Южное направление (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

— А, это в прошлом, — отмахнулась Татьяна. — Кажется, поручик в Минске себе зазнобу нашел, теперь страдает.

— Страдает, это хорошо, — философски изрек я. — Любовь, даже безответная, еще никому не вредила.

— Владимир Иванович, не был бы ты моим начальником, так бы взяла, да и дала тебе в ухо.

— Тань, как хорошо, что твой папа — капитан второго ранга, — хмыкнул я, на всякий случай посматривая на руки девушки

— Это вы к чему? — с подозрением посмотрела на меня Татьяна, переходя на вы.

— Да так, мысли вслух. Лучше сходи, пригласи Александра Петровича. И скажи Кузьменко — пусть нищенку допросит. Я потом гляну, если что не так, допрошу повторно.

Дочь кавторанга повела плечами и дисциплинированно вышла из вагона. А я-то имел в виду, что в их доме имеется понятие субординации, потому что другая девушка не посмотрела бы, что я начальник, а дала в ухо. Нет, получать в ухо от Тани не хочу, чревато.

Явился Александр Петрович. Кажется, он собирался доложиться по всей форме, но я просто кивнул на рундук.

— Садитесь, товарищ Исаков. Как я понимаю, хотите подавать рапорт на увольнение из чека?

— А как вы догадались? — сверкнул стеклышками очков Петрович.

— Глянул на вас вчера и осознал — либо застрелится Александр Петрович, либо попросится на свободу. Дескать, мне противно заниматься такой работой. Верно?

— Верно, Владимир Иванович, — не стал кривить душой бывший штабс-капитан. — Врать не стану, собирался стреляться, но передумал. Решил, зачем вам напрасные хлопоты?

— Это вы правильно, — не кривя душой, сказал я. — Вам-то что, застрелились, а нам каково? Объяснительную придется писать, потом с трупом неизвестно что делать — здесь закапывать или в Архангельск отправлять? Если в Архангельск, какой гроб нужен? Если в деревянный положить, так вонять будет, надо металлический искать, лучше цинковый, или свинцовый, но где взять-то?

— Не шутите так, Владимир Иванович, — насупился Петрович. Потом добавил: — Самоубийц-то и в прежние времена на кладбищах не хоронили, а уж теперь… Кто бы меня в Архангельск повез, кому это надо? Прикопали бы где-нибудь, да и все.

— Я и не шучу, — пожал я плечами. — Есть у меня свой пунктик. Если есть возможность, похоронить своего человека достойно. Понятное дело, что, если отступаем, там не до кладбищ и не до почетного караула. Впрочем… — прервал я свой собственный монолог. — Пишите рапорт. Только убедительная просьба — не пишите, что вы не согласны с методами работы своего начальника, что вам претит заниматься контрразведкой, что вам жаль загубленные судьбы наших подследственных, что нужно воевать честно, с открытым забралом.

— Ну, про честную войну я бы писать не стал, — сквозь силу улыбнулся Петрович. — Я же как-никак сапер. И мосты взрывал, и минные поля ставил.

— Значит, уже хорошо, осознаете. Стало быть, напишите, что по состоянию здоровья вы не можете исполнять служебных обязанностей. Таня вас осмотрит, какой-нибудь диагноз придумает, справку выдаст. Я все подпишу, печать поставлю. Как в Архангельск приедете, справку у врача подтвердите — с моей подписью ни один врач спорить не станет, а иначе могут вас загрести в Красную армию как военспеца.

— Владимир Иванович, как же вы не поймете? — начал сердиться Исаков. — Я же не против послужить в Красной армии. Я в чека служить не хочу. Хочу, чтобы вы перевели меня в армию. Я вообще не пойму — на кой хрен вы меня к себе на службу определили?

— Ну что вы все — я да я? — мягко пожурил я бывшего штабс-капитана. — На службу я вас определил, потому что мне специалист нужен по саперной части. Жаль, разумеется, что вы служить не хотите, но что поделать. — Видя, что Александр Петрович собирается что-то сказать, поднял ладонь. — Подождите, не перебивайте. Знаю, что скажете — в РККА всей душой, от ВЧК — избавьте. Нет, товарищ Исаков, не получится. Либо вы служите там, куда вас поставили, либо вообще не служите. Выйдете на «гражданку», пойдете детишек учить, чем плохо?

— Опять я вас не пойму, товарищ начальник, — поправил очки Петрович. — Вы же, как помню, по всем лагерям офицеров искали, а вместо того, чтобы нас расстреливать, на фронт отправляли. Ведь было такое? Чем плохо, если в Красной армии лишний сапер появится? А я, смею надеяться, не из худших.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Так я вам верю. И специалист вы первоклассный. Только, Александр Петрович, когда я вас брал на службу, вы мне сами рапорт написали — так мол и так, прошу зачислить в ряды РККА. А потом, когда я вам предложил рапорт переписать, мол, хочу служить специалистом в чека, вы же не отказались, верно?

— Я, Владимир Иванович, в состоянии эйфории был, — смутился Исаков. — Ждали расстрела, а вы тут явились, нам и подумать особо не дали — на фронт, поляков бить. Я тогда и черкнул, не глядя.

— А теперь, стало быть, все разглядели, и захотели в Красную армию?

Исаков ненадолго задумался, потом спросил:

— А если я после увольнения порву эту справку, пойду добровольцем? Кто мне запретит?

— И как вы себе это представляете? Отправитесь в строевую часть? Не примут. Пойдете в военкомат, что вы там скажете? Служил у белых, прошел фильтрацию, служил в чека. Спросят — а почему из чека вас выгнали?

— Как это — выгнали? — не понял Петрович.

— Как выгоняют? Выгоняют за пьянку, за моральное разложение. За все прочее — взяточничество, превышение служебных полномочий у нас не выгоняют, расстреливают.

Эх, до чего же наивный ты человек, штабс-капитан. И майором тебе не быть, это точно. Не помню, в каком году у нас майоров введут? В тридцать четвертом, что ли? А, нет, в тридцать пятом. Но тебе, капитан, переаттестация не светит.

— Выходит, в чека, как в масонской ложе — вход рупь, а выход два? — невесело улыбнулся Александр Петрович.

Наивный-то он наивный, но не глупый. Ишь, догадался.

— Про масонов, уважаемый Александр Петрович, сказать ничего не могу, не был, не состоял. Я же вам предложил — уйдете по состоянию здоровья, станете чем-то полезным заниматься. Не хотите детей учить, другое дело найдется. Саперы в народном хозяйстве всегда нужны — шахты строить, железные дороги, да мало ли что.

Мне стало интересно — воспользуется ли старый служака лазейкой, что я ему предложил или нет?

— Нет, я так не хочу, — покачал головой Исаков. — Тогда уж и на самом деле — лучше пуля в лоб.

— Скажите-ка мне, Александр Петрович, решение застрелиться или уйти у вас когда появилось? После того как я эту девицу пугал, да?

— Так точно. Наверное, вы действовали правильно, но со стороны это выглядело мерзко. Я не голубых кровей, но офицер, пусть нас и отменили.

— Верю. Но у меня встречный вопрос — а на кой черт вы это все слушали? Вышли бы из купе, и все дела. Это первое. Второе — а по чьей милости эта девица оказалась в поезде? Ладно, Татьяна проявила жалость, но вы-то куда смотрели? Вы были дежурным, позволили себе пропустить постороннего человека. Да, охотно верю, что вам стало жаль бедняжку и вы не подумали, что она попытается задушить вашего непосредственного начальника. И третье — вы отличный специалист, вы очень много полезного сделали, и вы еще мне нужны — война заканчивается, нужно не минные поля ставить, а обезвреживать. В РККА и своих саперов хватает, у нас нет.

Дальше я понял, что мне уже надоел разговор и решил поставить точку.

— В общем так, Александр Петрович. Со службы я вас не отпускаю. Хотите застрелиться — хрен с вами, стреляйтесь. Честно скажу — ваш труп доставить в Архангельск не обещаю, скорее всего, похороним где-нибудь неподалеку. Могила будет, насчет гроба не знаю, скорее всего, без него. Единственное, что если застрелитесь, то я вас перестану уважать. И как человека, и как офицера. — Видя, что Исаков побледнел, готовится сказать что-то резкое, совсем ненужное, поспешил остановить его. — Можете обижаться, и как офицера. Жандармский ротмистр Книгочеев той России служил, честно служил, а все остальные чистенькими хотели остаться. Да, остались. И что в сухом остатке? Профукали вы ту Россию. И что, эту хотите профукать? Шиш. Так что идите, Александр Петрович, стреляйтесь, вешайтесь, можете вены порезать, а мы уж как-нибудь сами, без вас.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})