Ложная девятка. Шестой том - Аристарх Риддер

— С сыром? — удивилась Катя.

— Ах, это особенная история! — оживился поэт. — Хинкали с сулугуни — это настоящий деликатес. Тесто такое же тонкое, но внутри расплавленный сулугуни с зеленью. Когда кусаешь — течет горячий сырный бульон. Это просто фантастика!

Официант принес две тарелки хинкали. Мясные были классическими — тонкое тесто, внутри сочная начинка из баранины и пряностей. Но сырные… Боже мой! Когда я надкусил первый, во рту разлился потрясающий вкус расплавленного сулугуни, смешанного с кинзой и укропом.

— Невероятно! — не смог сдержаться я. — Я такого еще не пробовал.

Это была чистая правда. Хинкали с сыром это настоящая калорийная бомба. В 21 веке я такое не ел.

— Вот видите! — засмеялся Евтушенко. — А ведь многие даже не знают, что хинкали бывают не только с мясом. Сырные — это поэзия грузинской кухни!

— А вы часто в рестораны ходите? — поинтересовалась Катя.

— Редко, — ответил Евтушенко. — Но «Арагви» — это особое место. Тут вся творческая Москва собирается. Видите вон ту пару за угловым столиком? Это Владимир Меньшов с Верой Алентовой.

Я оглянулся и действительно увидел знаменитого режиссера с актрисой.

— Володя еще молодой, но уже гений, — добавил Евтушенко. — После «Москва слезам не верит» вся страна его знает.

— Да тут половина Союза писателей каждый вечер сидит, да и не только писатели любят это место, — продолжал Евтушенко. — Но хватит о глупостях. Давай лучше о том что действительно важно. О футболе.

Вино развязало мне язык, и я начал рассказывать. Про тренировки, про тактику, про взаимоотношения в команде. Евтушенко слушал внимательно, задавал умные вопросы.

— А как ты к славе относишься? — спросил он, откусывая кусочек хачапури. — Не давит?

Я задумался. Вопрос был непростой.

— Знаете, — сказал я наконец, — слава — это как обоюдоострый нож. С одной стороны, приятно, когда тебя узнают, когда люди радуются твоим успехам. С другой — постоянно чувствуешь ответственность. Нельзя расслабиться, нельзя подвести.

— Понимаю, — кивнул Евтушенко. — У меня похоже с поэзией. Написал что-то — и сразу все ждут, что следующее будет еще лучше.

— А вы футбол играли? — поинтересовался я.

— В молодости немного. — Поэт засмеялся. — Но быстро понял, что мое призвание — слова, а не мяч. Хотя за сборную всегда болею. Особенно когда такие игроки, как вы, играют.

Официант принес следующую порцию блюд. Чахохбили — курица в томатном соусе с травами, ароматная и нежная. Аджапсандали — овощное рагу, которое здесь готовили по особому рецепту. Чурчхела — грузинские сладости из виноградного сока и орехов.

— А расскажи про команду, — попросил Евтушенко, наливая всем вина. — Как у вас отношения? Дружные?

— В целом да, — ответил я. — Хотя характеры разные. Суслопаров, например, — философ. Может часами рассуждать о смысле жизни. Братья Савичевы — противоположности. Юра серьезный, основательный. Коля — живчик, шутник. Заваров что на поле импровизатор что в жизни.

— А тренер у вас какой? Расскажи о Стрельцове. Я знаю его как игрока. Он был гением. Русским Пеле.

— Стрельцов?Он мой первый тренер в футболе. Мне сложно оценивать Эдуарда Анатольевича как специалиста. Но как человек он очень и очень хороший. И я рад что сейчас он добирает то что недополучил в молодости. Он не должен был ограничиваться только олимпийским золотом и победами в кубке и чемпионате страны.

Евтушенко кивал, делая небольшие глотки вина.

— Знаете, — сказал он вдруг, — а ведь между поэзией и футболом много общего.

— В смысле? — удивился я.

— Ну вот взять ритм. В стихах есть метр, размер. В футболе — темп игры. Или возьмем импровизацию. Поэт может отойти от изначального замысла, если чувствует, что так лучше. Футболист тоже должен уметь импровизировать на поле.

— Интересная аналогия, — согласился я.

— Или эмоции, — продолжал поэт. — Хорошее стихотворение должно зацеплять читателя за живое. Красивый гол — тоже вызывает эмоции у зрителей.

Мы еще долго говорили о футболе, об искусстве, о жизни. Евтушенко рассказывал истории из своих поездок, я — из футбольной карьеры.

— А сладкое будете? — поинтересовался официант, убирая пустые тарелки.

— Конечно! — ответил Евтушенко. — Гиви, принеси нам пахлаву и чай по-грузински.

Пахлава оказалась невероятной — тонкие слои теста с орехами и медом, хрустящая и сладкая. А чай подали в армуду — маленьких стаканчиках грушевидной формы.

— Вот теперь трапеза завершена, — удовлетворенно сказал поэт. — Кстати, Слава, я к вам в Новогорск приеду, — сказал Евтушенко, отпивая чай. — Хочется посмотреть, как готовятся настоящие профессионалы. Может, даже стихи напишу об этом.

— Серьезно? — обрадовался я.

— Конечно! Я уже с договорился предварительно. И не один я приеду. Будет целый творчесский коллектив. Миша Боярский приедет, Роберт, Вознесенский, еще кое кто. Дадим вам наше творческое напутсвие.

— Это здорово! — восхитился я.

. — Тогда давайте выпьем за будущие победы сборной СССР и за творческие эксперименты!

Мы чокнулись и в этот момент я подумал, что вечер получился именно таким, каким и должен быть — с хорошими людьми, интересными разговорами и прекрасной едой.

— Знаете, — сказал я Евтушенко, — а ведь вы правы насчет общего между поэзией и

Когда мы вышли из ресторана, была уже глубокая ночь. Москва спала под легким апрельским снегом.

— Спасибо за вечер, — сказал я Евтушенко. — Очень рад был познакомиться.

— И я тоже. До встречи в Новогорске!

Мы попрощались. Евтушенко сел в свою машину, а мы с Катей пошли ловить такси.

— Ну как? — спросила Катя. — Забыл про Одессу?

Я понял, что она права. За весь вечер я ни разу не вспомнил про Хлуса, про драку, про все эти неприятности. Театр, встреча с интересными людьми, прекрасная еда — все это помогло переключиться.

— Ты молодец, — обнял я Катю. — люблю тебя.

— Я тебя тоже.

* * *

На следующий день я в отличном расположении духа отправился на нашу базу на Восточной улице и присоединился к команде. И все оставшееся до полуфинального матча со «Спартаком» время Эдуард Анатольевич решал увлекательную задачу по латанию Тришкиного кафтана, в который превратился наш состав.

Без большей части