Воробей. Том 2 - Андрей Дай

Вот и строение, в котором располагалось Благородное Собрание, ничем от своих соседей не отличалось. Пара десятков разноцветных вывесок — торговля не умирала до самого позднего вечера в первом этаже. Экипажи прибывающих на событие года благородных господ у, мало чем от торговых отличавшегося, входа. Только и понятно было, где одно, а где другое по тому, что не у каждой лавки возвышается фигура рослого городового.

Раньше, в той еще жизни, представлял себе жизнь высшего света в девятнадцатом веке, как нечто такое, блестящее. Балы в шикарных и огромных залах, красавицы в бриллиантах и кружевах, сверкающие позолотой эполет офицеры. Блеск орденов на груди величественных вельмож. Все так. Только утюг придумали не так давно, и не во всех домах он есть. Понимаете? Далеко не все могут похвастать отглаженным костюмом. Потому и не принято ходить в одном и том же наряде на два бала подряд. Заметно сразу по характерным помятостям и складкам. Слуги конечно увлажняли и давали одеянию отвиснуть, выправить помятые места, так сказать: естественным путем. Но опытный взгляд все одно легко определяет, как часто платьем пользуются.

Это было, помнится, забавным открытием для нового меня. Герочка воспринимал это все, как само собой разумеющееся. А вот я развлекался от души. Кажется, утюг — чего проще? Чугунный остроносый ящик с ручкой сверху, куда можно насыпать полыхающих углей. Ан нет! Признак высокого достатка и прогрессивных взглядов хозяев имения. Не больше, ни меньше!

С огромными, блистающими золотом и зеркалами, залами тоже облом получился. Не каждому по карману выстроить что-нибудь этакое, в стиле Белого, бального, зала в Зимнем дворце. Ну, первые, самые имениты фамилии Империи, с ними все понятно. В их дворцах и не такое возможно. Некоторые, вроде Юсуповых, могут, и статуи из хранилищ Ватикана выкупать, и зеркалами все стены, от плинтусов до потолка, покрывать. А вот все остальные — уже нет. Как бы ни хотелось.

Все дело в длине рабочей, хорошей части ствола дерева. Даже у корабельной сосны лучшая часть — от корня до, примерно, середины — не превышает шести, примерно, метров. А так как все перекрытия в стране пока еще делаются исключительно из дерева, то и максимальная ширина помещения этой самой длиной бревна определяется. Во дворцах потолки бальных залов отдельно приглашенные архитекторы создают. Тот самый, прекрасный в своей цветовой лаконичности, Белый зал господин Брюллов проектировал. И если взглянуть на потолок, окажется, что выполнен тот по образу церковных — куполообразно.

Кстати говоря, эта шестиметровая особенность прокралась и в чертежи, которыми пользуются строители двадцать первого века. Стандартное расстояние между осями — все те же пресловутые шесть метров. Традиция, и не более того. Стальные двутавровые балки и пространственные решетчатые фермы позволяют сделать ширину между несущими стенами совершенно любой.

Вяткинское Благородное собрание — это не дворец. Подозреваю, что до того, как помещения были арендованы и приведены в порядок, в этих палатах располагались какие-нибудь склады, или мелкоштучные мастерские. Впрочем, мне особой разницы не было. Чисто, опрятно и шторы из какой-то дорогой ткани. Музыка играла что-то приятное уху. Господа разной степени помятости, дамы в платьях из прошлого десятилетия. Я и в столице не был любителем светских мероприятий, а уж в провинции и подавно.

Хотя, признаюсь, только войдя в длинное и узкое — шесть на примерно двадцать — помещение, несколько оторопел. В зале собралось человек двести, не меньше. Сам от себя такого не ожидал, но на секунду — другую в какой-то ступор впал. Конечно же, я и раньше бывал на массовых мероприятиях. Но вот так, в качестве первого лица, впервые. Потом прошло. Разглядел мятые сюртуки и поймал запах нафталина, которым пересыпают платья в сундуках для сохранности от прожорливых лохматых бабочек.

Народ расходился, образовывая живой коридор, в конце которого, наряженные в лучшее платье, с орденами, поджидали меня вятский губернатор, в компании с еще несколькими незнакомыми господами. Я вздохнул поглубже, как перед прыжком в воду, и, нацепив обычную придворную, ничего не значащую, улыбку, шагнул вперед.

Начальственно передал какому-то полицейскому офицеру подарочную коробочку с орденом и ленту, зачитал поздравительный адрес от Регентского Совета, передал приветствие от министра МВД Тимашева, и под общие аплодисменты, передал Чарыкову орден с лентой.

Тут же нашлись доброжелатели, бросившиеся губернатору помогать дополнить наряд новой наградой. Более высокого статута наград у Валерия Ивановича еще не было, так что Белый Орел — обязателен к ношению. Причем с той секунды, как собственно награждение произошло. Отложи в сторону, проигнорируй требование вятский губернатор, деяние сие, какими-то неведомыми тропами непременно доберется до ушей высокого начальства. Нет, никакого наказания не воспоследует. Просто, следующие награды найдут своего героя очень и очень не скоро. Всегда найдутся те, кто не менее достоин, и любому прибытку рад.

Но Чарыков — чиновник не первый день. Нашу кухню знает не хуже меня. Потому тут же принялся обряжаться в темно-синюю ленту со знаком. И даже саму восьмиконечную звезду на мундир пристроил уже. Молодец.

— Представьте же мне, наконец, своих спутников, — потребовал я, когда суета вокруг награды несколько улеглась.

Валерий Иванович принялся называть какие-то чины и должности, украшенные всевозможными фамилиями. Естественно, я и не думал все это запоминать. Но слушал внимательно. Вдруг услышал бы нечто такое, что всколыхнуло бы память.

Такое уже случалось. Слушал в полуха доклад начальника полицейского департамента МВД, и тут вдруг была произнесена фамилия — Можайский. Оказалось, что этот господин, отставной офицер, в собственном имении выстроил переносные крылья, и подбил одного из крестьянских детей спрыгнуть с ними с церковной колокольни. Полет, кстати, оказался успешным. Паренек планировал несколько сот метров, вопя от восторга. Жаль, приземление вышло неудачным. Все остались живы, но летчику-испытателю потребовалась помощь земского доктора. Вправить вывихи и сложить переломанные кости правильно.

Самолет Можайского! Господи! Да это этажеристое чудо-юдо даже на марках в мое время печатали! Как же я мог забыть⁈ Естественно, к помещику Можайскому отправился мой чиновник по особым поручением. С заданием уговорить пионера воздухоплавания приехать ко мне в Санкт-Петербург и заниматься строительством аэроплана на государственном уровне. Уж лабораторию при Императорском институте вооружений я ему мог легко устроить. Осенью вернусь в столицу, там меня уже и ответ должен дожидаться.

Следом за Можайским, следуя ассоциативному ряду, память выдала еще одну фамилию: