Пионер. Том III - Клим Ветров

Позавтракали молча, под аккомпанемент шипящего ящика. Еда казалась безвкусной, ватной. В институт я не поехал. Какая учеба, когда мир трещит по швам? Мысли путались, сосредоточиться было невозможно. Дождавшись, когда родители, мрачные и озабоченные, уйдут на работу, я натянул первую попавшуюся куртку и пошел на остановку, к киоску «Союзпечати». Мелькнула мысль: мало ли? Сейчас ведь прорва всяких газетенок — и «патриотических», и «демократических», и бог весть каких. Может, какая-нибудь лихая редакция рискнула, напечатала хоть что-то? Хоть кроху правды, хоть обрывок слуха, подтверждённого типографской краской?

Но и тут меня ждал полный облом. У киоска бушевало настоящее людское море. Толпа гудела, как растревоженный улей. Люди толкались, вставали на цыпочки, кричали продавщице, но все было тщетно. Свежей прессы — ноль. Киоск был пуст, будто его обчистили грабители. Продавщица, бледная и растерянная, только разводила руками из-за стекла. Зато слухи! Слухи витали в воздухе густым, удушливым смогом, передаваясь шепотом, перекрикиванием, истеричными возгласами. Они плодились на глазах, один нелепее и страшнее другого. От захвата власти агентами ЦРУ и масонами (куда ж без них!), до высадки инопланетян в Кремле (логично, раз Горбачева задушили — значит, не люди!). Доносились крики про начало Третьей мировой, про ядерные удары, про то, что Ельцина уже расстреляли на Лобном месте, а Янаев — реинкарнация Берии. Голова шла кругом от этого безумного винегрета из страха и невежества.

Ко мне неожиданно прилип, хватая за рукав, мужик совсем бомжеватого вида. От него несло такой адской смесью перегара, пота и чего-то кисло-болотного, что дыхание перехватило. Глаза мутные, бегающие. Он тыкал грязным пальцем мне в грудь, брызгая слюной:

— Вот! Ты! Знаешь, што я думаю⁈ — прохрипел он, и от него пахнуло так, будто он действительно только что выпил целую цистерну самого отвратительного суррогата.

Я отшатнулся, задерживая дыхание, и сдержанно, стараясь не раздражаться, пожал плечами:

— Нет. Не знаю. — Внутри все сжалось от гадливости и желания поскорее уйти. Рука инстинктивно полезла в карман, проверяя кошелек.

— Это все, бляха, комуняки придумали! — заорал он с пьяной убежденностью, размахивая руками. — Горбачев им хвост прищемил, свободу эту свою навязал! А они — бац! — и отыгрались! Переворотчик устроили! Догоняешь, пацан? — Он подмигнул мне гноящимся глазом, довольный своей «проницательностью».

Отвечать не было ни малейшего желания. Все равно ничего путного, кроме бреда, от него не услышишь. А ввязываться в пьяную дискуссию было себе дороже. Я вежливо, но твердо высвободил рукав из его цепких пальцев и поспешно отступил в глубь толпы. Покрутившись еще минут десять, втягивая в себя обрывки разговоров, надеясь все же выловить хоть крупицу адекватной информации, хоть намек на правду, я окончательно убедился в тщетности затеи. Информационный вакуум был полным. Пошел домой, шаркая ногами по заледенелому асфальту.

Неужели так сработало то, о чем говорил Лосев? Их план: шар, борт, ещё борт, снова шар опять борт, шар и луза? Но как могут быть связаны события в нашем затрапезном городке, и там, высоких кабинетах кремля? Эффект бабочки? Но что-то быстро очень, только «сунули», и сразу ребёночек? А как же девять месяцев? Или сунули уже давно, а это последняя, завершающая деталь?

Зашёл в квартиру, захлопнув дверь, и первым делом — бросился к телевизору. Но на экране по-прежнему колыхалась та же мертвая, бессмысленная рябь. Тот же шипящий звук пустоты. Казалось, этот звук заполнил собой весь дом, всю страну.

Я бессильно плюхнулся на диван. Голова гудела от натужного ожидания и бесплодных размышлений. Что еще придумать? Куда податься? Мысли метались. Не в Москву же ехать? Сейчас там, наверное, ад кромешный. Связаться бы с Лосевым, он-то уж точно в курсе, что к чему на самом деле! Но как? Никак. Ни Лосев, ни Шухер, контактов своих мне не оставили, сказали что когда нужно будет, сами появятся. Вот и сиди теперь, как дурак, перед шипящим ящиком, в полной информационной блокаде.

Я был на кухне когда шипение помех в телевизоре сменилось грохотом новостной заставки, знакомые фанфары «Время» прозвучали как гром среди ясного неба, и едва не влепившись в косяк, я метнулся в зал.

Заставка кончилась, и на экране, необычайно бледный, но собранный, появился диктор Сергей Медведев. Он поприветствовал зрителей голосом, в котором старая привычная уверенность боролась с какой-то новой, металлической ноткой. После очень короткого, сухого вступления он… поздравил. Поздравил с победой! Говорил что-то об «огромных трудностях», о «кознях врагов», о «временных неудачах», но главное — о «блестящем успехе». О врагах народа, которые подло убили Президента СССР Михаила Сергеевича Горбачева (это прозвучало как официальный некролог!), но с которыми, благодаря мудрости и личному мужеству вице-президента Геннадия Ивановича Янаева и созданного им ГКЧП, удалось справиться. Янаев представал спасителем Отечества.

Получается ГКЧП победил? — подумал я, и прежде чем эта мысль успела оформиться, Медведева на экране резко сменило изображение незнакомого мужика. Сидит за столом. Лицо напряженное, взгляд прямой в камеру.

— Дорогие сограждане! — начал он твердым, но каким-то сдавленным голосом. И сходу, без предисловий, обрушил новую бомбу: — Попытка государственного переворота провалилась! Преступная клика обезврежена! НО… — он сделал глубоко скорбное лицо, — президент Советского Союза, Михаил Сергеевич Горбачев… героически погиб, защищая Отечество от мятежников. Он пал жертвой подлого заговора! Сделав театральную паузу, он заговорил о «происках врагов», о «ветре перемен», который они, дескать, хотят обратить в разрушительный ураган, о «воздухе свободы», который нужно защитить. Он явно набирал обороты, готовясь к длинной патетической речи, как вдруг… Оглушительный грохот выстрелов прямо в студии! Не один, а целая очередь! Экран дико мигнул, изображение пропало, появилось, скакнуло, и… снова всё поглотила знакомая, ненавистная черно-белая рябь и шипение. Тишина.

Я же принялся рассуждать.

Итак, факты (если это факты): Горбачев мертв. Точка. Про Ельцина — ни гу-гу. Полное забвение или…? А сам Янаев… судя по канонаде, прервавшей эфир, его положение было, мягко говоря, не из лучших. Кто кого? Кто стрелял? Вопросы висели в воздухе, а я продолжал сидеть перед телевизором, уставившись в мерцающую рябь, как зомби. Бесполезно. Сознание отказывалось воспринимать этот бред. Я так и уснул, сидя на диване, под монотонное шипение мертвого эфира, скрючившись в неестественной позе, проснувшись лишь от скрипа входной двери — с работы пришли родители.

Отец, зайдя в зал, первым делом кивнул на всё ещё шипящий телевизор. Тень усталой тревоги лежала на его лице.

— Ну что? Было хоть что-то? — спросил он, и в его голосе пробивалась надежда, которую он тщетно пытался скрыть