На самом деле - Марципана Конфитюр

кипу дел и увидел… папку № 29! Он так и подскочил от радости.

— Марина, смотри! А ты говорила, что письмо заберут в лабораторию!

Обычно те дела, над которыми работа еще не была закончена, вечером читатели оставляли за собой. Эти дела не относили в хранилище, а оставляли под замком в той комнатке, куда Борис приносил заказы. Обычно с каждым делом работали долго, не один день. Поэтому было странно, что историки так быстро изучили письмо и отдали в хранилище, не попросив его на экспертизу.

— Больше не дадим, — сказал Борис, обняв картонку. — Хватит с них!

Он решил назавтра же вернуть на место подлинник. Папку с липой спрятали в фонд «Красного Криолита», чтобы кто-нибудь — ну, к примеру, Лидия Васильевна — не смог найти ее легко, как в прошлый раз.

Настало время идти домой. Борис снял свой халат, накинул куртку. А Марина почему-то, расстегнув верхнюю пуговицу, замешкалась.

— Послушай… Ты иди вперед… Меня не жди, — сказала девушка.

Борис пожал плечами.

Он дошел до середины коридора, когда вспомнил, что забыл в хранилище фуражку. И вернулся.

— А-а-а-а!

Голая, как Ева, Марина что-то доставала из пакета. Увидев вернувшегося Новгородцева, Марина завизжала и, схватив отчет какого-то колхоза, попыталась им прикрыться. Боря испуганно таращился, не в силах отвести глаза и шевельнуться. Папка с документами «Зари советов» была крупной, но закрыть всех прелестей Марины не могла, прикрывала либо нижнюю интимность, либо грудь. Поняв, что отчет не помогает, студентка завизжала еще пронзительней, и из папки почему-то вдруг посыпались страницы, на короткий миг скрыв ее тело.

Тут Борис пришел в себя, метнулся в коридор, наткнулся на кого-то мужика с бородой, и бросился бежать.

Глава 11

Ключи от здания архива были только у двоих человек: у гардеробщицы Нинели Ивановны, которая частенько приходила первой, и у Лидии Васильевны, главного хранителя. Во вторник Нинель Ивановна снова пришла на работу раньше всех. Закрыла зонтик, сняла плащ, сменила обувь. Она была в не духе: накануне сына, как это часто происходило, задержала полиция за распитие в неположенных местах неположенных напитков. Оставив вещи на рабочем месте, гардеробщица отправилась в туалет. Уборная для дам была недалеко от комнаты, в которой находился вход в четвертое хранилище. У двери Нинель Ивановна как будто ощутила запах дыма. «Померещилось! — решила гардеробщица. — Или с вечера накурено? Негодники! Наверное, студенты, кто ж ещё! Надо Лиде сообщить, чтоб втык им сделала».

Однако в туалете не было накурено. Вернувшись в коридор, Нинель Ивановна поняла: в архиве пахло дымом. Прижалась носом к двери: похоже, пахло оттуда. Неужели горит хранилище⁈

Полминуты хватило гардеробщице на то, чтоб сбегать за ключами и возвратиться. Когда дверь в рабочую комнату открылась, запах стал намного ощутимей. Боже мой! Нинель дрожащими руками принялась искать ключ от четвертого хранилища. И то, что она увидела, открыв дверь, заставило поклонницу Филиппенко закричать от ужаса.

Все в хранилище выглядело как прежде, только теперь — в черном цвете. Угли сохранили форму папок, книжек, связок и коробок. Призраки погибших единиц хранения по-прежнему покоились на полках, закопченных, покривившихся. Остатки от столов и стульев как будто приглашали сверить фонды.

Пламени не было, и в помещении не было жарко: видимо, пожар закончился задолго до прихода гардеробщицы. Огонь пожрал, что было можно, и погас. Вот только — как он загорелся? Отчего?

Нинель Ивановна поняла: хранилище кто-то поджег! Ужасаясь, она шла и шла вглубь хранилища, будто оглохнув, обезумев от жуткого вида пожарища. Внезапно взгляд ее упал на белый клочок бумаги.

— Господи! Нинель! Ты, что, не слышишь? Боже мой! Да что же это такое⁈ — донеслось до Нинели Ивановны.

Гардеробщица обернулась. У двери в хранилище стояла дрожавшая и бледная Лидия Васильевна.

— Нинель! Нине-е-е-ль… — плача, лепетала она, не в силах сделать шаг вперед. — Да что же… Кто же… Как же…

Гардеробщица нагнулась, быстро подняла бумажку, вышла из хранилища и нежно, как подруга, обняла свою начальницу.

— Учуяла по запаху, — сказала она коротко.

— О господи… Да это же…

— Поджог, Лидия Васильевна. Крепись, родная. Это силы зла.

— Что⁉ — воскликнула начальница.

— Они. Жидомасоны. Тамплиеры. Розенкрейцеры. У них полно имен. Они повсюду. И они нам угрожают. Посмотри-ка.

На клочке бумаги, который нашла на полу Нинель Ивановна, готическими буквами было написано: « ILLUMINATI».

— Что это такое? — простонала начальница. — О господи! Меня же теперь посадят…

— Новое название их секты, — важно объяснила гардеробщица. — Вернее, одно из них. Черная метка.

Хранительница, бледная как полотно, медленно сползла по стенке, осела на пол и, окончательно потеряв сознание, завалилась на правый бок.

* * *

рхив закрыли. Приехала полиция. Допросили всех — Нинель Ивановну, Лидию Васильевну, работников, студентов. Опросили людей, живущих рядом. Тщетно. Никто ничего не видел, не слышал, не знал. Да и как было увидеть, если у хранилища нет ни окон, ни отдельного входа⁈ Судя по всему, пожар произошел ночью или поздним вечером. Но ведь вчера, когда все уходили, никаких источников огня в здании архива, а уж тем более в хранилище, не оставалось. Их там и не было никогда! Что же могло случиться? Если это был поджог, то каким образом преступник сумел проникнуть в помещение, не сломав дверей и не оставив следов? Следствие смогло сказать лишь то, что ни взрывчатки, ни бензина, ни иных горючих веществ на месте происшествия не обнаружено.

— Наверное, проводка. Мы, конечно, будем разбираться, — лениво сообщил участковый. — Только сами виноваты. Почему сигнализацию не чиним? Следить надо за состоянием оборудования!

Противопожарную сигнализацию в архиве установили сорок лет назад, и она благополучно не сработала.

Полицейские, записав фамилии, адреса и телефоны всех тех, кто вчера находился на работе, удалилась. Нет, этим людям в форме Нинель Ивановна никогда не доверяла. Ха! Проводка! Смех на палочке! Да ежу понятно, что хранилище сожгла секта мерзавцев. Страшную улику гардеробщица не стала показывать полиции: ведь в то, что это как-то проливает свет на преступление, не верила даже Лидия Васильевна. Придя в себя, она взяла бумажку у Нинели и, взглянув с обратной стороны, прочла на ней: «Дверь распахнулась, лицо Лэнгдона обжег… стремительно рванувшего…».

— Какой-то мусор, — сделала вывод хранительница.

Гардеробщица презрительно фыркнула. Наплевать, что думают догматики! Она-то точно знает, что к чему в этой истории.

Среди сгоревших документов было то письмо