Володарь железного града - Яр Серебров

Тренировали и всадников, в основном ОФП и специализированные комплексы упражнений, дабы освоиться с непривычным доспехом и набить руку на рубке кончарами или палашами. Плюс дисциплина, она здорово хромала, особенно среди гридней, привычных к феодальной вольнице. Благо хоть сидеть в седле умели все от мала до велика. Обучение копейщиков на Руси начиналось с пяти лет, а традиции копейного боя ещё не были утеряны окончательно.

Радим Всеволодович являлся потомственным военным, как говорится до кончиков волос. Все поколения его предков верно служили черниговским князьям и их потомкам. Больше ста лет назад, в жестокой сече, случившейся на реке Воронеж, разом сгинуло три колена. На поле брани тогда вышли все, от седых дедов до девятилетних отроков. После поражения монголы, обозленные потерями, Пронск вырезали подчистую и лишь тётка с его четырёхлетним прадедом на руках укрылась в глухих лесах по течению Керди. Род выжил, со временем вошёл в боярство и умножился. Но ненависть к Орде не истёрлась как у прочих, красной линий проходила по жизни каждого воя рода, впитывалась с молоком матери и Радим исключением не был, скорее наоборот. Поэтому и дулся на своего друга детства и побратима, Мстислава. Сначала тот Товлубия побил в Переяславе, а теперя вона, вои, прибывшие с Дона, наперебой хвалились как ордынцев в тонкий блин раскатывали да стреляли словно куропаток. Про Сарай и говорить нечего, такого он Мстиславу никогда не спустит. Знал же ведь какие у него с Ордой отношения и всё равно, не взял…

После освобождения из полона Радим князя попросту не узнавал. Вёл княжич себя невместно, а порой такое отчебучивал, что и чёрному люду зазорно. С другой стороны понимал, потеря памяти дело такое, не угадаешь как вывернет и бросать побратима он посчитал свинством. А уж когда понял, вник как говорится с головой в масштаб задумок, то стал поддерживать друга от всей души. Радим, хотя и числился воеводой от кавалерии, большую часть времени посвящал своему детищу, гусарам. А за прочими и без него было кому смотреть, инспекторов от штаба хватало.

Кем он был два года назад? Десятником в худой броне, коего в приличный княжеский терем на порог не пускали, а теперя вона, зачастили «дружки». Чернёная кираса воеводы богато отделана серебром и златом, на груди выбиты греб княжества. Плечи покрыты червленым шелком, на плече вышит генеральский шеврон с тремя галунными лентами и эмблемой гусар — подкова и перекрещённые пики. Чего уж говорить, ныне одна его латная рукавица поболее всей старой брони стоит. Мстислав то поначалу хотел от копейщиков отказаться, насилу с дядькой отговорили и не прогадали. Лучшие мерины к нему шли. Манежи построили, конюшни с тепловыми пушками да бассейнами. Вроде бы дурь, ан нет. Надорвавшие жилы мерины куда быстрей в строй встают, а порой там и таких выхаживают, что ранее только под нож пускали. Что ни день, то из штаба какая-то дичь приходит. Недавно вон, трос протянули, а на него упряжь громадную вешают, разом на три десятка меринов. Подвесная платформа перемещается вместе с лошадьми в заданном режиме, они сами совершают все движения, их не тянут и не толкают отчего лошади в нужном темпе идут. Вроде водилки, но прямая. Из штаба отправили карты, что мол сие, для тренировки темпа, а Радим сразу понял: механизм отлично подходит для укрощения необъезженных меринов. А таких у них всё больше и больше, каждый день из Орды табуны пригоняют. Боевых то не дают, а дикарей сколько угодно. Думают не справимся мы, ага, держите карман шире.

— Марш! — Радим привычно нажал кнопку секундомера. Четверка всадников устремилась к краю ипподрома, где протекала небольшая «река», лошадь должна была преодолевать течение, а после взобраться по искусственной круче с камнями и завалами на крутой берег. Попробуй такой фокус по осени устроить? Разом без коней останешься, а тута круглый год возможно, не застудишь. Башня городка имела увеличенный объём гидробака, благодаря чему с горячей и холодной водой проблем не было, на ней же работали все нехитрые конные тренажеры. — Давай! Давай! Поднажми, Тихомир!

Холёный иноходец сотника вырвался из воды словно вихрь, как лягушка резвыми прыжками миновал валуны, разом перепрыгнул завал и роняя пену уже поднимался к верхней точке площадки.

— Есть! На сорок секунд норматив сократил! Вот это удалец! — Радим с улыбкой повернулся к собеседнику. — Прогресс не по дням, а по часам! Ну, скажи мне, Лад, где ещё на Руси токовы конюшни есть? А. Только у нас!

— Дурь сие, пустая трата серебра. Сколь у тебя копейщиков, сотни три? Смех, да и только. Сам видишь, над Мстиславом кучи сгущаются тёмные. Не сдюжить ему супротив князей, а у нас в княжестве при воеводе будешь состоять.

— Сотником?

— Бери выше, тысячником. Сорок гривен в лето корма положат.

— Сорок гривен⁈

— Да, — вальяжно кивнул собеседник. — И мерина с княжеской конюшни. Любого, на выбор. Соглашайся.

— Н-да. Где же ты был, когда азм в подполе боярском гнил? Чего же меня муромский князь не выкупил то, я бы и десяток гривен за радость почитал. Чего молчишь то? Князь твой тогда небось и не ведал кто я таков, а сейчас смотри, вежеством проникся. Лад, мы с младых ногтей друг дружку ведаем. Скажи подводил ли я тебя хоть раз, подбивал на измену? Пошто молчишь то? На вот, читай, — Радим снял с пояса и протянул другу часы на цепочке. — Переверни. Вишь, что на злате писано? Побратиму от князя Мстислава Сергеевича, за верность и доблесть. За верность! Понимаешь? За верность!!! Вот это, — боярин ткнул в медаль, прикрученную к кирасе и сделанную в виде перекрещённых мечей, — за бой с Литвой при Заячьем острове, здесь, — Радим указал на медаль в виде сокола, несущего молнии в обрамлении дубового венка, — за дело при Онего, когда отрока Наримунтова в Ирий отправили. Здесь же, вишь что писано? Кровь, Честь, Родина, Отвага! Получил за ранение под Тарусой прошлым летом, — с каждым словом гнев Радим нарастал, и боярин невольно сжимал рукоять меча.

— Уходи, Лад. Видеть тебя боле не желаю, а князю свому передай коли он к нам с мечом, придёт, то от меча и погибнет. Да, мало у нас всадников добрых, токмо смотрел ты не в ту сторону, пальцем в небо попал. Не на нашего брата Мстислав ставку сделал.

— А