Миссия в Сараево - Алим Онербекович Тыналин

class="p1">— Я потратил деньги на дело, в которое верю. Освобождение народа важнее личного богатства.

— Красивые слова. — Танкович наклонился вперед, положил руки на стол. — Но я не верю красивым словам, Александр Соколов. Я верю делам. Ты совершил дело. Это хорошо. Но я должен убедиться, что ты не австрийский агент, притворяющийся русским славянофилом.

Воздух в комнате сгустился. Владимир и Петар переглянулись. Милош не отрывал взгляда от меня. Чирич застыл, держа руки на столе.

— Я не работаю на австрийцев, — сказал я твердо, глядя Танковичу в глаза. — Я ненавижу их за то, что они делают с нашими братьями в Боснии. Я рискнул жизнью, чтобы доказать это.

— Рисковал, — согласился Танкович. — Или это была блестящая провокация. Австрийцы умеют играть вдолгую. Они могли пожертвовать одним заключенным, чтобы внедрить своего человека в нашу организацию.

Он взял револьвер со стола, повертел в руках. Проверил барабан, щелкнул курком вхолостую. Положил обратно.

— У меня есть вопросы, Александр Дмитриевич. И ты ответишь на них. Все до одного. Потому что если я почувствую ложь, ты не выйдешь из этой комнаты живым.

Он говорил без угрозы. Просто констатировал факт.

— Спрашивай, — сказал я спокойно. — Я отвечу на любые вопросы.

Танкович кивнул. Достал из кармана пиджака сложенный лист бумаги, развернул. Список вопросов, написанных убористым почерком.

— Где ты родился?

— В Москве, в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году.

— Семья?

— Отец мелкий чиновник в городской управе, умер пять лет назад. Мать из купеческого рода, живет в Москве у сестры. Младший брат служит в армии, подпоручик в Киевском полку.

— Образование?

— Окончил московскую гимназию, затем историко-филологический факультет Московского университета. Специализация история Балкан.

— Когда начал работать в «Новом времени»?

— В тысяча девятьсот десятом году. Сначала внештатным корреспондентом, потом штатным.

Танкович задавал вопросы методично, один за другим. О моих статьях, о редакторах газеты, о знакомых в Петербурге. О поездках за границу, о знании языков, о политических взглядах.

Я отвечал спокойно, следуя легенде, которую выучил наизусть еще в Варшаве под руководством Редигера. Каждая деталь продумана, каждый факт проверяем. Настоящая газета, настоящий университет, настоящие статьи, опубликованные под псевдонимом.

Допрос продолжался больше часа. Танкович не спешил. Он искал несоответствия, провалы в памяти, моменты, когда я ошибусь или скажу что-то, что противоречит предыдущим ответам.

Но я не колебался. В прошлой жизни я научился придерживаться легенды даже под пытками. Сейчас просто разговор.

Наконец Танкович сложил лист, спрятал обратно в карман.

— Последний вопрос, — сказал он, глядя мне прямо в глаза. — Если завтра Россия откажется поддержать Сербию в войне с Австрией, на чьей стороне ты будешь?

Ловушка. Самая опасная ловушка.

— Россия не откажется, — ответил я твердо. — Потому что ваше освобождение это наш священный долг. Это записано кровью наших предков, которые столетиями боролись против турецкого ига. Но если, — я сделал паузу, — если вдруг произойдет невозможное, и Россия предаст славянское дело, тогда я буду на стороне тех, кто борется за свободу. Потому что совесть выше паспорта.

Танкович долго смотрел на меня. Потом медленно кивнул.

— Хорошо сказано. — Он встал, подошел ко мне, протянул руку. — Добро пожаловать в «Черную руку», Александр Дмитриевич Соколов. Ты один из нас.

Я пожал его руку. Рукопожатие крепкое, жесткое, рука натруженная, мозолистая. Рука солдата.

— Спасибо, майор.

— Зови просто Войислав. Мы здесь не церемонимся с званиями.

Чирич выдохнул с облегчением, улыбнулся широко.

— Ну вот и славно! Теперь мы братья по крови! — Он хлопнул меня по плечу. — Налью-ка я ракии, отметим!

Он достал из комода бутылку мутноватой жидкости и несколько маленьких рюмок. Разлил по рюмкам крепкую сливовую водку. Резкий фруктовый запах ударил в нос.

— За свободу Сербии! — провозгласил Чирич, поднимая рюмку.

— За освобождение! — подхватил Владимир.

— За братство! — добавил Петар тихо.

Танкович поднял свою рюмку, посмотрел на меня.

— За тех, кто готов умереть за идею, — сказал он. — И за тех, кто готов убивать за нее.

Мы выпили залпом. Ракия обожгла горло, ударила в голову жаром. Крепкая, градусов пятьдесят, не меньше.

Чирич налил вторую. Танкович отказался, покачав головой.

— Мне еще работать сегодня. — Он посмотрел на меня. — Александр, нам нужно серьезно поговорить. Один на один.

Он кивнул остальным.

— Выйдите на минуту.

Владимир, Петар и Милош встали, вышли из комнаты. Чирич задержался, вопросительно глядя на Танковича. Тот махнул рукой.

— Ты тоже, Яков. Это между мной и Александром.

Чирич пожал плечами, вышел, закрыл дверь.

Мы остались вдвоем.

Танкович молчал, изучая меня. Потом заговорил, тихо, но отчетливо.

— Скоро произойдет нечто большое, Александр. Нечто, что изменит судьбу Балкан. Может быть, судьбу всей Европы.

Он достал из внутреннего кармана пиджака портсигар, открыл, протянул мне. Турецкие сигареты, крепкие, с золотистым табаком. Я покачал головой. Танкович взял себе, прикурил от спички.

— Мы готовим акцию возмездия, — продолжал он, выпуская дым. — Удар, который заставит Австро-Венгрию понять, что сербы не рабы. Что мы готовы бороться за свою свободу до последней капли крови.

Он смотрел мне в глаза, ожидая реакции.

— Что за акция? — спросил я.

— Пока не могу сказать. Слишком рано. Но скоро ты узнаешь. — Танкович стряхнул пепел в блюдце. — А сейчас у меня к тебе вопрос. Самый важный вопрос.

Он наклонился вперед.

— Если мы нанесем этот удар, Австрия ответит жестоко. Возможно, объявит войну Сербии. И тогда всё будет зависеть от России. Поддержит ли Россия Сербию, если начнется война? Вступит ли она в конфликт на нашей стороне?

Вот оно. То, ради чего меня сюда прислали.

Танкович хотел знать, что сделает Россия. Будет ли она защищать Сербию или оставит ее один на один с Австрией.

Я подумал.

— Россия не бросит Сербию, — сказал я. — Это я знаю точно. У нас в Петербурге сильны славянофильские настроения. Общество требует защиты славянских братьев. Царь не может игнорировать это.

— Общество это одно, — Танкович покачал головой. — А политика другое. Царь может сказать красивые слова о братстве, но когда дело дойдет до войны, он призадумается. Война с Австрией это война с Германией. Это большая европейская война. Россия к ней готова?

Вопрос острый. Слишком острый.

— Не знаю, готова ли Россия, — ответил я честно. — Я журналист, а не военный министр. Но я знаю, что если Россия предаст Сербию сейчас, она потеряет весь свой авторитет на Балканах. Австрия и Германия станут полными хозяевами региона. Россия этого не допустит.

Танкович долго смотрел на меня. Потом медленно кивнул.

— Надеюсь, ты прав, Александр. Потому что мы идем ва-банк. Либо свобода, либо смерть. И мы хотим знать, что когда придет время, Россия будет с нами.

Он затушил сигарету, встал.

— Ладно. Достаточно