Последний рассвет Трои - Дмитрий Чайка

смогут занять лишь рыбацкие хижины на берегу. Мы потеряли двоих воинов и одну упряжку, и теперь нужно отходить. Вон как раз отец рукой машет. Он прав, потому что дальнейший размен будет не с нашу пользу.

Что-то нехорошо мне стало вдруг. Врал Гомер, что сейчас время героев, я вот точно не герой. Я сижу в трясущейся повозке, совершенно без сил, и меня колотит мелкая дрожь. Я даже не заметил, как мы въехали в ворота города.

— Пей! — требовательно сказал отец и почти насильно влил в меня чашу неразбавленного вина. Он поднял меня и повертел туда-сюда. Я услышал сдавленное ругательство.

— Ну ты смотри, брат! А я думал, мой сын только полотно напрасно изводит. Достали его-таки стрелой!

Надо же, пригодился мой доспех, — отстраненно подумал я и вылакал вино до дна, постукивая зубами по обожженной глине. Отпускает вроде. А где это мы? Я сижу в одном из покоев дворца. Не Троя, конечно. Стены поштукатурены известкой, но ни о каких росписях и речи не идет, тут даже потолка нет. Просто деревянные балки, покрытые бахромой сажи, и сразу над ними черепица кровли. В одном углу — каменный очаг, который зажгут только в холода, а в другом — грубо вытесанная из камня статуя Тархунта, бога грома. У стен стоят ложа и два резных кресла на ножках в виде львиных лап. В крошечное окошко под потолком проникает свет, и здесь его достаточно, поэтому бронзовая лампа сейчас не горит.

— Он славно бился! — одобрительно улыбнулся дядя, который стоял рядом с отцом. — Все так говорят. Ты молодец, племянник! Пойдем, тебя ждут на пиру.

Пир! Любая битва заканчивается пиром, иначе вождь и не вождь совсем, а жадный скупердяй, с которым не стоит иметь дел. Люди жизнью рисковали, и они заслуживают того, чтобы за них подняли кубок-другой. Бог войны Шанта — наш покровитель сегодня, именно ему принесли в жертву ягненка, полив кровью жертвенник. Самого ягненка, впрочем, заберет жрец, у него с богом свои взаимоотношения.

Я сел за стол вместе со всеми, и никто не сказал ни слова. Я заслужил право сидеть здесь. Взрослые мужики молча раздвинулись на лавке, чтобы я протиснулся к столу и схватил кубок. Они хлопали меня по плечу, говорили что-то ободряющее, но я мало что понимал. Меня уже обволакивал хмель, а окружающие звуки как будто пробивались через толстый слой ваты. Полились здравицы, и я вместе со всеми поднимал чашу за чашей, наполненную вином. Зря я это сделал, потому что в моей башке уже изрядно шумело. Я же мальчишка совсем, да еще и голодный как волк. Вино натощак — это ведь именно то, что нужно для принятия осмысленных решений.

— А где наши лодки, дядя? — спросил я, когда хмельная пелена окончательно заволокла мою многострадальную голову, в которой еще кричали люди и лилась кровь.

— Зачем тебе? Что ты задумал, Эней? — нахмурился царь, который даже кубок поставил на стол. — Тебе не пробраться к кораблям. Не делай глупостей.

— У меня есть кое-какие мысли, — упрямо посмотрел я на него. — Просто найди мне лодку и пять десятков быстроногих парней. И тогда один корабль я точно сожгу.

Все присутствующие в зале повернулись и сосредоточенно уставились на меня. Они даже жевать перестали. Отец молчал и лишь укоризненно качал головой. Ну, ты и дурак! — читал я в его глазах. Но Акоэтес лишь кивнул, встал и одобрительно хлопнул меня по плечу. Вот такая тут жизнь. Воин сказал свое слово, и воин услышан. Если он сделает то, что задумал, честь ему и хвала. Не сделает — он болтун, не заслуживающий уважения. А уважение в этом мире — это все. Если тебя не уважают и не боятся, это равносильно клейму жертвы. Рано или поздно ты лишишься того, что имеешь. Но если ты берешь на себя ответственность и добиваешься своего, люди слепо идут за тобой, подчиняясь вожаку. А ведь сейчас это был не я, — проскочила в башке шальная мысль. — Это ведь Эней. Я же взрослый, разумный человек. Как я мог ввязаться в такую авантюру?

Это была последняя мысль перед тем, как уйти в спасительную темноту. Я все-таки сильно накидался.

* * *

Пробуждение стало на редкость мучительным. Изрядная доза вина, которое пили вчера не в целях обеззараживания воды, а чисто для того, чтобы нажраться, била сейчас в виски и просилась наружу. Пить я еще не умею, о чем свидетельствует укоризненный взгляд отца, который сидит напротив. Он бодр и свеж, в отличие от меня.

— Поговорим? — спросил он.

— Да чего я сделал-то?

Я сел на кровати и, как и полагается всем подросткам, которые впервые пришли домой подшофе, упрямо посмотрел на родителя, ожидая ремня.

— Ты вчера пообещал корабль данайцев сжечь, — ответил отец. — Забыл?

— А! Ты об этом?

Я с облегчением упал назад на тюфяк, наблюдая потрясающее по своей красоте явление, которое называется вертолет. Я такие ощущения в последний раз на первом курсе испытывал. Сколько же надо было этой кислятины выпить, чтобы так насадиться.

— Тебя это не беспокоит? — поднял бровь отец, которому на мое состояние было ровным счетом наплевать.

— Не-а, — ответил я и перевернулся набок, — Меня сейчас только похмелье беспокоит.

— А меня беспокоит честь семьи, — нахмурился отец. — Я не хочу, чтобы мой сын стал посмешищем.

— Тогда пусть сюда зайдет гончар, — простонал я, едва сдерживая желание обнять какой-нибудь тазик. — А ты пока найди мне лодку, моток веревки, двух рыбаков на весла и полсотни парней, которые бегают чуть быстрее беременной бабы.

— Когда ты хочешь это сделать? — спросил Анхис, даже не поменявшись в лице.

— Завтра утром, — ответил я, закрыв глаза. — Сегодня я никак. Прости, отец, мне на редкость дерьмово.

— Хорошо, ты все получишь, — услышал я. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Да-а… удивительные они тут ребята. Конкретные и прямые, как лом.

* * *

Летняя ночь на побережье Дардании, всегда такая безмятежная, в этот раз наполнена тревогой. Воздух, обычно теплый и ласковый, кажется мне тяжелым и как будто насыщенным грозовыми разрядами. Морской ветерок, который приносит прохладу, сейчас порывистый и резкий, он словно предупреждает о чем-то недобром. Ветер гонит по небу рваные облака, которые то и дело закрывают луну, бросая