Царь нигилистов – 6 - Наталья Львовна Точильникова

очками. — Всю земную историю империи сменяли друг друга: Вавилон, Персия, греческая империя Александра Македонского, Рим и, наконец, Византия. Россия — наследница Византии, великой православной империи.

— Гм… — сказал Саша. — То есть пятая империя. Разве Москва — не Третий Рим?

— Третий…

Взгляд Тютчева стал рассеянным и ушёл в себя. Кажется, он не знал знаменитой цитаты.

— Ну, как же? — удивился Саша. — Это какой-то наш монах сказал, старец Филофей, если не ошибаюсь, в шестнадцатом что ли веке: «Москва есть Третий Рим, два Рима пали, третий стоит, а четвёртому не быть».

— Это упрощение, — возразил Тютчев, — шестому не бывать. Но хорошо сказано! Я почему-то не слышал об этом старце. Вы где-то об этом читали, Ваше Высочество?

Саша пожал плечами.

— Во сне. Мне казалось, что это очень известное высказывание. Я правда не понимаю, где в этой концепции империя Карла Великого.

Глаза Тютчева вспыхнула вновь.

— Империя Карла Великого — это ложная западная империя, освященная папством. Есть только одна истинная законная империя — восточная и православная. И сейчас — это Россия — единственная наследница Византии. Поэтому русский царь должен стать вселенским царём, а римский папа́ — только одним из подданных.

— Понятно, — кивнул Саша и отпил чай, — а почему восточная империя законная, а западная — нет?

— Потому что запад отпал от истинной православной веры и принял догматы, противоречащие решениям вселенских соборов, что привело к церковному расколу протестантизма и в конце концов — к погружению в пучину рационализма.

— Ясно, — сказал Саша, — восточная империя правильная, а западная — нет, потому что у нас правильно считают, что святой дух исходит от Отца через Сына, а на богомерзком Западе — неправильно, что от Отца и Сына.

— У нас от Отца, — заметил Тютчев.

— Где-то я читал про «через Сына», — сказал Саша.

— Было в Византии такое богословское мнение.

Наверное, Саша не смог скрыть усмешку.

— Вы считаете это неважным? — спросил Тютчев.

— Я не понимаю разницы, Троица же едина. Более того, я думаю, что любой мало-мальски образованный католик найдёт тысячу аргументов для доказательства правильности западной версии христианства и неправильности восточного. Кажется, наш Чаадаев считал, что беда России в том, что она приняла схизму и потому откололась от магистрального пути развития европейской цивилизации. И поэтому у нас всё плохо.

— Материальное — не критерий хорошего и плохого! Зато у нас истинно православный народ, до самой глубины души проникнутый христианством.

— Я встречал другой взгляд на народ, — заметил Саша, — что он у нас крещён, но не христианизирован, что он воспринимает христианские молитвы как набор языческих заклинаний и ничего не знает об истинном учении Христа.

— Вы совсем мало знаете народ!

— Возможно. Но когда я сидел на гауптвахте, и мне позволили читать только Библию, она была на французском языке. Поскольку её нет на русском.

— Она есть на славянском. Это католикам пришлось переводить её на национальные языки, потому что народ не понимал латыни.

— Народ понимает церковнославянский?

— Лучше, чем французы латынь.

— Лучше, чем французы французский?

— Книги не главное, Ваше Высочество! Главная народная вера.

— Угу! «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится».

— Но русский народ поднялся в защиту веры и смог победить Наполеона!

— Не думаю, что вера была главным. Банальная ксенофобия да месть тем, кто сжёг родные хаты и вытоптал поля. Не думаю, что русские крестьяне, шедшие в партизаны, вообще понимали, чем православие от католицизма отличается.

— Знание догматов не так уж важно, — возразил Тютчев, — Бог и так защитит свою паству.

— Я так высоко не летаю, — усмехнулся Саша, — я стою на земле. Материальной. И пользуюсь неуважаемым вами разумом. И я вижу, какая железнодорожная сеть в Европе и какая у нас (одна дорога Петербург-Москва). А железнодорожная сеть — база развития экономики, а экономика — база для войны. Поэтому для меня совершенно ясно, что, если мы сейчас полезем Рим завоёвывать и превращать Папу в подданного, это полностью обескровит Россию, и по этому самому миру мы и пойдём. С сумой перемётной. И в драных лаптях!

— Я не имел в виду завоевание, — сказал Тютчев. — Православная империя не должна быть основана на насилии.

— Католики вдруг прозреют, примут православие и пойдут под руку русского царя?

— Из всех ваших рассуждений вы исключаете одно: Бога! А для него всё возможно!

Саша уж было хотел ввернуть, что не нуждается в этой гипотезе, но сдержался и примирительно сказал:

— Только смиренно отдаю себе отчёт в том, что не знаю его воли. Но да, мы с вами не договоримся, потому что основы не совпадают: я исхожу из логики, а вы из веры. Для вас аргумент: решения вселенских соборов, а для меня — развитие железнодорожной сети. Давайте я вам лучше ваши стихи почитаю:

Люблю грозу в начале мая…

Он дочитал до конца, и собеседник, кажется, немного остыл.

— Прекрасно! — заключил Саша.

Тютчев заулыбался.

— Но меня удивило одно, — продолжил Саша. — Я хотел перед встречей с вами почитать вашу публицистику, а мне принесли один сборник стихов. Где же изложена ваша концепция?

— Вы читаете по-немецки?

— С трудом, но мне полезно.

— Тогда пойдёмте.

Они перешли в библиотеку, и хозяин вручил ему несколько статей в немецких газетах и брошюру на французском языке. Саша с некоторым трудом прочитал названия: «Письмо русского», «Россия и Германия» (письмо редактору немецкой «Всеобщей газеты», где собственно и было напечатано), «Римский вопрос» и брошюра «Россия и революция».

Саша поблагодарил, но всё же спросил:

— А на русском нет?

— Ходит в списках, — признал хозяин.

— Вас не публиковали на родине или всё это не было предназначено для отечественной аудитории?

— Я не мог стерпеть ненависти, которую испытывает Запад к России, и все их нападки на нас и те небылицы о нашем варварстве, агрессивности, воинственности и имперских амбициях, которые они о нас распространяют. Так что не мог этого не написать.

«Небылицы об имперских амбициях! — усмехнулся про себя Саша. — А как же пятая империя и подданный Папа? Ах, да! Это же Господь должен установить. Без пролития крови».

— Враждебное к нам западное общественное мнение при нашем молчании на свой лад судит о нас и всегда выносит решения самые противные нашим интересам, — продолжил поэт. — Мы должны положить конец такому положению дел, а не отдавать победу в споре враждебному мнению. Между тем на Западе жадно тянутся ко всему, дающему постоянство и надежду на будущее и мечтают слиться с чем-то великим и могучим. Мы должны возродить наше знамя среди столкновений разных мнений, раздирающих Европу, и тогда там отыщутся помощники, хотя раньше были