От воровства к анархизму - Александр Иванович Матюшенский

— Можетъ быть, со словъ черносотенныхъ агитаторовъ аттестуютъ, — пронеслось у меня въ умѣ.—Въ чайныхъ союза русскихъ людей наслушались рѣчей благочестивыхъ ораторовъ!

И я рѣшилъ выяснить это недоразумѣніе. И какъ путь къ такому выясненію, предпочелъ всему другому ссылку на фактъ, именно на свои сношенія съ петербургскими ворами.

— Въ Петербургѣ я слышалъ совсѣмъ другія отзывы, — началъ я.

- Отъ кого слышалъ? — угрюмо спросилъ воръ.

— Да отъ такихъ же воровъ, какъ и вы.

— Ну, не знаю… Можетъ быть, такъ только называютъ себя ворами…

— Нѣтъ, настоящіе, можно сказать, отъ рожденія воры.

— Что же они говорили?

Я разсказалъ всѣ подробности: и о разговорахъ въ тюрьмѣ и о совѣщаніи въ петербургской трущобѣ, напирая, главнымъ образомъ, на то, что соціалъ-демократы борятся противъ капиталистовъ, почему, собственно, компанія петербургскихъ воровъ и рѣшила присоединиться къ нимъ. Не былъ забытъ и эпизодъ съ часами, покорившій дядю Панкрата.

— А это когда было? — спросилъ воръ.

— Да ужъ побольше года назадъ, въ концѣ апрѣля 1905 года.

— А послѣ этого вы ихъ видѣли?

— Нѣтъ, не видѣлъ, не удалось.

— Ага! — крякнулъ воръ. — Вотъ въ этомъ то и штука — годъ назадъ это было. А какъ бы повидали вы ихъ сейчасъ, они бы вамъ совсѣмъ не то запѣли.

— Почему?

Въ это время къ намъ подошелъ и сѣлъ рядомъ съ нами взлохмаченный дѣтина, видимо только что возставшій отъ сна гдѣ-нибудь подъ лодкой.

— Вотъ, Анархистъ 3), господинъ интересуется очень соціалъ-демократами. Говоритъ: годъ назадъ петербургскіе воры очень ужъ обожали ихъ, — не отвѣчая мнѣ обратился къ нему воръ.

— Годъ назадъ? — почесалъ тотъ въ затылкѣ.-Что же, это очень даже можетъ быть. Это, выходитъ, прошлой весной было? — обратился онъ ко мнѣ.

— Да, прошлой весной.

Ну, это, пожалуй, не въ одномъ только Петербургѣ было. Я въ то время какъ разъ въ Москвѣ, въ Бутыркахъ былъ… Тоже не мало о нихъ разговоровъ было, особенно промежду молодыхъ… Были, которые совсѣмъ собирались съ воровскимъ ремесломъ покончить… Какъ же: «голодать, говорили, будемъ, а на воровство не пойдемъ, вмѣстѣ съ соціалъ-демократами будемъ… Какъ они, такъ и мы…»

— Вотъ, вотъ! — перебилъ его воръ. — Господинъ и про тѣхъ, петербургскихъ, тоже самое сказываетъ: книжками, газетами собирались торговать, и воровство на смарку.

— Про то же и я говорю: воровать чтобы ни-ни, хоть умри, а не моги, — и вмѣстѣ, чтобы съ соціалъ-демократами, въ одну линію.

— И много такихъ было? — поинтересовался я.

— А вотъ какъ! — торжественно поднялъ руку

Анархистъ. — Ежели взять молодежь зеленую, такъ почитай вся, цѣликомъ!..

— Время ужъ такое было! — вздохнулъ батюшка — довлѣетъ дневи злоба его.

— Время — это такъ! — согласился Анархистъ. — Ну, а на счетъ «злобы» ты, батька, ошибаешься! — обратился онъ къ попу, не понявъ его цитаты. — Злоба послѣ пришла, это уже осенью было, во время забастовки, такъ въ октябрѣ. Я тогда въ Москвѣ же былъ, только ужъ на волѣ. Весной то меня выслали по этапу сюда, а такъ къ Ильину дню я опять туда на машинѣ пріѣхалъ. Мѣсяца два, значитъ, всего то въ отсутствіи былъ, а можетъ быть, и всѣ десять недѣль. Такъ и тогда ужъ перемѣна была на этотъ счетъ не малая. Которые весной то собирались къ соціалъ-демократамъ, тутъ уже носы повѣсили.

— Почему же, собственно? — спросилъ я, чтобы подать реплику и расшевелить Анархиста, довольно таки вяло тянувшаго разсказъ.

— А потому, что они то всей душой къ соціалъ-демократамъ, а тѣ къ нимъ, какъ бы это повѣжливѣе сказать, не того… Мы, говоритъ, трудящійся народъ, своимъ трудомъ живемъ, а вы воры, послѣдніе люди!..

— Вотъ! И я тоже самое говорилъ! — обрадовался воръ. — Мы къ нимъ всей душой, а они всей. .

А тоже какъ было мы за нихъ!.. Они въ тюрьмѣ бунтъ затѣваютъ, и мы за ними… они голодовку объявляютъ, и мы хлѣбъ за окно выбрасываемъ. А они, опосля того: вы воры, послѣдніе люди, намъ съ вами не стать!..

— Ну, голодовка — это особь статья! — остановилъ его Анархистъ. — Это и намъ, ворамъ, было нужно. Тутъ мы не для нихъ, а для всѣхъ вообще арестантовъ, чтобы, значитъ, хотя сколько нибудь обращеніе человѣческое было. И на счетъ пищи то же, — чтобы поменьше воровали съ нашего арестантскаго пайка. А мы будемъ говорить на счетъ того, чтобы нашему брату вору вмѣстѣ съ соціалъ-демократами на одномъ, значитъ, дѣлѣ встать, одну линію тянуть!… Вотъ тутъ то и произошла заминка. Мы, значитъ, къ нимъ, а они: нѣтъ, ты сначала воровство оставь, да честной жизнью себя покажи, а потомъ и приходи, тогда и потолкуемъ… А пока — ходи отъ насъ дальше, отъ нашихъ воротъ крутой поворотъ.

— Но… вѣдь это только одна осторожность, — попробовалъ я возразить.

— Осторожность! Нѣтъ, тутъ не одна осторожность… Это мы все понимаемъ: нельзя такъ сразу: пришелъ человѣкъ съ вѣтру и сейчасъ ему — вотъ гдѣ наши самые главные вожаки живутъ, а вотъ тутъ браунинги или бомбы спрятаны!.. Очень даже хорошо понимаемъ, что этого нельзя. Такъ, вѣдь, и изъ полиціи переодѣтый шпіонъ придетъ, да: «хочу быть соціалъ-демократомъ, покажите, гдѣ у васъ браунинги и бомбы спрятаны!» — Очень даже хорошо понимаемъ, что такъ не бываетъ, — такъ мы, вѣдь, этого и не желали. Узнавай человѣка, смотри за нимъ, держи подальше отъ всякихъ тайностей, обезпечь себя всякими мѣрами, — на то ты и приставленъ; не свое дѣло дѣлаешь, а общественное, общее, — такъ, береги его значитъ… Ну, а только и людей отъ себя не гони, какъ паршивую собаку. Вотъ оно, въ чемъ сила то.

— То же и мы люди, — подтвердилъ воръ.

— И людей понимать можемъ! — продолжалъ Анархистъ. — Онъ тебѣ говоритъ: «покажи себя честной жизнью», — а того не понимаетъ, что къ нему люди затѣмъ и пришли, чтобы эту самую честную жизнь не зря проводить, доказать, значитъ… А какъ я ему докажу, ежели онъ меня на дѣлѣ не испытаетъ? Ну, вотъ, къ примѣру, съ вами мы на этой самой пристани… Видите вы, что я подъ лодкой день деньской кверху брюхомъ лежу или съ голодухи пойду вонъ къ тому толстопузому подрядчику, бревна ворочать, — какъ вы можете по этому обо мнѣ судить? Что я вамъ этимъ докажу? Что я честно ничего не дѣлаю или честно подрядчику за гривенникъ рубли въ карманъ кладу? Такъ, вѣдь, можетъ быть, я днемъ то бревна таскаю, а ночью замки взламываю. Откуда вы это узнаете? Какое же это, послѣ этого, испытаніе?

— Испытаніе, подумаешь! — прохрипѣла проститутка и сплюнула въ сторону — Всякій дьяволъ, да еще испытывать!

Помолчи, прекрасная дама! — Зыкнулъ на нее