Господин следователь - Евгений Васильевич Шалашов

слушал и записывал показания подозреваемого. Даже не стал комментировать слова кузнеца о том, почему тот решил убить Тимоху! Да тут романы впору писать, а не протокол допроса подозреваемого. Впрочем, любовь — штука злая.

Так что, я, как положено, открыл уголовное дело, подшил в картонную папочку судебно-медицинский акт (у нас это называлось бы протоколом осмотра места происшествия); рапорт господина пристава 1 участка коллежского секретаря Ухтомского (это фамилия моего нового приятеля, но к княжескому роду он не имеет никакого отношения), где докладывалось о факте обнаружения трупа; справку от врача, в которой говорилось, что «смерть наступила вследствие захлебывания водой и перелома шейного позвонка», и протоколы допросов. Отдельно шли рапорта городовых, свидетельствующих о «сопротивлении при задержании».

Опыта проведения следствия у меня никакого, но, на мой взгляд, в нашем мире одного только признания подозреваемого для доказательства совершенного преступления было бы маловато. Бьюсь об заклад, что от меня потребовали бы свидетельских показаний о том, как кузнец и его жертва вместе пили, а потом ушли за город.

Поэтому, не поленился вызвать на допрос неверную жену кузнеца — маленькую женщину, чем-то напоминавшую мышь. Она долго стеснялась, но призналась-таки, что с приказчиком у нее была любовная связь. Но — всего один раз. Наверное, врала, но выбивать показания не мое дело. Главное — удостоверен сам факт прелюбодеяния. Мотив, скажем так.

И еще — а это тоже была моя инициатива — вызвал на допрос трактирщика и тот подтвердил, что накануне убийства Шадрунов и на самом деле пил с Тимохой.

Еще одним изобличающим фактом стало сопротивление кузнеца при аресте. Вот здесь, кстати, в нашем мире я должен был вменить кузнецу еще одну статью УК, которую он нарушил. Не то сопротивление, не то неповиновение. А в этом мире ничего не требуется. Это уже сам судья решает. А следователь не имеет права указывать — по какой статье следует привлечь преступника, не его это дело.

И вот я сижу в кабинете помощника прокурора, которому должен сдать это дело для надзора и для дальнейшей передачи его в суд.

Титулярный советник Виноградов — мужчина лет сорока, с толстыми щеками, с изрядной лысиной и маленькими злыми глазами, в поношенном вицмундире, полистал материалы, почитал, а потом посмотрел на меня.

— Нет, господин коллежский секретарь, я решительно отказываюсь принимать это дело, — сказал Виноградов, брезгливо отодвигая тоненькую папочку от себя.

— А что не так? — удивился я. — Вы нашли нарушение законности с моей стороны или в деле мало материалов, изобличающих преступника?

Я слышал себя словно бы со стороны. Вон как заговорил! «Нашли нарушения законности», «изобличение». А что делать? Пусть я еще не так много времени провел в новом для себя мире, но от окружения никуда не деться. И говорить станешь так, как говорят все вокруг. Наверняка скоро начну говорить вместо буквы «ч» букву «ц», как принято в Новгородской губернии. Изучал, помню про «новгородские говоры». Первое время слух царапало, а теперь ничего, привык.

Я еще из школьного курса обществознания помнил, что не следовало называть Шадрунова преступником, пока нет решения суда, но в этом мире таких строгостей нет. Да и разговор у нас частный.

— Материалов достаточно, даже сверх того, что требовалось для суда, дело в другом…

— И в чем же?

— В ваших бумагах огромное количество орфографических ошибок, — покачал головой помощник прокурора.

Про свои ошибки догадывался. А что поделать? Я и так половину времени проводил, сверяясь с Орфографическим словарем. Но разве упомнишь все?

— Неужели так много? — деланно изумился я. Ну да, старался, сверялся, но наверняка все-таки допустил ошибки. Как же без этого?

— Ну вот, господин коллежский секретарь, — торжествующе ткнул перстом титулярный советник в дело, опять подтянул его к себе, быстро отыскал нужную страницу. — Вот, — повторил он. — Вы здесь допрашиваете супругу подозреваемого Веру Иванову Шадрунову, в девичестве Санину. Так?

— И что с ней не так? — озабоченно поинтересовался я. Уж тут-то какие ошибки мог допустить? — Женщина допрошена, ей доведено, что в суде она станет давать показания под присягой. А то, что эта Вера Иванова неграмотна, здесь не моя вина. Крестик она поставила.

— Вы пишете ее имя через е, а следует писать через ять.

Вон оно как… Я уже знал, что слово вера (имеется в виду вера в бога), пишется через ять. Значит, и в имени следовало писать не Вера, а Вѣра. Ну, теперь буду знать. Еще следовало писать через ять слова бѣлый и блѣдный, лѣсъ и лѣший. И даже нѣмец положено писать через ять, да еще и с ером на конце.

— И что вы предлагаете? — поинтересовался я.

— Что предлагаю? — усмехнулся Виноградов. — Я предлагаю вам уйти со службы и отправиться учиться в гимназию. Думаю, для вашего папеньки не составит труда устроить вас в первый класс? А еще лучше — в подготовительный.

Самое обидное, что титулярный советник был прав. Не дело, если государственный служащий, чиновник, пусть и не самого высокого ранга, допускает орфографические ошибки. Возможно, если бы Виноградов высказал мне замечания в какой-то иной форме, то я бы просто утерся и ушел исправлять ошибки. Правда, не знаю, как бы это сделал. Я уже думал над этим. В штате Окружного суда имеются два канцеляриста, которые переписывают служебные бумаги. Но протокол осмотра места происшествия, допросы, должны быть написаны самим следователем. Можно, конечно же, отыскать какого-нибудь грамотея, за скромную плату отдать ему документы, чтобы тот исправил ошибки, а потом все взять и переписать, но здесь имелся один нюанс. Мои документы, хотя и не содержали в себе никаких секретов, но все равно, относились к разряду служебных и давать их читать посторонним людям нельзя.

Циркуляров, обязывающих судебных следователей писать без грамматических ошибок, тоже не было. Видел бумаги своего предшественника, так у него немногим лучше, чем у меня. В деле о краже коровы он написал «карова».

Меня взбесило упоминание папеньки, но сдержался.

— А ведь вы правы, господин титулярный советник, — улыбнулся я. — Придется мне взять это дело и отправить специальным курьером в Санкт-Петербург, в судебную палату. Я даже оплачу расходы из собственного кармана. Авось, там не станут придираться к ошибкам. Совершено убийство, в Тюремном замке сидит злоумышленник, которого подозревают в убийстве. И папеньке сегодня же отпишу — мол, титулярный советник, помощник Череповецкого окружного прокурора Виноградов настоятельно рекомендует вам, как