Стивен Кинг - 11/22/63

У меня все еще оставалось три минуты.

Или, скорее, две с половиной.

Я атаковал лестничный пролет между вторым и третьим этажами, не обращая внимания на боль в колене, поднимаясь все выше и выше, как марафонец, набегающий на финиш длинной дистанции. И я, разумеется, был тем самым марафонцем.

Снизу доносился голос Бонни Рэя. Он кричал, что какой-то чокнутый мужчина утверждает, будто Лила собирается стрелять в президента.

До середины лестничного пролета на третий этаж я чувствовал, как Сейди дышит мне в спину, словно всадник, побуждающий лошадь скакать быстрее, но потом она чуть отстала. Я слышал, как она жадно хватает ртом воздух, и подумал: Слишком много сигарет, дорогая. Мое колено больше не болело: мощный выброс адреналина временно заглушил боль. Я старался по возможности не сгибать левую ногу, переложив всю нагрузку на правую и костыль.

Поворот, вверх к четвертому этажу. Теперь уже я хватал ртом воздух, а ступени становились все круче, как горный склон. Опора костыля, упирающаяся в подмышку, стала скользкой от пота. Голова гудела, барабанные перепонки рвал нарастающий шум толпы у здания книгохранилища. Широко раскрытым глазом воображения я видел приближающийся кортеж: автомобиль с сотрудниками секретной службы, потом лимузин президента, по обе стороны мотоциклы «Харлей-Дэвидсон» управления полиции Далласа, копы в белых шлемах с ремешками под подбородком и солнцезащитных очках.

Еще один поворот. Костыль заскользил, потом выправился. Опять вверх. Теперь я чувствовал запах стружки с шестого этажа, где рабочие ремонтировали пол, снимали старые лаги, ставили новые. Не в той части, где устроился Ли. В юго-восточном углу он пребывал в гордом одиночестве.

Я добрался до пятого этажа и сделал последний поворот. Широко раскрыл рот, чтобы протолкнуть в легкие воздух. Рубашка на тяжело вздымающейся груди превратилась в мокрую тряпку, льющийся со лба пот щипал глаза, и я смахнул его левой рукой.

Три картонных коробки с книгами (я увидел большие буквы надписей «ДОРОГИ КО ВСЕМУ» и «ДЛЯ ЧИТАТЕЛЕЙ 4-ГО И 5-ГО КЛАССОВ») блокировали лестницу на шестой этаж. Стоя на правой ноге, я вогнал набалдашник костыля в одну из них и отбросил ее. Сзади доносилось тяжелое дыхание Сейди, которая находилась между четвертым и пятым этажами. Выходило, что я поступил правильно, не отдав револьвер, но кто мог это знать? Исходя из собственного опыта я мог утверждать, что личная ответственность за изменение будущего заставляет бежать быстрее.

Я протиснулся в брешь, которую сам и пробил. Для этого мне пришлось на мгновение встать на левую ногу. Она издала такой вопль боли, что я застонал и схватился за поручень, чтобы в полный рост не рухнуть на ступени. Посмотрел на часы. Двенадцать двадцать восемь, но вдруг они отстают? Толпа ревела.

– Джейк... ради Бога... поторопись... – Сейди, она все еще между четвертым и пятым этажами.

Я продолжил подъем, и шум толпы начал проваливаться в мертвую тишину, а добравшись до шестого этажа, я уже не слышал ничего, кроме хрипов собственного дыхания да бухающих ударов работающего на пределе сердца.

Шестой этаж Техасского хранилища школьных учебников представлял собой огромный сумрачный зал с островками поставленных друг на друга картонных коробок с книгами. Потолочные светильники горели только в той части зала, где шли ремонтные работы, но не в углу, где расположился Ли Харви Освальд, намеревавшийся изменить историю в ближайшие сто секунд, а может, и того меньше. Семь окон выходили на улицу Вязов: посередине пять больших полукруглых, по краям – два квадратных. Около лестницы мрак разгонял только свет, долетающий из этих окон. Благодаря пыли, висевшей в воздухе из-за ремонтных работ, колонны солнечного света от окон до пола казались достаточно плотными, чтобы резать их ножом. Не падал свет только через угловое окно, отгороженное коробками с книгами. Снайперское гнездо располагалось далеко от меня, мне предстояло по диагонали пересечь весь зал, с северо-запада на юго-восток.

За баррикадой из коробок с книгами, у самого окна, залитый солнечным светом, стоял мужчина. Он наклонился вперед, выглядывая наружу. Ветерок, влетающий в распахнутое окно, шевелил его волосы и воротник рубашки. Он начал поднимать винтовку.

Хромая, я бросился к нему, лавируя между островками из коробок с книгами, на ходу пытаясь достать из кармана револьвер.

– Ли! – прокричал я. – Остановись, сукин ты сын!

Он повернул голову и посмотрел на меня, его глаза широко раскрылись, челюсть отвисла. На мгновение я увидел перед собой обычного Ли – парня, который смеялся и играл с Джун в ванной, который иногда обнимал жену и целовал ее, – а потом его тонкогубый, жеманный рот пришел в движение: в оскале обнажились верхние зубы. И едва это произошло, он превратился в монстра. Я сомневаюсь, что вы мне поверите, но клянусь, это правда. Он перестал быть человеком, стал демоническим призраком, который мог с того самого момента кружить над Америкой, побуждая ее направлять свою мощь не по назначению и отравляя все хорошее.

Если бы я позволил.

Шум толпы вновь ворвался в уши, тысячи людей аплодировали президенту, орали во всю глотку, приветствуя его. Я слышал их, и Ли тоже. Он знал, что это означает: сейчас или никогда. Он развернулся к окну и вдавил приклад в плечо.

Я уже сжимал рукоятку револьвера, того самого, из которого убил Фрэнка Даннинга. Не просто одной модели – револьвер стал тем самым. Я так думал тогда, думаю и теперь. Курок попытался зацепиться за подкладку, но я выхватил револьвер, слыша, как рвется материя.

Выстрелил. Пуля прошла высоко, выбив щепки из оконной рамы, но этого хватило, чтобы спасти жизнь Джону Кеннеди. Освальд дернулся в момент выстрела, и пуля весом сто шестьдесят гран[161] прошла выше головы президента, разбив окно в старом здании окружного суда.

Новые крики, уже недоумения и изумления, донеслись снизу. Ли снова повернулся ко мне, его лицо превратилось в маску ярости, ненависти и разочарования. Поднял винтовку, и на этот раз не для того, чтобы убить президента Соединенных Штатов. Он целился в меня. Передернул затвор – клац-клац, – и я выстрелил второй раз. И хотя преодолел три четверти пути – до Освальда оставалось менее двадцати пяти ярдов, – опять промахнулся. Я увидел, как колыхнулась рубашка на боку, и все.

Мой костыль угодил в груду коробок. Меня повело влево, я взмахнул рукой с револьвером, пытаясь удержаться на ногах, но куда там. Мелькнула мысль о том, как Сейди практически упала в мои объятия в день нашей первой встречи. И я уже знал, что сейчас произойдет. История не повторяется, но она гармонизируется, и обычно происходит это под музыку дьявола. На этот раз валился на землю я, и это различие стало роковым.

Я не слышал ее тяжелого дыхания на лестнице, но до меня доносились ее быстрые шаги.

– Сейди, ложись! – крикнул я, однако мои слова растворились в грохоте выстрела винтовки Освальда.

Я услышал, как пуля пролетела мимо. Я услышал, как вскрикнула Сейди.

Загремели новые выстрелы, уже снаружи. Президентский лимузин на огромной скорости мчался к тройному тоннелю, две сидевшие в нем пары пригнулись, держась друг за друга. Но автомобиль секретной службы остановился на дальней стороне улицы Вязов у Дили-плазы. Копы-мотоциклисты замерли посреди улицы, и как минимум сорок человек показывали на угловое окно шестого этажа, в проеме которого стоял тощий мужчина в синей рубашке.

Я услышал череду глухих ударов, какие слышны, когда градины падают в грязь. Это пули отскакивали от кирпичных стен.

Но многие попали в цель. Я увидел, как рубашка Ли раздулась, словно под ней поднялся ветер, красный ветер, прорывающий дыры: одну над правым соском, вторую в области грудины, третью – у пупка. Еще одна пуля разорвала горло. Он покачивался, как кукла, в этом слепящем, с пляшущими пылинками свете, и жуткий оскал так и не сполз с его лица. Говорю вам, в конце он уже не был человеком – стал кем-то еще. Тем, кто проникает в нас, когда мы прислушиваемся к самым жутким своим ангелам.

Пуля попала в потолочный светильник, разбила лампочку. Светильник закачался. Осколки посыпались на пол.

Пуля снесла макушку несостоявшемуся убийце точно так же, как одна из пуль Освальда снесла макушку Кеннеди в мире, из которого я пришел. Он упал на баррикаду из картонных коробок с книгами, развалил ее.

Снизу по-прежнему доносились крики.

– Мужчина упал! – проорал кто-то. – Я видел, как он падал!

Торопливые шаги, поднимающиеся к шестому этажу. Я швырнул револьвер тридцать восьмого калибра к телу Ли. Мне хватило ума, чтобы понять, что люди, которые сейчас прибегут сюда, жестоко изобьют, может, даже прикончат меня, если увидят в моей руке оружие. Я начал подниматься, но колено отказало. Может, и к лучшему. Пока меня не видели с улицы Вязов, а если бы увидели, наверняка открыли бы огонь. Я подполз к тому месту, где лежала Сейди, удерживая вес тела на руках и волоча за собой левую ногу, как якорь.