Стивен Кинг - 11/22/63

– Я сожалею, что так вышло с вашей женой.

– Спасибо, сынок. Она была хорошая женщина. Чудесная женщина. И не заслуживала того, что с ней сталось. – Он медленно провел рукой по глазам, вытирая слезы. – Давно не говорил о ней, но если на то пошло, я давно уже вообще ни с кем нормально не говорил. Могу я налить тебе еще этого сока счастья?

Большим и указательным пальцами я показал: чуть-чуть. Я не собирался задерживаться здесь надолго, понимал, что должен как можно быстрее ознакомиться с подробностями этой ложной истории, с трагедией, обрушившейся на этот мир. Мне предстояло многое сделать, и прежде всего оживить мою очаровательную, мою любимую женщину. Возвращение в прошлое привело бы к еще одному разговору с Зеленой Карточкой, а поддатым мне говорить с ним никак не хотелось, но я чувствовал, что капелька виски мне не повредит. Более того, что она мне необходима. Все мои эмоции сковало льдом, и это скорее радовало, потому что в голове царил полный сумбур.

– Вас парализовало во время Тетского наступления? – спросил я, думая: Разумеется, именно тогда, но могло быть и хуже: до последнего сброса на ноль ты погиб.

На мгновение его лицо закаменело, потом расслабилось.

– Наверное, Тетского, если об этом подумать. Мы его называли «Великий сайгонский облом шестьдесят седьмого». Вертолет, на котором я летел, потерпел крушение. Большинство людей, находившихся в той птичке, погибло. Некоторые – дипломаты, некоторые – еще совсем дети.

– Шестьдесят седьмого? – переспросил я. – Не шестьдесят восьмого?

– Совершенно верно. Ты тогда еще не родился, но, конечно же, читал об этом в учебниках по истории.

– Наверное. – Я позволил ему налить чуть больше виски в мой стакан – чтобы закрыть дно – и продолжил: – Я знаю, что президента Кеннеди едва не убили в ноябре тысяча девятьсот шестьдесят третьего. После этого ничего не знаю.

Он покачал головой.

– Никогда не слышал о такой странной амнезии.

– Кеннеди переизбрали?

– В соперничестве с Голдуотером? Будьте уверены.

– Он баллотировался в паре с Джонсоном?

– Конечно. Кеннеди требовалась победа в Техасе. Он ее добился. Губернатор Коннолли в ту избирательную кампанию пахал на него, как раб, хотя его тошнило от программы «Новый рубеж», с которой Кеннеди шел на выборы. Он называл свою поддержку Кеннеди «Долгом позора». Из-за того, что случилось в тот день в Далласе. Ты точно ничего не знаешь о выборах? В школе вас этому не учили?

– Вы это пережили, Гарри. Вот и расскажите мне.

– Я не против, – ответил он. – Глотни виски, сынок. И перестань смотреть на эти фотографии. Если ты ничего не знаешь о переизбрании Кеннеди в шестьдесят четвертом, тем более не знаешь членов моей семьи.

Ах, Гарри, подумал я.

Когда я был совсем маленьким – года три или четыре, – мой пьяный дядька рассказал мне историю Красной Шапочки. Не ту, которую можно найти в детских книжках, а в версии «Детям до шестнадцати не рекомендуется», полную криков и крови, с финальным ударом топора дровосека. Воспоминания о том, как дядька мне все это рассказывал, по-прежнему очень живые, но от самой истории подробностей в памяти осталось мало: зубы волка, обнаженные в широком оскале, залитая кровью бабушка, заново рождающаяся из вспоротого брюха. Я хочу сказать следующее: если вы ожидаете услышать «Краткую альтернативную историю мира, рассказанную Гарри Даннингом Джейку Эппингу», забудьте об этом. И дело не только в ужасе осознания, до какой степени все пошло не так. Дело и в моем стремлении вернуться в прошлое и все исправить.

Но что-то, конечно, в памяти зацепилось. К примеру, поиски Джорджа Амберсона по всему миру. Результата они не принесли – Джордж исчез, как судья Крейтер[169], – но за сорок восемь лет, прошедших после попытки покушения в Далласе, Амберсон превратился в чуть ли не мифическую фигуру. Спаситель или участник заговора? Для обсуждения собирались целые конгрессы, и, слушая рассказ Гарри, я не мог не вспомнить о многочисленных теориях заговора, которыми обросло совершенное Ли убийство. Как вы уже знаете, прошлое стремится к гармонии.

Ожидалось, что в шестьдесят четвертом Кеннеди одержит сокрушительную победу над Барри Голдуотером, но за него проголосовало лишь на сорок выборщиков больше, и только непоколебимые сторонники демократической партии сочли такой перевес убедительным. В самом начале второго срока Кеннеди разъярил избирателей, придерживавшихся правых взглядов, и военное сообщество, заявив, что Северный Вьетнам «представляет собой меньшую опасность для нашей демократии, чем расовое неравенство в наших школах и городах». Полностью он войска не вывел, но находились они только в Сайгоне и по периметру района, который назывался – сюрприз, сюрприз – Зеленой зоной. Вместо того чтобы наращивать численность военной группировки, вторая администрация Кеннеди закачивала во Вьетнам огромные деньги. Таков уж Американский путь.

Великих реформ шестидесятых годов в области гражданских прав провести не удалось. Кеннеди в отличие от Линдона Джонсона с этим не справился, а Джонсон, занимая пост вице-президента, ничем не мог ему помочь. Республиканцы и диксикраты[170] сто десять дней флибустьерствовали[171] в конгрессе. Один умер на трибуне, став героем правых. Наконец сдавшись, Кеннеди в сердцах произнес фразу, которая преследовала его до самой смерти в 1983 году: «Белая Америка заполнила свой дом хворостом; теперь он загорится».

Последовали расовые бунты. Пока Кеннеди занимался ими, северовьетнамская армия взяла Сайгон – и человека, который втянул меня в эту историю, парализовало при падении вертолета на палубу американского авианосца. Общественное мнение все сильнее осуждало ДФК.

Через месяц после падения Сайгона Мартина Лютера Кинга застрелили в Чикаго. Убийцей оказался агент-стажер ФБР Дуайт Холли. Прежде чем покончить с собой, он заявил, что выполнял приказ Гувера. Чикаго заполыхало. Как и еще дюжина крупнейших американских городов.

Президентом выбрали Джорджа Уоллеса. К тому времени землетрясения набрали силу. С этим Уоллес ничего поделать не мог, зато зажигательными бомбами восстановил порядок в Чикаго. По словам Гарри, это произошло в июне 1969 года. Месяцем позже президент Уоллес выставил Хо Ши Мину ультиматум: или Сайгон становится свободным городом, как Берлин, или Ханой становится мертвым городом, как Хиросима. Дядюшка Хо ультиматум отверг. Если он думал, что Уоллес блефовал, то ошибся. 9 августа 1969 года Ханой превратился в радиоактивное облако, ровно через двадцать четыре года после того, как Гарри Трумэн сбросил «Толстяка» на Нагасаки. Вице-президент Кертис Лемей лично участвовал в этой операции. Выступая с обращением к нации, Уоллес сказал, что выполнялась воля Божья. Большинство американцев с этим согласились. Рейтинг Уоллеса взлетел до небес, но нашелся по меньшей мере один человек, который не одобрил принятого решения. Звали его Артур Бремер, и 15 мая 1972 года он застрелил Уоллеса, когда тот в рамках предвыборной кампании по переизбранию выступал в торговом центре Лорела, штат Мэриленд.

– Из какого оружия он стрелял?

– Кажется, из револьвера тридцать восьмого калибра.

Само собой. Может, из «Полис спешл», может, из «Виктори», револьвера той модели, из которого убили патрульного Типпита на другой нити реальности.

Губерт Хамфри стал президентом в 1972 году. Землетрясения все усиливались. Число самоубийств росло в геометрической прогрессии. Процветал фундаментализм всех сортов. Терроризм подпитывался самыми разными религиозными экстремистами. Индия и Пакистан начали войну. Поднялись новые грибовидные облака. Бомбей никогда не стал Мумбаем. Превратился в радиоактивный пепел, который разносит ветер.

Та же судьба постигла и Карачи. Мир удалось восстановить, лишь когда Россия, Китай и Соединенные Штаты пригрозили, что бомбардировками отправят обе страны в каменный век.

В 1976 году Хамфри потерпел сокрушительное поражение от Рональда Рейгана. Не смог победить даже в родном штате – Миннесоте.

Две тысячи человек совершили самоубийство в Джонстауне, Гайана.

В ноябре 1979 года иранские студенты захватили американское посольство в Тегеране, взяв в заложники не шестьдесят шесть, а более двухсот человек. По иранскому телевидению катились отрубленные головы. Рейган выучил урок ханойского ада, и атомные заряды остались в бомбовых отсеках и ракетных шахтах, но он послал войска. Оставшихся заложников, разумеется, перебили, а вскоре возникла новая террористическая организация, назвавшаяся «Основанием» – или, на арабском, «Аль-Каидой», – которая начала устанавливать придорожные мины здесь, там, повсюду.

– Этот человек умел выступать, как никто другой, но он понятия не имел, что такое воинствующий ислам, – заметил Гарри.