Штрафбат Павла Первого: Штрафбат Его Императорского Величества. Спецназ Его Величества. Диверсанты Его Величества. Заградотряд Его Величества - Сергей Николаевич Шкенев

также соревнуются в злобности намерений по отношению к поверженному противнику.

– Я бы посоветовал не торопиться с принятием капитуляции у Наполеона, государь. – Бенкендорф с отвращением смотрел в тарелку со сваренной на молоке перловой кашей и говорил, не поднимая головы: – Идеальным вариантом будет, если у нас получится выдавить его за границы империи без прекращения войны.

– А спешащие на выручку англичане? – сварливо ответил граф Ростопчин. – Мне кажется, что стоит предать Бонапарта справедливому военно-полевому суду, дабы не к кому было спешить. Закатать мерзавца на пятнадцать лет в Кяхту…

– Экий вы кровожадный, Федор Васильевич, – с укоризной вздохнул министр госбезопасности. – Еще предложите оженить его на тунгуске.

– Тунгусы тоже люди, – вмешался обер-прокурор Священного Синода. – А Наполеона отошлем на Соловки.

– Позвольте не согласиться, отец Николай, – не остался в стороне от спора граф Аракчеев.

– С чем же?

– С Соловками. Пугало в виде французского императора требуется для поддержания Европы в должном страхе. Потому поместим его в Петропавловской крепости и будем угрожать побегом. Не Наполеону угрожать, разумеется.

– Невыгодно, – задумчиво проговорил Державин, более всего заботившийся о состоянии финансов. – Ежели только деньги брать за недопущение побега.

– Возьмем! – воодушевился Аракчеев. – А пугать все равно не перестанем!

Как дети развлекаются, ей-богу. Посторонний слушатель, невзначай здесь оказавшийся, рискует сделать неверные выводы о кровожадности моих министров. Кровожадности и беспримерной глупости. И он окажется неправ. Князь Александр Федорович Беляков-Трубецкой вовсе молчит, и было бы несправедливостью возводить на него напраслину. И на остальных тоже.

Умнейшие люди, и каждый исполняет порученное дело столь хорошо, что порой кажется незаменимым. Взять хотя бы того же Державина – поэт вроде, а как финансы поправил, а? А всего-то стоило обратиться к врачам с просьбой запретить Гавриилу Романовичу кутежи, до коих он стал было большим охотником, и рекомендовать больше гулять на свежем воздухе. Во время прогулок в его голову просто замечательные мысли приходят. Настолько замечательные, что Александр Христофорович смущается и бормочет о правилах приличия и чувстве меры. Ну да, Бенкендорфу обычно и достается претворять в жизнь гениальные идеи министра финансов. Помните недавний налет мексиканских пиратов на Бомбей? Ах, не помните… Правильно, я тоже забыл.

А на шутовские маски обращать внимание не будем. Главное то, что скрывается под ними. Там – разное. Кто-то прячет непомерную усталость от работы, иные – боль многочисленных болезней, третьи – растерянность от перевернувшейся с ног на голову жизни… Всякое.

Но с балаганом пора заканчивать:

– Что это у нас князь Александр Федорович молчит?

Министр горнодобывающей промышленности весь погружен в мысли и отзывается с некоторым опозданием:

– Мне нужны англичане. Еще лучше – шотландцы или валлийцы.

– Где нужны и в каком смысле? Прямо здесь, в Петербурге?

– Можно немцев саксонских, – невпопад отвечает Беляков.

– Зачем?

– Уголь добывать. Обычный француз в шахте больше месяца не живет, итальянцы с испанцами и этого не выдерживают, так что англичане в самый раз будут. К солнышку из-за своих туманов привычки нет, едят мало… Тысяч пятнадцать на Урал возьму и столько же – в Ново-Донскую губернию. Дадите больше – отправлю под Белгород, руду копать. Очень нужно…

Надо же, никогда не замечал, что национальная принадлежность влияет на способность человека работать под землей. А как тогда быть с интернационализмом? Или ну его в пень?

– Александр Федорович дело говорит, – поддержал Белякова-Трубецкого обер-прокурор. – Я специально интересовался: стоимость добычи ста пудов угля англичанином на полторы копейки ниже стоимости таковых же, но выкопанных французом. И это не учитывая расходы на похороны.

– Мелочи.

– Не скажите, – вмешался министр финансов. – В больших масштабах счет на миллионы пойдет, и с государственной точки зрения…

– Распорядиться о посылке транспортных судов к берегам Нормандии? – Граф Аракчеев достал из кармана блокнот с карандашом и смотрел вопросительно. – Разумеется, в сопровождении Средиземноморской эскадры.

Бенкендорф возразил:

– Балтийский флот справится не хуже. А если пригласить датчан…

– То они разграбят все, до чего смогут дотянуться, – заканчиваю я за Александра Христофоровича. – Викинги.

– Были ими, – возразил Бенкендорф. – Но пограбить не откажутся. Это точно.

– Грабежи – не наша метода.

– Почему? – В глазах явственно читается удивление.

– Стяжательство есть грех, – поясняю под одобрительный, но слегка насмешливый взгляд отца Николая. – Сами должны все отдать, причем с благодарностью и чувством вины за слишком малую сумму.

– Да?

– Именно так, и никак иначе. Не стоит строить свое благополучие на несчастьях других. В государственном смысле – не нужно делать это столь явно. Понятно изъясняюсь?

Ростопчин уловил мысль первым:

– Готовить проект капитуляции совместно с Министерством финансов, государь?

– Да, но только не переусердствуйте, а то обдерете Бонапартия как липку.

Опять оживился Державин:

– Контрибуцию высчитывать по чести или по совести?

– По правде, Гавриил Романович.

– Боюсь, у Наполеона столько не будет.

– Тогда в разумных пределах, но без крохоборства.

– Простите?..

– Мелочовкой мы изволим брезговать.

– Понятно. Сию же минуту приступим к работе, государь! – Державин снял салфетку и поднялся из-за стола: – Разрешите идти?

Мария Федоровна постучала ложечкой по чашке с чаем, привлекая внимание:

– Куда вы собрались, а как же совещание Совета? Извольте не пренебрегать обязанностями.

– Совет? – Гавриил Романович искренне удивился: – Разве сейчас не он был?

– Вы ошиблись, это всего лишь завтрак.

– Да, господа, – поддержал я супругу. – Не будем откладывать до полудня, прошу всех проследовать в кабинет.

Спустя полтора часа. Там же

Великий князь и цесаревич Николай Павлович грустил. Жизнь проходила мимо, неподалеку вершились судьбы мира, менялись границы одних государств и исчезали с карт другие, время летело вперед, а он до сих пор так и не совершил ни одного подвига. И неважно, что Цезарь или Александр Македонский в таком возрасте тоже ничего не успели сделать: голоногие древние дикари наследникам скифов не указ! Они не сделали… а ему очень нужно сделать!

Вот Михаил Нечихаев намного ли старше? На семь лет всего, а уже капитан и кресты со звездами на груди не помещаются. И первый бой принял как раз в одиннадцать! Эх, завидно становится… К Дашке Нечихаевой теперь и не подойти – нос воротит и требует доказательств храбрости. Девице, говорит, старшим братом гордиться должно, а кое-кому за широкой отцовской спиной прятаться не подобает. Врет она все, эта Дашка! Никакая у отца спина не широкая, он вообще ростом маленький. Ну и пусть! Зато Наполеон на три пальца ниже – Александр Христофорович по большому секрету сообщил.

А Дашка, хотя ее по правилам приличия полагается называть Дарьей Касьяновной, противная. И как на такой в будущем жениться? И ведь придется – сам обещал еще три года назад. Но для этого необходимо стать героем.

Решено! Николай встал с дивана, где так удобно предаваться унынию, и