Фантастика 2025-32 - Алексей Викторович Вязовский

Поезд тронулся, начало очень быстро темнеть. Зима все ближе, день все короче. Я сходил поручкался с Жириновским, поприветствовал «Кобеля». Политики уже свернули пробку с бутылки водки, ослабили галстуки. Ну и мне пора.

Вернулся в СВ, а там… Рыжик переоделась. Теперь на ней коротенький розовый халатик на поясочке, а под ним — только черные чулки. Край которых вылезает из-под полы. Ее волосы огненным каскадом падают на плечи. Рыжие, блестящие, такие живые, что хочется провести пальцами по ним, почувствовать их текстуру. Зелёные глаза смотрят на меня из-под длинных ресниц, а на губах полуулыбка — чуть скромная, чуть игривая, будто она знает о мире что-то, что недоступно другим. Я снимаю пиджак, дергаю узел галстука.

— Ну что, Сергей Дмитриевич, вы довольны своим политическим вояжем? — спрашивает Настя, обводя пальцем край коньячного бокала. И откуда только их взяла?

Ее голос звучит спокойно, но интонации — это скрытый призыв.

— Доволен, — отвечаю, откидываясь на спинку дивана. — Хоть и везет меня Владимир Вольфович в качестве ходячего кошелька.

Рыжик чуть смещается назад, из-за чего ткань её халатика поднимается ещё выше, обнажая тонкую полоску кружева. Взгляд мой невольно скользит ниже, и я чувствую, как напряжение во мне нарастает. Рыжик замечает это и добавляет с той самой интонацией, которая выводит из себя:

— Вам ведь отдыхать некогда, Сергей Дмитриевич. А без меня… и вовсе сложно?

Чтобы отвлечься, беру бокал с коньяком — боже, какая амброзия! — после чего набрасываюсь на еду. Утром не завтракал, все эти разборки с паленкой… Так и до язвы недалеко.

Насытившись, разливаю еще коньяка и все-таки закуриваю сигару. Хоть и обещал себе…

— Сергей Дмитриевич, а можно мне попробовать?

Настя краснеет, протягивает ко мне руку.

— Ну, попробуй. Только не затягивайся!

Разумеется, все заканчивается кашлем и слезами из глаз. Гаванская продукция — она такая… крепкая! Отбираю сигару, сажаю Рыжика к себе на колени.

— Ой, а дверь закрыта?

Настя решает поиграть в недотрогу. Убирает мою руку с коленей, пытается задернуть шторки на окнах. Но стоило ей привстать и наклонится… Мы тут же оказываемся в постели.

* * *

Собственно, это была самая приятная часть нашего вояжа, после которой начались суровые политические будни. Я вот и не знал, что политика — это подкуп ментов на уровне сержанта, раздача бухла местной синеве и последующее битье морды ей же. Но это уже после того, как она окончательно потеряет берега. Я раньше представлял себе политику как-то иначе, более возвышенно, что ли. Бюджеты, листовки, митинги…

Я, сильно оторвавшись от земли за последний год, подмечал то, чего не было еще совсем недавно. Например, как стремительно спиваются мужики. А поскольку пили сейчас всё что угодно, кроме хорошего алкоголя, то остатки крыши уносило парами спирта так далеко, что ее и найти было невозможно. Некоторые персонажи, попавшиеся мне в Туле, производили впечатление откровенно полоумных. Проблески мысли на их пьяных рожах если и появлялись, то в незапамятные времена, то есть года-два назад. А ведь это рабочие с заводов, еще совсем недавно нормальные, в меру выпивающие мужики. Что же сделал с ними стресс от потери земли под ногами и ядовитое бухло! Я ведь пропускал мимо ушей, когда мне об этом рассказывал Троллейбус. Еще совсем недавно в любом колхозе около правления сидели все местные алкаши. Сидели, как птички на проводах, ожидая председателя, как явления Христа народу. Он давал им мелкие поручения и расплачивался самогоном или суммами в объеме бутылки. А теперь эти бухарики исчезли, и даже дров нарубить старухам стало некому. Куда они подевались? Кто-то подох, выпив паленой водки, у кого-то отъехала печень после клея БФ, намотанного на сверло, а те, кто помоложе, и вовсе пересели на наркоту. Шайки опустившихся людей шныряли по едва живым советским предприятиям, разоряли их до конца и тащили металл в скупку, чтобы убиться на пару дней. А еще им могли дать денег и пригнать на митинг. И тогда становилось совсем весело, прямо как сегодня…

На второй день поездки я всерьез начал подозревать, что Вождь решил сэкономить на охране и взял меня, потому что пронюхал, что я КМС по боксу. По крайней мере, я давненько не тренировался так интенсивно. Хорошо, что хоть костюм от Армани снял и снова надел кожаную куртку, кроссовки и джинсы. Вот она — униформа политика, который решил покорить провинцию.

— Коммунисты развалили…! Проклятые демократы разворовали…! — надрывался Владимир Вольфович на вокзальной площади, куда притащили гору ящиков и сделали импровизированную трибуну.

Стадион, где он должен был выступать, внезапно закрыли, и его охраняла милиция. Нам показали от ворот поворот, а потому колоннада Московского вокзала Тулы как нельзя лучше оттеняла образ пламенного борца с режимом. Не хватало только броневика, и я даже расстроился. А ведь можно организовать. Говно вопрос. Заплатим воякам и пригоним БТР.

— Настя, запиши, — сказал я Рыжику, которая сноровисто вытащила блокнот и карандаш. — В Воронеже пригнать Вольфовичу БТР. Там штаб армии есть. Они дадут.

— БТР? — недоуменно захлопала ресницами Настя. — К-какой БТР?

— Военный, — отрезал я. — Видишь, как его несет? Непременно нужен броневик!

— Я поняла! — расцвела в улыбке секретарша и прыснула в кулак.

А митинг всасывал в себя людей, словно водоворот. Толпа втягивала всех, кто шел мимо, всех, кто ехал на автобусе и, конечно же, тех, кто знал, что сам Жириновский приедет в их город и даст жару. И он его давал. Я в жизни не видел, чтобы кто-то нес такую вдохновенную ахинею второй час и держал людей в трансе, как удав Каа бандерлогов. А ведь я чего-то не понимаю… Вспомнилась одна книга, которая еще не написана. Там один персонаж спрашивал у другого, что такое зарука. А тот долго припоминал и посоветовал спросить об этом не у него, а у тех людей, для которых произносилась речь. Мол, если ты говоришь с массой, совершенно необязательно самому понимать значение сказанного. Достаточно и того, чтобы тебя понимали другие. Оратор просто должен отразить ожидания толпы. И Жириновский их отражал, заводясь сам и заводя других. А ведь я тогда подумал, что автор — псих, раз пишет подобную чушь. Не бывает таких людей. Ан нет, еще как бывает. Вот же они, жадно вытянувшие шеи,