Другая жизнь. Назад в СССР-2 - Михаил Васильевич Шелест

мне зубы не заговаривай. Он требует, чтобы тебя сняли с соревнований.

— За что? — опешил я. — Он ведь сам полез.

— Он говорит другое. Что ты применил против него приём. Применил ведь? Скажи честно.

— Он первый ко мне полез.

— Не надо было ломать ему руку, — упрямо проговорила Татьяна. — На твойе дисквалификации настаивают и находкинцы. По сути тебе и до соревнований-то допускали с большой натяжкой. Тебе с юниорами ползать по низшей сложности скалкам, а ты с нами…

— И что? Судья уже принял решение. Ты из списков участников исключён.

— О, мля, — подумал я. — Сходил за хлебушком!

Почесав затылок, я, едва сдерживая слёзы, посмотрел сначала в небо, потом себе под ноги, развернулся, и пошёл в свою палатку. И всё-таки я заплакал. Тихо, незаметно, слёзы лились ручьём, но я их не вытирал, помня старую житейскую мудрость, не тереть глаза — не будет видно, что плакал.

У своей палатки я расположился с комфортом. Прямо возле неё стояло толстое дерево, похожее на вяз, но могу запросто ошибаться, вот в его корнях я и устроился, подложив надувастик и ватный спальный мешок. Было жарко, а под деревом продувало. Быстро перекусив консервами «Завтрак туриста», я сладко задремал, но был разбужен на обед, который с удовольствием посетил. Съев, под жалеющими взглядами девчонок, большую миску сайрового супа и две порции консервированных голубцов — девчонки готовились к первым восхождениям и ели мало — я снова завалился в своё «гнездо». Снова наползли тучки, потянуло откуда-то сыростью, и мне пришлось нырнуть в спальник.

— Да и пофиг, — то и дело говорил сам себе я. — Оно мне надо? Первый разряд, или второй… Какая для меня, на хрен, разница. Переподпишет Рубин разряд, да и делов… Кстати, Татьяна и сегодняшнее моё «восхождение» запишет в новую книжку. Оно, хоть и тренировочное было, но в зачёт всё равно идёт. Так что, второй разряд мне обеспечен. И хватит силы на стенке тратить. Я же не за разрядами сюда ехал… А тут вон оно как разворачивается. Хе-хе… Как бы, точно, кто-нибудь ещё из девчонок утешать не пришёл.

И что их вдруг ко мне потянуло? Песни, что ли? Гитара? Да у них и своя есть. И Татьяна играет, и Ирина… И Игорь… Да-а-а… Игоря жалко, кстати… Он ведь в горы собирался. ТИНРО путёвки в альпенлагерь на Памире выкупило. Мама говорила, что Рубин подсуетился. Они каждый год выкупают. Организация богатая, хоть и научники, но и рыбники. У ТИНРО и свои рыбодобывающие суда есть.

Незаметно для себя я уснул и проснулся от шума дождя. Хорошего, такого, ливня. Моё гнездо уже начало заполняться водой, но я успел перенестись, едва ли не волшебным образом, в палатку. Телепортировался, хе-хе, так сказать… Задул шквалистый ветер. Захлопали плохо натянутые палатки.

— Ну вот и посоревновались, — сказал сам себе я.

Топали ноги, гомонили, галдели и хохотали пробегающие мимо моей палатки девчонки, а я снова плюхнулся спиной на надувастик и мне вдруг стало так хорошо, что аж защекотало в кишках.

Вдруг блеснула молния, и тут же прогромыхал гром. Бывало, что молнии били в скалу Пржевальского или в Екатерининскую гряду. Кто-то даже предлагал поставить вместо громоотвода на вершине флагшток. Туда был пологий заход с северо-восточной стороны. Но кто-то флагшток пожалел.

Скала по сравнению с грядой стояла гораздо ниже и молнии в неё били гораздо реже, но я всё-таки выполз из палатки и, раскрыв зонтик, поспешил к скале, скользя подошвами сапог по мокрой траве.

Слава Богу там всё было в порядке. Подхватив свёрнутые фалы и чьё-то снаряжение, перетащил под, пузырящийся на ветру, как парашют, брезентовый тент.

— Не лопнул бы, — подумалось мне. — Тогда всю эту хрень перетащат ко мне.

Я подумал-подумал, посмотрел на почти горизонтальные струи дождя и потащил, то что взял от скалы к себе в палатку. А потом пришёл за остальным снаряжением и перенёс его всё к себе. Увидев мои перемещения, ко мне в палатку ввалились и намокшие девчонки, которые стали стягивать с себя не только «амуницию», но и верхнюю одежду.

Но меня скоро заприметили и под крики: «Ишь охальник!», запихали в мою «квартиру», задёрнув «шторину», и не дав насладиться прекрасными полуобнажёнными натурами. Я тоже намок, а потому, сняв с себя мокрое, даже трусы, хорошенько выжав бельё в «форточку» и повесив его сушится на верёвку, переоделся.

За шторкой продолжались «оргии» с хихиканием, шушуканием и шутками-прибаутками, причём большинство адресовалось мне, типа: да он подглядывает, вон он его глаз торчит.

— Нужны вы мне, — наконец не выдержал я и лучше бы я этого не произносил. Я тут же стал: изменщиком коварным. Кто-то даже возмутился, что я, дескать, заманил к себе девушек, заставил раздеться и издевается.

— Вы там намочите мне полы! — запаниковал я. — Вон уже и подтекает на мою сторону.

— Смотри ка ты, подтекает у него, ха-ха, съюморил кто-то. У нас может тоже, хе-хе, подтекает, ха-ха-ха…

Все девчонки рассмеялись. Юмора я не понял, но он был с явным сексуальным подтекстом.

— Что у вас тут твориться? — вдруг раздался недовольный Татьянин голос. — Что это за стриптиз вы тут устроили? Где Мишка? Здесь?

— Здес! Здесь твой Мишка.

— Не мой, а наш! — отрезала Татьяна.

— На-а-а-ш? Слышите, девоньки.? Он, оказывается, наш! А кто вчера просил его руками, ха-ха, и всем остальным не трогать? Кто смертными карами стращал?

— Дуры, — засмеялась Татьяна. — Он маленький ещё.

— Маленький-маленький, а с виду как большой.

— Ха-ха-ха…

— Бесстыдницы. По одной — девчонки, как девчонки, а вместе соберётесь, так как… Слов нет. Мишка бы живой там.

Я надрывался от смеха.

— Жи-ик… Живой, ха-ха-ха, — еле смог проговорить я.

— Ты одетый? — спросила Татьяна.

— Нет, — ответил я, но она машинально продолжила:

— Тогда я войду!

И все девчонки через мгновенную паузу снова умирали от хохота.

— Тогда мы выйдем, девоньки! Надо выходить. А-ха-ха! Не будем мешать! А-ха-ха!

— Вот дуры! — смеялась и Татьяна.

Меня же вообще скрутила судорога.

Глава 8

— Ты, Мишка, должен извиниться, — сказала Татьяна.

— Перед кем? — сделал я удивлённое лицо.

— Перед Игорем.

— Чего вдруг?

— Ты ему сломал руку в двух местах.

— Если он ещё