Старая школа рулит - Дмитрий Ромов

Мрамор задрожал и заходил ходуном у меня под ногами, а по огромным панорамным окнам полились потоки, претворяющиеся дождём. Впрочем нет, по-прежнему светило солнце и пол демонстрировал непробиваемую твердь.

— Да, согласилась она. Ничего такого. Пошли за мной!

Пару дней назад она не разрешала говорить мне «пошли», потому что правильно было «пойдём», а теперь вот… Я вышел из комнаты вслед за ней и попал на кухню, сумасшедше дорогую и полную сияющей техники.

— Садись.

Она поставила на стол бокал и налила вина.

— Пей.

— А мне можно?

— Человеку, забившему на уроки, можно. Скажешь, Катя Шалаева разрешила.

— Ладно, — кивнул я, взял бокал и пригубил.

Садиться не стал, а остался стоять напротив неё.

— Знаешь, что такое фуагра?

— Циррозная печень гуся?

— Фу, зачем такие гадости? Вот, ешь. Закусывай. А то напьёшься, что я делать с тобой буду?

Она засмеялась и сделала несколько больших глотков. Я смотрел на неё и мне она не нравилась. Не нравилось то, во что она превратилась. Судя по лицу, по цвету кожи, по отёчности, упражнения с винчиком были регулярными, если не ежедневными.

И, тем не менее, это была моя Катя. Постаревшая на тридцать лет, не знаю через что прошедшая, но та же самая девчонка, которую я видел последний раз позавчера. Если бы можно было оказаться снова там, я бы всё изменил, но как попасть туда я не знал. Может, надо было, как в сказке, подойти и поцеловать её? И тогда она, как спящая красавица, проснулась бы и…

— Хороший у вас дом, — сказал я. — Красивый.

— Нравится? — ухмыльнулась она.

— Да.

— Мне тоже. Муж оставил, когда разошлись.

— Давно?

— Несколько лет назад.

Она вылила себе остатки вина и, открыв дверцу, бросила пустую бутылку в мусорный контейнер.

— А чего так? Вы же красивая.

— О! Комплименты? Спасибо. Видимо недостаточно красивая, а может, не достаточно самой красоты… Кто его знает. Ты мужик, ты мне и скажи, «чего так».

— Я бы от вас не ушёл, — пожал я плечами, и она захохотала, пьяно и вульгарно.

— Хороший мальчик, — заявила она, отсмеявшись.

— Да вы ещё и не старая.Пятьдесят два разве возраст?

— Ну, ладно, заканчивай цифрами жонглировать, а то разожжёшь в груди пожар, а потом в кусты, как в песне. А?

Она снова растянула губы в улыбке и достала из кармана телефон. Потыкала по экрану и вдруг из шерстяного бочонка на столе полилась музыка.

Что ж ты, фраер, сдал назад,

Не по масти я тебе —

Ты смотри в мои глаза,

Брось трепаться о судьбе….

Ведь с тобой, мой мусорок,

Я попутала рамсы,

Завязала узелок,

Как тугие две косы….

Катя громко подпевала, хотя раньше такие песни на дух не переносила.

— Открой, — велела она достав из шкафа новую бутылку. — А то скучный какой-то. Не поёшь не танцуешь.

— А может хватит?

— Это ты будешь решать что ли? — нахмурилась она. — Я женщина свободная, ясно тебе? Сама себе хозяйка. Наливай, сказала! Я ведь и без тебя откупорю, а тебе стыдно будет. Муженёк мой бывший взял молодую мокрощелку, и она его ублажает с утра до вечера, а мне старой боевой подруге подарил безбедную старость и двух детей. И винный погреб ещё со старых времён.

— Ну, уже кое-что, не такой уж плохой вариант, — бросил я.

— Отличный вариант, — пьяно согласилась она. — Стопроцентный. А ты кто вообще такой? Ты Мотин друг что ли?

— Я бы так не сказал, — покачал я головой.

— Ну, да, — согласилась она. — У Моти друзей нет. В принципе, это и к лучшему, как думаешь?

— Не соглашусь, — ответил я.

— Ну и дурак. Ты ещё маленький, не знаешь ничего. А друзья ведь предают. И так больно предают. И жёны предают. И мужья. Вот тебя предавали когда-нибудь? А меня предавали. Столько раз… столько раз…

— А ты? — спросил я и стиснул зубы.

Откуда-то из глубины вырвалась злость и заклубилась, понеслась по жилам.

— Что? — подняла она брови.

— Ты предавала?

— Я? — дёрнулась она и тут же сникла. — А как же… Предавала. Как последняя сука. Один только раз, но сразу по-крупному. Бац!

Она с размаху грохнула по столу бокалом, и он разлетелся на тысячу осколков.

— Наливай, сказала! Пока я тут исповедываться не начала! Я ведь с тех пор живу без сердца. А что человеку без сердца нужно? А?

Она засмеялась.

— Побольше выпивки, вот что!

— Ну, у тебя же дети, — пожал я плечами. — Какая может быть выпивка?

Она засмеялась ещё громче. Захохотала.

— Детям нужны только бабки. А остальное им похеру!

— А тебе? — спросил я и взял тонкое белое полотенце.

Я осмотрел её ладонь убрал осколки и аккуратно обвязал полотенцем руку. Злость никуда не делась, но она бурлила внутри, не вырываясь наружу.

— Мне? — пожала она плечами. — Тоже бабки. Меня ведь никто силком не тащил. Мне сказали, смотри, вот любовь, а вот счастье. Тут, где любовь, трудный путь, голая жопа, задержки зарплаты и другие испытания, но зато с милым в шалаше. А вот тут, где счастье, тут дом-полная чаша, модные тряпки и циррозная печень гуся с утра до вечера. И я выбрала счастье. Правда, не знала тогда, что счастья не бывает. Но любовь, говорят, тоже проходит. Правда этого я так и не узнала. Вот и всё. А знаешь, почему я бухаю?

— Потому что муж бросил?

— Дурак ты, — засмеялась она. — Это ж радость, наоборот. А бухаю я… нет, культурно выпиваю, потому что не могу раскаяться. Потому что я так и не пожалела о том выборе, который сделала. Ни-ра-зу…

— Понятно, — выдохнул я. — Вот и ответ. И, в общем-то, ответ не на один, а на множество вопросов.

— А ты философ, — подмигнула Катя. — Да? Только вот кавалер х**вый! У дамы не нóлито, а он разглагольствует.

— Ладно, Катя, пойду я. Всё, что мне нужно было понять, я понял.

— Да неужели? — с вызовом спросила она. — И что именно ты понял?

— А то,