Василий Головачёв - СПАСАТЕЛИ ВЕЕРА

— Что хочет Единый, я знаю, — все так же миролюбиво проговорил псевдо-Вуккуб-Люцифер. — А что хочется землянину Сухову?

— Того же, — со слабой улыбкой ответил Никита. — А вы можете предложить что-то другое? Бессмертие, власть, вечное блаженство?

Его собеседник засмеялся, глаза его остро блеснули.

— Не шибко богатый выбор, а? Вообще-то я могу предложить гораздо больше.

— Не сомневаюсь. — Никита подумал и процитировал:

 Пусть будет прихоть нечиста или невинна. Порок иль светлая мечта — мне все едино. Я воплощу любой твой бред, скажи, в чем дело? — О дьявол, — я ему в ответ. — Все надоело![81]

Люцифер снова засмеялся.

— Ясно — неподкупен. Все-таки человеческая культура своеобразна и по-своему интересна, хотя до эпохи христогенеза и магического реализма вряд ли доберется. Сомневаюсь, что она доживет даже до меритократии[82]. Впрочем, вторичные волны разума редко достигают высот Абсолютного.

— Но и вы не достигли своего, — обиделся за хомо сапиенс Никита. — Во всяком случае, идеального Хаоса вам создать не удалось.

— Ну, у меня все еще впереди. — В глазах Люцифера мелькнул змеиный блеск. — Я намного старше человечества, но и я — не есть первичное бытие данной Метавселенной, образующей Веер Миров. Первыми были Предтечи, давно покинувшие Веер. Я их уже не застал. У меня же еще остались кое-какие дела в Шаданакаре, хотя когда-нибудь уйду и я. Итак, чего вы все-таки хотите, человек?

— Лично я — очень немногого, — усмехнулся Никита. — Достаточно вернуть моей девушке память, чтобы осчастливить меня. Ну и, пожалуй, дать возможность творческого проявления: говорят, я хороший танцор. — Он помолчал немного, колеблясь. — И еще хотелось бы, чтобы мной никто не командовал, не трогал и не защищал. В случае нужды я сам за себя постою. А для этого надо, чтобы соблюдались основные Законы Веера.

— Законы толерантности и справедливости? — прищурился Люцифер. — Как мало человеку надо… — Усмешка тронула его тонкие губы. — Еще раз убеждаюсь, что большинство людей удовлетворить очень просто. Но не вас, Посланник. Ведь так? Вы представляете редкую категорию людей, пекущихся не о личном благе, но о благе других. Но вот вопрос: всегда ли, действуя во имя цели, вызванной благими намерениями, вы достигаете абсолютно положительного результата?

Никита задумался. Вопрос относился не к нему лично, а ко всему человечеству, история которого хранила достаточно отрицательных примеров исполнения замыслов, базирующихся на благих намерениях.

— Вот видите, — кивнул Люцифер, опечалясь. — Истина не может быть выражена в одной исчерпывающей формуле, как правило, она многозначна, многоаспектна и многомерна, особенно при определении таких сложных понятий, как добро и зло. На меня как-то произвело ошеломляющее впечатление то, что одну из сторон истины, которую я отстаивал, правильно оценил и мой оппонент. А я ведь был убежден, что верное решение однозначно и целостно! Оказывается, парадокс разрешается просто: истина всегда включает в себя знания и эмоции обеих конфликтующих сторон.

Никита молчал, не зная, что говорить. Люцифер отобрал у него право прокурора, глашатая обвинения, подставляя вместо себя кого-то другого. Но главное, Сухов был с ним согласен!

Демон прищурился, заметив сдвинутые брови собеседника.

— Что касается категорий добра и зла… однажды я задался вопросом: что такое зло? И оправдано ли Добро как таковое? И знаете, к какому выводу я пришел, изучив историю Веера? Добро не оправдывается! К примеру, возьмем род хомо сапиенс, человечество. Культура долго и, надо признаться, мастерски накладывала грим на «реликтовые черты зверя» в ваших лицах, как сказал один земной философ, но стал ли человек от этого менее агрессивным? Добрым?

Никита молчал.

— А главное, — продолжал собеседник, — смог бы он развиваться, творить, если бы освободился от агрессивности, зависти, тщеславия, ненависти, лени, равнодушия наконец? Вывод однозначен — нет!

Никита молчал.

— И наконец, самое смешное, что уже знаете и вы: законы нравственности, всесильные на уровне социума, человеческих эмоций, в мегамире, не работают на макроуровне — звезды, галактики, вселенные и на микроуровне — молекулы, атомы, элементарные частицы, стринги, суперточки.

Никита молчал, тщетно ломая голову в поисках достойного ответа, в поисках второго, скрытого смысла в словах собеседника. И не находил.

Замолчал и Люцифер, облик которого стал плыть, смазываться: время контакта заканчивалось. Затем Никита опомнился и встряхнулся, удивляясь, что поддался колдовскому очарованию голоса демона, совершенно уверенного в своей правоте. Абсолютных злодеев не существует, как не был им и Властелин Хаоса, но абсолютное зло может выражаться и таким вот способом: просто, печально, уверенно, непогрешимо и… равнодушно!

— Я вас понял, — сказал Никита негромко. — Но не призываю понять и меня. Что бы вы ни говорили, но Закон толерантности, согласно которому всякое существо, а не только разумное, имеет право решать свою судьбу само, существует! И на сей раз обойдемся без комментариев. Как Принцип-регулятор, на время ставший Главным Законом Шаданакара, я мог бы принудить вас подчиняться Закону толерантности…

— Каким образом? — поднял брови Люцифер. — На этом уровне нет боя!

Никита не обратил на реплику внимания.

— …не вмешиваться в жизнь хронов, не экспериментировать с ними, рискуя вызвать непредсказуемые последствия, а также лишить свободы, заточив вас вне проявленной вселенной с непреодолимым барьером.

— Даже если я предложу вам Абсолютную власть?

Никита все-таки сбился.

— Во-первых, власть у меня уже есть, а во-вторых, Абсолютной власти не существует.

— Ошибаетесь. С вашей помощью я все-таки создам Абсолютный Хаос — когда Шаданакар провалится сам в себя, и вместе мы сможем добиться Абсолютной власти, потеснив кое-кого из «Трех В».

— Кого?!

— Властелинов Всего и Везде. Ну, скажем, высших богов, подобных тем, кого вы называете «богом данного мгновения».

Никита растерялся. Мало того, что его оскорбили предложением сделки, его еще и обвинили в прямом пособничестве Люциферу!

— То есть как это — с моей помощью?!

— Да очень просто: ваш друг Дадхикраван был не просто темпоралом, сетью станций хроносдвига, как вы уже знаете, он был позвоночником Шаданакара. Выдернув его из Веера, вы положили начало его спонтанному схлопыванию. С чем вас и поздравляю.

— Меня предупреждали, — хрипло выговорил Никита. — Но я не обратил внимания… И я, глупец, хотел предложить вам совместную операцию по остановке коллапса Веера… более серьезные задачи, чем создание идеального Хаоса…

Люцифер пристально глянул в лицо Сухова.

— Это интересно. Не уверен, что соглашусь, но выслушаю. Говорите. Но, если вы хотите предложить мне участие в восстановлении личности вашей девушки, вы меня разочаруете. Для мага вашего масштаба безумие и смерть не должны являться категориями абсолюта. Никита горько усмехнулся. Он не был подготовлен к такому обороту разговора. Ему было что предложить Люциферу, но он уже не был уверен, что заинтересует демона, апостола абсолютного равнодушия ко всему живущему. Кроме себя.

— Говорите же.

Никита обнаружил, что голос его сел, откашлялся.

— Эти задачи формулируются гениально просто, но осуществить их в одиночку не под силу даже вам. Вот они: остановить коллапс Веера, выпустить Хаос в Большую Вселенную и заглянуть через Суфэтх в иные Метавселенные.

Люцифер покачал головой, хотел что-то сказать, снова покачал головой, но только вздохнул. Потом засмеялся.

— Наивность — чисто человеческая черта… Почему вы считаете, что мне это будет интересно?

Никита дернулся, будто его ударили по щеке. Пролепетал:

— Н-но ведь это действительно интересно… в-вы отказываетесь?

— Конечно, отказываюсь, Посланник. У нас разные шкалы ценностных ориентаций. К тому же и на уровне мага вы слишком человек. Ваша Семерка не способна реализовать Принцип-регулятор и упрятать меня в другую тюрьму. Прощайте.

Фигура Люцифера стала расплываться, таять.

— Стой! — прохрипел Никита, ощущая слепящую ненависть к этому сверххолодному монстру. — Я человек, и я слаб, как человек, но тебе не удастся уйти просто так.

— А кто мне помешает? Вы? Семерка?

Глаза Люцифера вспыхнули. Взгляд его был страшен! Это был не только взгляд, но попытка выяснить, на что способен Единый, что он знает, чем живет и о чем мечтает, попытка сломить его волю. Ему это почти удалось, но кто-то вдруг с жестокой силой помог Никите отразить этот выпад.