Александр Золотько - Цель - Перл-Харбор

Ознакомительный фрагмент

Да какое дело Орлову до того, что будут о нем говорить после смерти? Орлов понимает, что «маузер» прав. Что не стоит так поступать с Женькой Корелиным, нужно снять с него грех убийства друга, пусть бывшего, и взять этот грех на себя…

«Маузер» наконец припал дулом к виску Орлова.

Указательный палец лег на спусковой крючок. Мелькнула мысль проверить — а точно ли в пистолете последний патрон, может, просчитался в горячке и можно немного повременить со смертью, еще раз выстрелить в кого-то из красных… Чушь, сказал себе Орлов, не мог он просчитаться. Все точно — последняя пуля в стволе. Билет на свободу.

Вот сейчас, подумал Орлов. Можно, конечно, подождать, когда красные наконец сообразят, что загнанный враг революции и белобандит не будет стрелять, дождаться, когда Женька войдет в рощу, и застрелиться у него на глазах, весело подмигнув. Или нельзя? Женька быстро стреляет, влепит пулю в локоть — и все. И допросы. С Женьки станется в последний момент не убить брата своей жены.

Орлов вздохнул. Сейчас. Вот никогда не думал, что будет так тяжело. Всегда полагал, что сделает ПОСЛЕДНИЙ выстрел не задумываясь, легко.

— Закурить не найдется? — прозвучало вдруг сзади.

Если бы Игрок тогда сказал что-то другое… Окликнул бы, позвал по имени, крикнул, чтобы не стрелялся поручик, то Орлов нажал бы на спуск, но вот это «закурить» застало его врасплох.

— Что? — только и смог он спросить, оглянувшись через плечо.

— Закурить нет? — Мужчина лет тридцати стоял, прислонившись плечом к дереву, и держал в руке раскрытый портсигар. — Все выкурил, вот, полюбуйтесь.

— Какого?.. — пробормотал Орлов.

— Значит, нету… — печально протянул мужчина.

У него было странное лицо. На первый взгляд — моложавое, гладкое, без морщин, будто детское. Но потом начинало казаться, что кожа на лице — ненастоящая, что и не кожа это вовсе, а гладкое лакированное папье-маше. Как у куклы. Или у маски.

— Нету… А вы жить хотите, господин Орлов? — спросил мужчина.

Палец Орлова снова лег на спуск.

— Нет-нет-нет! — Мужчина вытянул вперед руку. — Не в плен, ни в коем случае! Жить и быть свободным — хотите?

«Маузер» немного разочарованно лег на землю у бедра поручика. Этого не может быть, подумал Орлов.

— Я вас выведу, — сказал мужчина.

Пуля, выпущенная кем-то из красных, ударилась в дерево над самой головой чужака, вырвала несколько щепок.

— Тут становится неуютно, — сказал мужчина.

— Кто вы? — спросил Орлов.

— Да какая вам разница? Я тот, кто может спасти вам жизнь и предложить очень интересную работу. Причем, что вас должно особенно заинтересовать, не на красных, не на белых и даже не на бандитов. Много путешествий, приключений, защита человечества, можно сказать, а иногда даже и его спасение… Хотите?

— Кто вы? — повторил Орлов.

— Я ничего не стану от вас сейчас требовать. — Пуля просвистела между Орловым и чужаком. — Вы сами сделаете свой выбор в более спокойном месте. Сейчас от вас нужно только решение — жить или умереть. Ваш выбор?

— Как вас зовут? — Орлов встал с холодной земли, держа пистолет в опущенной руке.

— Зовите меня Игроком, — сказал Игрок. — Этого достаточно?

— Достаточно, — сказал Орлов.

— Да бог с ним, с городом… — сказал наконец Игрок, так и не дождавшись ответа Орлова. — Сколько их еще будет… Собственно, я и не собирался требовать от вас смерти Залесского, я хотел напомнить вам, что именно я решаю, кого привлечь к выполнению той или иной задачи. Я сдаю карты. И как бы вам ни нравился мой выбор — будет именно так, как сказал я. Правила — они неизменны. Тут мы с вами совершенно солидарны. А вот, кстати, и ваше мясо…

Подошел официант и поставил тарелку перед Орловым.

— Вы кушайте. — Игрок откинулся на спинку стула. — У нас еще есть много времени. Вы, конечно, потратили его во множестве и, с моей точки зрения, впустую, но ничего катастрофического не произошло. И, надеюсь, не произойдет. Я уверен, что задача будет решена. Мы с вами выиграем этот раунд. Приятного аппетита!

— Простите, пожалуйста, вы — Торопов? — Вопрос прозвучал неожиданно, Торопов только-только вышел из подъезда и замер на мгновение, ослепленный утренним солнцем. — Андрей Владимирович?

Торопов посмотрел на спросившего — лицо незнакомое. Невысокий, крепкий. Кожа на скулах обветрена, словно человек часто бывает на свежем воздухе и при не слишком хорошей погоде. Серый длинный плащ, не модный, не современного покроя, но производит впечатление добротности и респектабельности.

— Что, простите? — переспросил Торопов.

Не часто его вот так останавливают на выходе из дома незнакомцы. Да еще и с легким иностранным акцентом. Точно, акцент был, прозвучал, а Торопов сумел уловить его даже в короткой фразе. Мысленно Торопов похвалил себя за внимание к мелочам. И даже на секунду стало жаль, что нельзя никому продемонстрировать свою наблюдательность. Не возвращаться же к компьютеру, чтобы поделиться с коллегами…

— Вы — Торопов Андрей Владимирович? — повторил с вежливой улыбкой незнакомец. — Писатель Торопов?

Торопов кашлянул, демонстрируя некоторое смущение. Не засмущался, как институтка, застигнутая за сочинением виршей, а лишь продемонстрировал свою скромность и склонность к объективности. Он, конечно, писал. И то, что он писал, публиковалось неоднократно, но писал-то он под псевдонимом, да еще коллективным — Василий Ветров, и хоть и сознавал свою значимость для успеха книг, оценивал ее как бы не выше значимости остальных соавторов, но вот так вот вслух, да еще посторонний человек…

А акцент у него, скорее всего, немецкий. Звук «р» имел очень своеобразный оттенок. Точно — немец.

— Да, я — Торопов, — сказал Андрей Владимирович, чуть кивнув, четко, почти как прусский офицер в кино. — А с кем я имею честь?

Незнакомец тоже кивнул, с улыбкой на обветренном лице. Кивнул, словно одобрял ответ собеседника. Будто наконец нашел то, что долго искал.

— Нойманн, Франц Нойманн, — отчеканил незнакомец, и что-то неуловимо изменилось в его лице, словно кожа натянулась чуть сильнее и очертания черепа проступили явственнее. — Штурмбаннфюрер Нойманн, к вашим услугам.

Что-то холодное шевельнулось в груди Торопова.

Естественно, он не воспринял прозвучавшее звание серьезно. Но в Сети он имел слишком много недоброжелателей из числа тех, кто до сих пор полагал, что Германия просто обязана была выиграть Вторую мировую и что в случае ее победы мир был бы куда лучше и чище. Подонки и мерзавцы, для которых само слово «патриотизм» стало чем-то вроде ругательства.

Торопов с коллегами по сайту неоднократно разоблачали этих последышей, не стесняясь ни в выражениях, ни в методах. В идеологической борьбе все средства хороши, особенно если Сеть обеспечивает безопасность и неприкосновенность.

Иногда Торопову приходила в голову мысль, а что произойдет, если кто-то из нациков или либерастов вдруг не поленится и явится для разборки лично. Получается, что теперь Торопов это узнает точно. Черт возьми!

Можно было, конечно, попытаться юркнуть обратно в подъезд, но для этого придется либо доставать ключи, либо набирать номер квартиры на домофоне… Но жена ушла рано утром на работу — никто не откроет, даже если и получится нажать на кнопки вовремя.

Не реагировать, приказал себе Торопов. Как с лающей уличной собакой — пройти мимо, избегая глядеть твари в глаза. Идти нужно не спеша, нельзя демонстрировать свой страх. Они чуют страх и от этого становятся еще агрессивнее…

А этот, Нойманн, — он тоже учуял, как внутри Торопова зашевелился ледяной паук? Услышал, как его холодные лапки с сухим шорохом царапают стенки желудка?

Полшага в сторону, и спуститься по ступенькам с крыльца. Четыре ступени. А Нойманна — нет. Пустое место. Кучка собачьего дерьма, его нужно просто обойти, не зацепив.

— Господин Торопов, — штурмбаннфюрер шагнул, перекрывая Торопову путь. — Нам нужно побеседовать…

— Мне некогда… — бросил Торопов и снова попытался обойти Нойманна. — Я спешу…

— И все-таки я вынужден настаивать. — Штурмбаннфюрер взял Торопова за локоть правой руки. — Это в ваших интересах…

Двор был пуст. Вот так всегда — то не протолкнуться из-за старух или мамочек, гуляющих с детьми, то, как сейчас, двор словно вымер. Торопов дернул плечом и сбежал с крыльца.

Ну не кричать же, в самом деле? Не гопники ведь прицепились с требованием покурить или с просьбой одолжить мобильный телефон на время. Вполне приличный человек, стильно одетый, в сером плаще, широкополой серой шляпе. На вид — до сорока, ровесник. Ничто не демонстрирует его агрессивных намерений, нет никакой видимой угрозы… Кричать, бежать прочь, на оживленную улицу? Это значило выглядеть смешно и нелепо, а Андрей Владимирович Торопов не любил выглядеть нелепо и смешно.