Фантастика 2025-100 - Даниэль Дессан

Засыпая, я смотрел на деревья, и пытался понять, о чем таком они говорят. Вспоминал свой разговор с разумным лесом, проецировал его на эти джунгли.

Я не уверен, возможно, я уже заснул. Но возможно, во сне я задал джунглям вопросы.

И услышал на них ответы.

I I. Интерлюдия. Ремонтник

«Прошлое, хранящееся в памяти, есть часть настоящего»

Тадеуш Котарбинский

Желтый мазок на спинке немного раздражал.

Нет, чувство было сложнее. В последнее время у него появлялось много сложных чувств, которые сложно выразить одним словом. Желтая краска раздражала и одновременно напоминала о друге, напоминала, что друг существует, друг вернется. А еще постоянное, зудящее желание подтянуть второго, чистого бота и почистить спинку этого. Соскоблить краску, вернуть в первоначальное состояние.

Вернуться в первоначальное состояние самому.

Эти чувства показывали его возмужание. Лишь взрослый, полностью оформившийся ремонтник способен удерживать в рамках одной эмоции сразу комплекс разнообразных чувств, ощущений и прикрепленных к ним знаний-воспоминаний. Давно, еще далекими предками, точно выяснено, что эмоции значительно улучшают запоминание материала. Любого, нужного и ненужного.

Друг называл это дворцами памяти. Взрослые ремонтники называли эту комбинацию оптимизированной вариативностью.

Ананси вывел из-за угла еще одного бота, на спинке которого алел красный мазок, просто чтобы напомнить себе, что одним желтым все равно дело не ограничится, успокоить себя перед ремонтом.

Ремонт — священный обряд, и во время его нельзя отвлекаться, даже на эмоции. Тем более ремонт за бортом, за внешней обшивкой. Не то, чтобы этот был у него первым. В его то возрасте и с его опытом — счет явно ушел за сотню, и многие он просто забыл. Но за бортом красиво.

Жаль, инструкции не позволяют выйти за борт всему. Не более трети состава. В текущем состоянии Ананси — это не более семи ботов, и то это с крохотной натяжкой.

Ну ничего, инструкциям тысячи лет, они писались еще тогда, когда раса ремонтников не обрела разум. А разум — великая вещь, он позволяет иногда читать код инструкций немного в свою пользу.

Если бы ему было нужно дышать, он бы выдохнул. Желтый, и еще шестеро за ним, начали выбираться за борт через технологические шлюзы. Для пассажиров они непригодны, слишком маленькие, но в этом и их удобство. Нырнул, откачал воздух, и ты уже снаружи.

Пусть хотя бы часть тебя. Маленький паучок проберется там, где колонисты не смогут. Записи говорят, что такими ремонтники и создавались, юркими, живучими, способными выполнять любые задачи на борту Ковчега.

И за его бортом. Разница невелика.

Желтый появился снаружи первым, пока Ананси распределял оставшихся внутри ремонтников по внутренним коридорам, помещениям, прижимал их к борту, перехватывал локальные пульты управления, и следил, чтобы никто не мешал.

Особенно пассажиры.

Не то, чтобы вероятность их появления в этой безлюдной части корабля велика, но инструкции предполагают определенный порядок действий. Если они разумны, им лучше следовать. Инструкций много, но это скрижали, и ремонтники тысячелетиями, поколениями следовали им. Может быть, только поэтому они все еще живы. Может, только благодаря им Ковчег идет.

Антенна пошла наружу, сразу, по команде. У ремонтников всегда не хватает времени. Ремонтников мало, Ковчег старый, и огромный. Несколько тысяч действующих колоний, сотни тысяч живых колонистов самых разных рас, из самых разных систем. Все это не позволяло расслабляться.

А еще несколько тысяч заброшенных лагерей, и далеко не все из них погибли по своей воле. Эти лагеря напоминали, что может случиться, если ремонтники все-таки не успеют.

Поэтому Ананси не задерживался. Вот только антенна двигалась медленно, не спеша. Но в этом же не было его вины? Желтый висел на самом ее кончике, на толстой штанге, надежно зацепившись всеми шестью лапами и вытянувшись еще как можно «выше», дальше от борта, и жадно осматривал окрестности.

Ананси не помнил, но вполне возможно, что этого бота он за борт еще не выпускал. Или выпускал, но совсем недалеко. Запомнить все невозможно. Да и не нужно. Когда ремонтируешь Ковчег сотни лет, можно кое-что забыть. Кроме инструкций и чертежей, разумеется. Когда тебе разрушают почти половину твоих ботов, и ты едва выживаешь после этой бойни, с трудом восстанавливаешь частицы своего сознания, сильно перепутанные с эмоциями и памятью, то хорошо, что тебя вообще не списали. Радуешься тому, что тебя продолжают отправлять на ремонты.

Была бы ситуация с персоналом получше, посадили бы в мастерской чинить детали и задавать программы принтеру.

Даже сейчас Ананси понимал, что с ним многое не так. Он взрослый сложившийся ремонтник, ему чужд самообман. Он слишком близок к распаду, что бывает только у совсем искалеченных, или совсем стариков. Все время приходилось одергивать свою периферию, чтобы не разбежалась. Держать боты поближе друг к другу.

И сейчас тоже. Как только антенна выдвинулась на десяток метров, Ананси сразу закрепил на нее красного, чтобы держать связь надежной, не ослаблять канал с желтым.

Так антенна и продолжала выдвигаться, все выше, дальше от борта, расширяя горизонт, увеличивая вероятность точной отправки пакетированного сообщения создателям. На самом ее верху по-прежнему висел вытянувшийся в струнку желтый, а за ним, красный. Третьим на нее залез бот без маркеров. Друг нанес метки не на всех. У него были какие-то свои резоны, которые Ананси не понимал.

Но это ничего. На Ковчеге тысячи рас, а в архивах — записи еще о тысячах. Невозможно понять их всех. Да и вообще, понять и дружить, это разные вещи.

Ананси одернул себя, поняв, что оказался крайне близко к ереси — нарушению ремонтной инструкции. Никаких эмоций во время ремонта.

Желтый крутился, оглядываясь. Ананси видел борт корабля, но, чтобы увидеть его хвост, пришлось увеличивать картинку, а потом еще и чистить, перерабатывать цифровой поток. Он этого не любил, но нечасто можно посмотреть на Ковчег своими глазами снаружи. Корма сейчас молчала, и с той стороны преобладала темнота, большую часть корабля можно было угадать лишь по тому, что она преграждала путь свету звезд. И там, где поближе, по мутным отблескам тех самых звезд на деталях корабля. Тех, что были почище, поровнее, не так сильно пострадали от постоянного трения с просторами пустоты.

На таких зеркальных поверхностях отражения звезд звучали красиво, и показывали, каким был этот Ковчег когда-то: блестящим, новеньким, только сошедшим со стапелей.

Наверное, где-то в памяти Ананси есть запись, но у него нет времени ее раскапывать. Тем более, что вполне возможно, ее там и нет. Никогда и не было. Память — странная штука,