Александр Абердин - Три недели в Советском Союзе

Прокурор согласился с ним. Сергею было несколько неловко от того, что он переместил место действия из Дагестана в Туркмению, но от этого ведь мало что менялось. Немного помолчав, прокурор спросил его: — «Сергей, ты не хотел бы работать в прокуратуре? Мне Петрович рассказал, что ты вытворял в его спортзале с кирпичами. Такое даже наши кагебешники не умеют. Нам такой парень, как ты, не помешал бы». Он отрицательно помотал головой и ответил прокурору: — «Нет, Василий Никодимович, театр и только театр. К тому же я всего лишь старший сержант, но дело даже не в этом. Я свой долг родине уже отдал, армейской косточки во мне нет, но если вы захотите, то согласен тренировать ваших ребят. Это дело не такое уж и сложное. На заставе я за год уяснил, что такое айкидо, карате и кун-фу. Командир у нас был, золото а не мужик». Вскоре они поднялись на невысокую горушку и остановились. Места вокруг были просто редкостной красоты и они стали быстро разбивать лагерь.

Полковник Трегубов взял с собой не только нескольких офицеров, но и двух солдат. Сергей не стал в отличие от высокого начальства прохлаждаться и немедленно принялся им помогать, а вместе с ним Володя, Виктор и ещё несколько человек. Где-то через полчаса послышались громкие крики, полковник увидел в бинокль архара на соседней высотке, до которой было чуть более семисот метров и народ, вырывая друг у друга бинокль, громко им восхищался. В основном все высказывания сводились к тому, что хотя снега лежало мало, подойти к зверю незаметно было просто невозможно. Тут-то Сергей и ляпнул: — «Эх, была бы здесь эсвэдешка, я бы его достал». Полковник Трегубов мотнул головой и из «Урала» немедленно принесли искомое орудие труда каждого снайпера, после чего чуть ли не шепотом спросил: — «Точно снимешь, Серёга?» Сергей улыбнулся и ответил вполголоса: — «Так ведь ветра нет, товарищ полковник, мы с ним на одной высоте, а всё остальное от господа Бога зависит».

Он быстро осмотрел винтовку, прижал её к груди, словно девушку, погладил и, отойдя в сторонку, шепнул ей несколько ласковых слов, после чего встал в позицию стрельба с колена, лёжа стрелять было неудобно, снарядил магазин, зарядил эсвэдешку и стал выцеливать архара, моля Бога, чтобы тот никуда не умчался. Архар был умницей. В том смысле, что хорошо встал под выстрел и Сергей, прицелившись в сердце, плавно и нежно нажал на спусковой крючок. Архар упал, как подкошенный и больше не шевелился, а все, кто приехали в горы на шашлыки, тотчас завопили и набросились на Сергея. Его даже качнули несколько раз. За убиенным архаром отправили солдат и следаков и те через полтора часа вернулись все потные, запыхавшиеся, но очень довольные. Архар оказался не старым козлом, а молодым дурнем и потому обещал быть очень вкусным.

В привезённых с собой мангалах уже жарились шашлыки и шерпам, как сразу же обозвали всех членов этой небольшой экспедиции, немедленно налили по стакану коньяка и вручили по шампуру. Поначалу все ворчали, что придётся растапливать снег, чтобы добыть воду, но Сергей хорошо знал это место и сразу же повёл ещё несколько человек с молочными флягами к роднику и неподалёку от которого рос ельник. Так что как с водой, так и с дровами, хотя их привезли с собой чуть ли не треть «Урала», всё было в полном порядке, и пока шерпы ходили за мясом, остальные натаскали к месту стоянки хвороста. Поляна в горах получилась, что надо, ведь полковник Трегубов захватил ещё и два больших, раскладных стола и четыре длинные лавки. За столом было шумно и весло, да, и погода не подкачала, было довольно тепло и солнечно. В общем и пир был горой, и веселились все на славу, а когда народ наелся шашлыков и прочей закуси, Володя принёс из машины свою «Музиму» в пластиковом футляре и молча вручил её Сергею.

Он не стал отнекиваться, хотя пальцы всё же стыли, а сразу же стал петь песни, в основном Высоцкого, весьма ловко подражая его голосу и манере пения. Ну, а потом он запел по просьбе Василия Никодимовича по-английски. Там, в горах Кабардино-Балкарии, раз никто не стал возражать против буржуазной музыки, ведь они были не на пртсобрании. Правда, несколько песен «Битлз» Сергей спел ещё и на русском языке и в их тексте даже самый суровый критик из горкома КПСС, как сказал об этом начальник горотдела милиции, не смог бы найти и с лупой в руках. Несколько женщин, послушав, как он поёт, стали просить, чтобы он показал им своё кун-фу. На них тотчас накинулись те, кто постарше, и стали убеждать, что на полный желудок, да, ещё под хмацем и на снегу кто угодно свернёт себе голову, но Сергей, смеясь сказал, что ни одно, ни другое, ни третье хорошему мастеру не помеха, тут же покраснел и признался всем, что мастер он всё-таки пока что средненький, хотя и не полная бестолочь, но пообещал, что годам к семидесяти обязательно им станет.

Он снял с себя куртку-дублёнку, свитер и даже рубашку, после чего оставшись в одной майке, камуфляжных штанах и высоких кроссовках, в которых обычно выбирался в горы, вытоптав снег, показал всем высший класс. То есть практически весь известный ему ассортимент телодвижений. После этого выступления на полный желудок у него снова разыгрался аппетит и он, одевшись, набросился на холодный шашлык, выпив полстакана шашлыка. В общем это был хороший выезд на шашлыки, хотя это и обошлось Сергею недёшево. Зато он познакомился с очень нужными ему людьми, что было вполне сопоставимо для него по значимости с родителями Юли. Там тоже обе стороны остались довольны друг другом, но этот выезд на природу всё же мог очень сильно облегчить ему врастание в новую для него среду.

После этого были две недели сплошного счастья. К родителям Юли они ходили не так уж и часто и проводили всё время вдвоём. Получив паспорт, Сергей стал думать о том, как бы ему теперь разжиться ещё и военным билетом, но для этого нужно было ехать в Москву. Если хорошенько постараться, то можно было купить чистый бланк военного билета и подделать в нём все нужные записи, чтобы потом жить и ни о чём не беспокоиться, а именно об этом он мечтал больше всего. Сергей на софе рядом с Юлей в позе шестьдесят девять, обняв её за талию, прижавшись щекой к аккуратно постриженному в форме сердечка лобку, нежно гладил её упругие ягодицы и болтал с пока ещё своей невестой о всяких пустяках. Он ещё так и не отважился рассказать Юле о том, кто такой на самом деле и как появился в небольшом курортном городе первого февраля. Юля, лежавшая рядом с ним откинувшись на спину, гладя рукой его по груди, спросила:

— Серёжка, а это правда, что ты меня развратил?

Сергей, крепко сжав её ягодицы, зарычал:

— Юлька, я кому-то сейчас всю попу покусаю! С кем это ты вчера общалась и кто тебе такого наговорил? Быстро признавайся, а не то точно хуже будет.

Девушка быстро повернулась на бок, лицом к его телу и уже другая её рука, быстро легла Сергею на грудь и скользнула по животу вниз, пока не нашла то, что искала. Нежно лаская его, Юля задышала глубже и чаще. Так всегда с ней бывало, когда она только думала о близости с Сергеем. Наконец она сказала:

— Мы сидели с Маринкой в кафешке, в парке, пили коньяк с мороженным и болтали. Когда я рассказал ей о том, как это у нас бывает, она взяла, дурочка, и ляпнула это, а я спросила тебя просто так. На самом деле я вовсе так не думаю.

Сергей, целуя свою любимую пока что так, чтобы она не рычала и не металась по софе от страсти, спросил:

— Юлечка, ну, а тебе самой-то нравится, что мы с тобой делаем? Тебе хорошо со мной, любимая? Ты не жалеешь, что я пробудил в тебе такую страстную женщину?

— Ой, Серёженька, глупенький, конечно мне всё это очень нравится! — Воскликнула Юля — Я когда рассказала Маринке о том, что иногда испытываю два и даже три оргазма за один раз, у неё глаза на лоб полезли. Она сначала мне не поверила, но потом, когда я рассказала, как это у меня бывает, то так стала завидовать мне, что я даже начала ревновать тебя. Вдруг она захочет тебя и соблазнит как-нибудь. Она ведь красивая девчонка. Когда я стала рассказывать этой дурёхе, что мы делаем друг с другом и про позы из Кама-Сутры, она сначала такую рожу скорчила, что просто ужас, и сказала мне, что это разврат. Зато потом, когда я рассказала ей про свои оргазмы и про то, что иной раз даже теряю на несколько секунд сознание и ору, как оглашенная, то расплакалась и призналась мне, что хотя она и счастлива со своим Петькой, у неё с ним такого никогда не бывает. А про то, что ты меня развратил, я просто так спросила. Я ведь знаю, Серёжка, что это вовсе не так. Правда, ведь, любимый?

Сергей, целуя Юлю там и так, отчего она обычно приходила в неистовство, громко и отчётливо сказал ей:

— Юлечка, любимая, настоящий мужчина не сможет уснуть, если он не доставит своей любимой такого удовольствия, что та уснёт в его объятьях, как убитая. Для этого любые средства хороши, моя радость. Мне, честно говоря, жалко, что Маринке достался какой-то колхозник. Знаешь, Юлька, мои родители хотя они уже и не такие юные, как мне хотелось бы, иногда дают небесам такой копоти, что у меня в Вихрах весь коттедж, а он у меня трёхэтажный, ходуном ходит. Моя сестрица, кикимора юная, она у нас тем отличилась, что лишилась девственности с таким же сопляком ещё до того, как ей четырнадцать лет исполнилось и тем очень горда, потом весь день на мать волком глядит. Завидует, бестия, что я увёз их из Москвы от беды подальше. Бесится, видите ли без своего любовника. Найду, гада, убью, но она ловко шифруется. Никак мне не удаётся их выследить. Только и знаю, что её парню двадцать три года. Таньке ведь всего семнадцать и они оба, похоже, о том, чтобы пожениться, даже и не думают, хотя я как-то ему посулил через неё золотые горы и небо в алмазах.