике до потери сознания и тяжёлой травмы. Когда пришёл в секцию бокса в двенадцать лет, а юношеский бокс в СССР весьма щадящий, даже не предполагал, во что это выльется.

— То есть вы лупите изо всех сил без капли неприязни?

Я обернулся к Ольге. Наверно, при её очень слабом английском добрая половина ответов прошла мимо. И хорошо. Тем более хорошо, что она ничего не перевела Маше.

— Проблема как раз в контроле удара. Никто не в состоянии испытывать тёплых чувств к сопернику, норовящему проломить тебе лицо, чтоб кости носа ушли вглубь черепа и проткнули мозг. Все эти обнимашки после финального гонга… Победитель радуется и тем самым стебается над побеждённым, а тот терпит и думает: засунь себе эти телячьи нежности в… Простите, моя дочь ещё не выучила английский, но, тем не менее, я не вправе выражаться при ребёнке.

— А вы не пытаетесь бить насмерть?

— Конечно — нет. Помимо всего прочего, промоутеру будет намного сложнее искать мне последующие контракты. Даже если стану обладателем всех поясов, на одних только защитах не проживу, нужны рейтинговые бои. Кто в здравом уме пошлёт своего парня на верную смерть? Я уже сделал две могилки, одна в СССР, другая здесь, в США. Проблема в том, что голова боксёра накапливает следы прежних ударов. Порой щелчка достаточно, чтоб израненные сотрясениями мозги отказались служить. А я бью хук в челюсть силой в тонну. Выбирайте надгробие. Тот же Синклер, пусть он второсортный боец, но разок-другой может вдарить. Представьте, я должен проплыть между Сциллой и Харибдой — не позволить врезать мне и не уложить его в гроб. А вы про какую-то месть, неприязнь… На ринге мне не до неё. Противникам, кстати, тоже, слепая ярость мешает ясно мыслить, выстраивать тактику, грамотно защищаться. Безумств в духе берсерка нам не надо, у каждого в арсенале запасён нокаутирующий удар с обеих рук.

— Ого! Вы знаете античную и скандинавскую мифологию? Не очень вяжется с тем обликом, что мы видели полгода назад.

— Горбачёв-перестройка? — я рассмеялся. — Правильный образ. Было куда легче, не надо напрягаться и выдумывать ответы на вопросы. И противники боялись: сложно отбить мозги боксёру, у которого они и так скукожились до двух бессмысленных слов.

— Бессмысленных… Вы не слишком любите нынешнего Генерального секретаря… Почему? Ведь именно благодаря его реформам приподнялся железный занавес.

— А также рушится финансовая система СССР из-за его полусухого закона. Люди платят деньги не за спиртное, облагаемое акцизным налогом, а за самогон и наркоту. Да, на Западе Горби популярен. В Союзе про него рассказывают пошлые анекдоты и обзывают «лимонадным Джо». Самый нелюбимый народом генсек последних лет (с супругой), даже дряхлый Черненко не вызывал подобного раздражения. Люди ждут «Лебединого озера».

— Чего, простите?

— Когда умирает очередной вождь, а в СССР это практически каждый год, вместо развлекательных передач по телевизору гонят балет Чайковского «Лебединое озеро», долго ничего не сообщают, потом диктор говорит: «Товарищи! Вы будете смеяться, но наш народ опять понёс непоправимую утрату». Про смеяться — шутка.

По лицу видно — шутка не прошла. Всё же они бесконечно далеки от того, что предстаёт взору после поднятия железного занавеса.

Наконец, от меня отцепились. Ольга походя получила грин кард — заветную ценность, о которой мечтают миллионы латиносов, не говоря об Африке и Азии, ждут годами… Но, в отличие от сестры, лучится благодарностью, надолго ли.

Джей взяла меня под руку.

— Валери! По-прежнему хотите слетать в Эл-Эй? Но не слишком ли тяжело для малышки практически сразу снова садиться в самолёт из Калифорнии до Балтимора?

— Дорогая! Я так понимаю, Мэри тоже приглашена на свадьбу Патриции?

— Конечно! В три года в совершенно незнакомой стране… Как ты её оставишь? Ту взрослую девушку тоже бери. Это же ей я делала грин-кард?

— Ей! Я тебя люблю. Знаешь, в том самолёте всё было ужасно, мне страшно неприятно, что вы с боссом были в опасности, но я горд, что спас именно вас.

— И открутил башку моему любовничку. Надеюсь, никому больше не рассказывал?

— Журналистам — нет, — я выдержал небольшую паузу. — Да и остальным тоже. Не те подробности, о которых хочется помнить и трепаться. Джей! У меня проблема — задержался в Советах и не обеспечил себе смокинг. А на мою фигуру…

— Сделаем. Времени мало, быть может, будет сидеть как на павиане, перешьём. И так — к