Учитель. Назад в СССР - Дмитрий Буров

class="p1">— И думают они одним местом! — подхватил кто-то.

— Ага, тем самым, на котором сидят! — женская компания разошлась не на шутку.

— И не стыдно вам! — пристыдила дамочек Анна Сергеевна. Ответить ей не успели.

— А ну, цыц, бабоньки! — рявкнул председатель и хотел что-то ещё сказать, но махнул рукой и уставился на меня, недоверчиво разглядывая.

— Доброе утро, Иван Лукич.

— Какое оно доброе! — махнул рукой председатель.

— Доброе утро, дядь Вася, — кивнул мужичку.

Дядь Вася смотрел на меня, раскрыв от изумления рот. Картуз выпал из его рук, и это включило речевой аппарат растерянного Митрича.

— Так ты чего… не помер что ли? — выдохнул Митрич.

— Так с чего мне помирать-то? Жив, здоров и невредим. Чего и всем добрым людям делаю, — добродушно ухмыльнулся я.

— Так чего ж ты тогда в гробу лежал-то? А? — заверещал Митрич. — Примерял или что? А всё ты, Стёпка! Сбиваешь молодёжь с пути! Головы дуришь! Вона, смотри, тоже примерял гробовину! — дедок развернулся к старушке, грозя пальцем.

— Да ты бы помолчал! — рявкнула баба Стеша, уперев руки в бока. — Перебаламутил всю деревню, а теперича я виноватая! Кто ко мне спозаранку в дом ворвался, вопя? Ты! Кто орал: помер, помер! Ты! Кто кричал: довела домовиной до микарда? Тоже ты!

Степанида шагнула к Митричу и ткнула ему указательным пальцем в лоб.

— Ты чего, Стёпа? Ты это брось! — растерянно забормотал Митрич. — Ну, ошибся, с кем не бывает. Окна-то мутные. Не разглядел. А ты чего в гробу делал, Ляксандрыч? Зачем меня в заблуждение ввёл? А ещё учитель! — возмутился дядь Вася, разворачиваясь ко мне.

— Так спать-то надо было где-то, — пожал я плечами. — Вот гроб Степаниды и пригодился.

— Ещё и смелый! — оценили женщины.

После этой реплики двор неожиданно накрыла тишина. Иван Лукич, Митрич, Степанида и вся честная компания разглядывали меня во все глаза, словно не верили тому, что учитель оказался жив. Первым очнулся председатель.

— Всё, концерт закончен, граждане, расходимся по домам! Напоминаю, сегодня в клубе лекция. Всем быть! — строго оповестил односельчан Звениконь.

— А танцы будут? — поинтересовался тот же самый задорный женский голос.

— Будут! Идите уже! — махнул рукой председатель. — Но только после лекции! А если на лекции никого не будет…

— Танцев нам не видать! — откликнулись хором женские голоса.

Видимо, не в первый раз Звениконь такое проворачивает.

— Ну, Ляксандрыч, ну ты жук, — закручинился Митрич. — Как меня подставил, а? Это ж надо! Эх!

Дядь Вася подобрал картуз, отряхнул его, нацепил на голову, ссутулился, сунул цыгарку в рот, прикурил, демонстративно не глядя в мою сторону.

— А всё ты, балабол! — беззлобно поддела Степанида. — Не разобрался и сразу кричать!

Дедок насупился, но промолчал.

— Дядь Вась, ну хочешь, я прям вот при тебе возьму и помру, а? — пошутил я.

— Ты глупости-то не говори. — строго глянула на меня баба Стеша.

— Вот-вот, — поддакнул Митрич. — Слушай, что Степанида говорит. Она плохого не посоветует. Потому — учётчица! — мужичок задрал кверху указательный палец. — Ладно, Ляксандрыч… — повертел головой.- Поди-ка лучше пошарься в кустах у забора. Думается, там-то я и потерял туесок. Эх, молоко-то поди разлилось… — печально вздохнул дядь Вася.

— Сделаю, — кивнул я и шустро метнулся к зарослям.

Авоська с хлебом и бутылкой молока, заткнутой старым кукурузным початком, и правда оказалась здесь. Следы побега Митрича хорошо прослеживались на примятой траве. Тут он, видимо, упал и выпустил сумку из руки.

— Дядь Вась, целое! — задрав авоську вверх, крикнул я. — Только у меня кружек нету, чтобы всех угостить. Придётся из одного ковшика пить, — предложил я, выбираясь из травы. — Вот, целое всё. Спасибо, а то я голодный, как чёрт, — сообщил довольному Митричу.

— Ох, ты, что ж это я, — председатель, который успел присесть на лавочку возле стола, хлопнул себя по лбу. — Я ж вам, Егор Александрович, вещички привёз! Обживаться! Посудку там, бельишко, ложки–поварёшки! Что бабоньки наши собрали. И раскладушку! А гроб мы сегодня уберём! Вы уж простите за вчера! — оправдывался Иван Лукич. — Неловко вышло, а всё Рыжий! Ты, Степанида, тоже хороша!

— А я что? Да ежели бы не мой гроб, так и ночевал бы учитель на полу. А тут хоть какая, а кровать! — возмутилась боевая старушка. — Ты вот что, Егор, ты приходи на обед. Борщом накормлю с пышками. Борщок-то у меня знатный! — подмигнула мне баба Стеша. — Некогда мне тут с вами, за внуками пригляд нужен. Дочка с зятем в райцентр собрались. Пойду я.

Степанида окинула Митрича с председателем суровым взглядом, отёрла губы краешком платка и пошла со двора. Возле калитки обернулась и звонко напоминал:

— Жду на борщок, сынок! Не забудь. Вона дом-то мой, с синим забором!

— Не забуду, спасибо! — крикнул я.

— Какая женщина, — покачал головой Митрич, провожая бывшую зазнобу глазами. — Ну что, Ляксандрыч. Пошли пожитки твои разгружать.

— И то верно, спасибо вам, Иван Лукич. И тебе, дядь Вася, — кивнул я, шагая рядом с председателем и дедком к «виллису».

— Да что вы, Егор Александрович, какое там! Замотался вчера, не проконтролировал. Василь Дмитрич тоже хорош. Знал же, что Рыжий пьёт, и не сказал. Я бы кого другого отрядил вещи вам привезти. Да что уж теперь… — Иван Лукич махнул рукой и открыл машину.

Внутри стояла коробка, из которой торчала ручка сковородки и скалка. Похоже, посуда теперь у меня есть, уже хороша. Рядом узел с какими-то вещами. Скорей всего простынки-подушки. Подушка точно есть, больно пухлый свёрток получился. Может, даже и одеялом каким кто поделился.

— Раскладушка… старенькая, но хорошая! — вручая мне железную конструкцию, пояснил Иван Лукич. — Чем богаты, как говорится… — развёл руками.

— И на том спасибо, Иван Лукич, — поблагодарил я. — Мне бы доски да инструмент, я бы себе сам кровать смастерил.

— Умеешь? — прищурился председатель.

— Есть немного, — улыбнулся я.

— Ну, посмотрим, подумаем… — кивнул Звениконь. — Матрас. Митрич, ты чего без дела стоишь? — недовольно глянул на дядь Васю.

— Дык я…

— Тащи в дом. И без разговору мне