Воронцов. Перезагрузка. Книга 5 - Ник Тарасов

что она, несмотря на внешнее спокойствие, тоже очень переживала о предстоящих родах.

Я обнял её, успокаивая, а Ричард тактично отвёл взгляд, делая вид, что его чрезвычайно заинтересовала фарфоровая чашка.

— Всё будет хорошо, солнце моё, — прошептал я Маше. — Теперь всё будет хорошо.

И впервые за долгое время я действительно верил в то, что говорил.

Вечер продолжался. Мы ещё долго беседовали с Ричардом, и я узнал много интересного о медицине его времени, о Лондоне, о войне с французами. Маша, хоть и не понимала большую часть разговора, внимательно слушала, иногда прося меня перевести в те моменты, когда по мне было видно, что англичанин рассказывает что-то интересное.

Когда за окнами стемнело окончательно, я проводил Ричарда до дома Фомы, где ему приготовили комнату. По пути я показал ему двор, хозяйственные постройки, рассказал о нашем быте.

— Завтра покажу тебе всю Уваровку, — пообещал я. — А пока отдыхай с дороги.

Ричард поблагодарил за гостеприимство и скрылся за дверью. А я вернулся в дом, где меня ждала Маша, полная вопросов о нашем необычном госте.

Впереди было ещё много всего. Но главное уже свершилось — у нас появился свой врач, и теперь предстоящие роды Маши не казались такими страшными.

Глава 7

Утром проснулся как будто бы весь побитый. Спину ломило, пятая точка аж прикоснуться не мог и сесть. Каждая мышца напоминала о себе тупой болью, а каждое движение давалось с трудом. Даже простое переворачивание с боку на бок вызывало глухой стон. Солнечные лучи уже вовсю лились через окно, освещая просторную горницу, нагревая воздух и создавая уютный полумрак в дальних углах комнаты.

— Что ж такое-то, Машка, ты чё меня всю ночь пинала? — спросил я, с трудом приподнимаясь на локтях и морщась от боли в пояснице.

Она улыбнулась, сидя на краю кровати уже полностью одетая, с аккуратно заплетенной косой. Глаза её лучились теплом и лёгкой усмешкой. Руки заботливо поправляли одеяло, которое сползло с меня во время сна.

— Нет, Егорушка, это ты после дня… — она задумалась, считая, — двух дней, двух дней скачки в город да обратно. Вот у тебя с непривычки и болит всё.

Я потёр лицо ладонями, прогоняя остатки сна, и вдруг осознал, что она права. В город то мы в этот раз ездили верхом и туда и обратно, а дорога неблизкая.

— Как-то упустил я этот момент со всей суетой, — признался я, пытаясь сесть, морщась от боли.

Машка, заметив мои мучения, подложила мне под спину подушку, заботливо расправив её.

— Да, солнце, ты права, — ответил я, с благодарностью взглянув на неё. — Ну что, пойдём позавтракаем?

— Пойдём, Егорушка. Анфиса уже приготовила, стоит, стынет, — ответила Машка, помогая мне встать.

Я охнул от боли, но всё-таки поднялся на ноги. Сделал несколько осторожных шагов, разминая затёкшие мышцы. С каждым движением становилось немного легче.

— Что же это мы так заспали? — спросил я, натягивая рубаху.

— Ты так сладко спал, — улыбнулась Машка, подавая мне штаны. — Не хотела тебя будить, Егорушка.

Её голос был нежным, а в глазах читалась такая забота, что сердце моё невольно дрогнуло. Я улыбнулся Машеньке, приобнял её, вдыхая родной запах, и мы пошли завтракать. В горнице уже был накрыт стол: каша гречневая с маслом, свежий хлеб, парное молоко. Всё просто, но сытно и вкусно. Анфиса, хлопотала у печи, что-то помешивая в горшке.

— Доброе утро, Егор Андреевич, Мария Фоминична, — поклонилась она, увидев нас. — Садитесь кушать, пока не остыло.

Мы уселись за стол, и я с жадностью набросился на еду. После крепкого сна аппетит был отменный. Машка смотрела на меня с улыбкой, подкладывая хлеба и подливая молока в кружку.

Позавтракав, я вышел во двор, потягиваясь и разминая затёкшие мышцы. Вокруг уже кипела работа: кто-то колол дрова, кто-то носил воду, кто-то чинил забор. Деревня жила своей обычной жизнью.

Тут, смотрю, Фома бежит, видать, увидел меня, что я вышел.

— Егор Андреевич, что с англичанином делать? — сходу выпалил он, едва переводя дух.

— Так веди сюда, — ответил я. — Обещал же я ему Уваровку показать.

Фома кивнул и развернувшись, пошел обратно. А я остался стоять, наслаждаясь утренней прохладой и размышляя, как лучше провести экскурсию для иностранца. Что ему показать? Чем удивить?

Через пару минут Фома вернулся, ведя за собой Ричарда.

— Спасибо, Фома, — поблагодарил я его, и тот откланявшись отправился по своим делам.

Я же поздоровался с Ричардом, протягивая руку:

— Good morning, Richard! Did you sleep well? — приветствовал я его на английском.

— Good morning, Yegor! — ответил он, пожимая мою руку. — Yes, thank you, I slept very well. Your hospitality is most appreciated.

Его акцент был типично британским — чёткий, немного надменный, но слова звучали искренне. Он действительно был рад встрече и, похоже, с нетерпением ждал знакомства с русской деревней.

— Ну что, пойдём, покажу тебе, как живут в глубинке России, — предложил я, переходя на русский и сразу переводя фразу на английский.

Ричард кивнул и сказал, что кое-что уже увидел. Он прогуливался рано утром, осматривая окрестности, и успел составить первое впечатление.

— Это, конечно, отличается от Англии, — заметил он, оглядываясь вокруг, — да, тем более от столицы, но, по крайней мере, всё чисто и уютно.

Я, вспомнив рассказы с уроков истории, где учитель описывал, как живёт Европа, что там ночные горшки выливали прямо из окон, да мылись раз в год, лишь хмыкнул на его замечание. Лондон XIХ века вряд ли мог похвастаться особой чистотой. Скорее наоборот — тесные улочки, антисанитария, отсутствие канализации.

«Это он ещё в бане не был, — мелькнула мысль. — Как доделается общая баня, обязательно скажу, чтоб опробовал. Вот удивится!»

Когда проходили по Уваровке, Ричард обратил внимание, что одни дома старые стоят, а одни новые. И действительно, контраст был заметен — старые избы, почерневшие от времени, с маленькими оконцами и покосившимися крышами, соседствовали с новыми, добротными строениями.

— Эти вот только недавно поставили, — ответил я, указывая на новые дома. — Деревня-то расширяется, люди прибывают, вот, а жить им негде, вот и приходится быстренько строить дома.

— Так это вы сами делаете? — поинтересовался Ричард, с интересом осматривая постройки.

— Ну, не я прямо сам, а крестьяне,