Ай да Пушкин, ай да, с… сын! - Руслан Ряфатевич Агишев

— Вот мой дед ходил турок бить, все рассказывал… И я тоже пойду, — храбрился мастеровой, грозя куда-то в небо жилистым кулаком. — Ух, я им всем задам по первое число! Они у меня попляшут… Прямо с сынами, дядьями соберемся и пойдем на Стамбул, все там пож…

Договорить не смог. Громко икнул и свалился прямо в грязный снег.

— Вот тебе и сила газетного слова, — хмыкнул Александр, перешагивая через храпящее и пускающее газы тело. — Как его проняло-то.

Чуть прибавив шаг, пристроился позади двух господ. Судя по газетному листку в руках у каждого из них и активной жестикуляции, говорили они также о новой газете. Осталось лишь послушать, о чем шла речь.

— … Анатоль, в самом деле, это же полная безвкусица. Мужицкая бумажка, — кривился молодой дворянин с густыми бакенбардами, держа газету оттопыренными пальцами. Всем своим видом показывал, какое у него при этом возникает отвращение. — Погляди, как мерзкая бумага. Такую зазорно даже в руки брать. А эти так называемые новости? Что это, вообще, такое? Вот, будучи в Лондоне, я видел тамошнюю газету…

Его товарищ, тоже одетый с претензией на иноземный шик, похоже, был полностью с ним согласен.

— Там настоящая газета, которую и благородному человеку не стыдно взять в руки. А эта, фи, настоящая портянка…

Услышав достаточно, Пушкин отстал от них. Палитра мнений уже получилась довольно неплохая, и можно было делать уже выводы.

— Значит, первый блин все-таки не комом, — улыбнулся Александр. — Ведь, я даже не рассчитывал на такой успех. А получилось, что с первого хода и в дамки. Большая удача, что и говорить.

Газета, и в самом деле, получалась массовая, то есть интересная большой массе самого обычного населения. Среди читателей, он обратил внимание, были и крестьяне, и мастеровые, и монахи, и купцы. Причем газету покупали даже местные евреи, что уже о много говорили. Те выгоду и пользу за версту чуяли.

— Хм, интересно, а сколько уже продано экземпляров? Лев? — Александр тут же развернулся и стал искать взглядом брата. Вопрос о распроданном тираже нужно было выяснить как можно быстрее. Ведь, это и будет показателем их работы, и главное, показателем перспективности всего мероприятия. — Где Рукавишников?

Пушкин-младший, как оказалось, держался рядом. Услышав вопрос, стал вертеть головой.

— Саш[А], а вон и Прошка. Легок как на помине, только-только ты о нем спрашивал, — Лев уставился направо. — Видишь, чешет как?

Рукавишников, и правда, пробирался через толпу, как ледокол, мощным телом раздвигая людей в стороны, а иногда и руками себе помогая. Видно, что спешил. Бороденка торчком стоит, дышит, как загнанная лошадь. Неужели, что-то плохое случилось.

— Александр Сергеевич, Лев Сергеевич! — задыхаясь от бега, закричал он, едва только заметил обоих братьев. И такая радость на его лице появилась, что даже чудно. — А я к вам собрался бежать, а вы тута…

Добежал до них и стал с хрипом кашлять. Неудивительно, с таким пузом бегать.

— Чево твориться, божечки! — отдышавшись, заголосил Рукавишников. — Все сметают! Глядите, ничего не остается! Вона опять за новой пачкой побежал! — ткнул в сторону мальчишки, тянувшего с воза газетную пачку. — Так ведь и не хватит, вовсе.

— Хватит причитать. Сколько уже продано? — Александр кивнул на телегу с газетными пачками, обернутыми рогожей от непогоды. — Подсчитал уже?

Купчина кивнул, но отвечать сразу не стал. Еще некоторое время молча шевелил губами, в уме, похоже, считая.

— Ну? — нетерпеливо подгонял его Александр.

Его журнал «Современник», насколько он помнил, из истории выходил тиражом в тысячу — тысячу двести экземпляров. Для толстого литературного журнала, выходящего исключительно для высокообразованного ценителя русской литературы, это были довольно неплохие цифры. Для издателя же, желающего заработать, — очень и очень скромно. Словом, Александр рискнул и напечатал газету пятидесятитысячным тиражом, а теперь переживал, окупится ли все затраты и получится ли заработать.

— Скоро там?

Наконец, Рукавишников перестал шевелить губами. Закончил, значит, считать.

— Дык, почти все распродали. Вот, три пачки осталось.

— Что? Почти все пять десятков тысяч распродали? Ты уверен?

Купец снова кивнул, но уже горазда решительнее. Мол, все именно так есть, как он сказал.

— Значит, пятьсот рублей, заработали за сегодня, — подытожил Александр, расплываясь в улыбке. — Пятьсот, мать его рублей только за один день.

Улыбка появилась не спроста на его губах. Доход в пятьсот рублей только лишь за один день при копеечных расходах был не просто победой. По-хорошему, этот результат был самый настоящий задел на будущее, причем на очень и очень обеспеченное будущее. Ведь, никто не запрещал газету сделать ежедневной или, на худой конец, еженедельной. Можно было расширить географию продаж, начав продажи в соседних городах.

— Так… — Пушкин многозначительно повысил голос, привлекая внимание и купца, и младшего брата. — Компаньоны, это победа! Невероятная, неоспоримая победа, но главное сражение впереди. Поэтому…

Рукавшников и Пушкин-младший напряглись.

— Лев, Прохор, э-э-э как тебя по батюшке?

У купца аж глаза от удивления на лоб вылезли. Естественно, не привык, чтобы его господа с отчеством величали. Полным именем сейчас только торговцем с большими капиталами прозывали, а остальных просто по именам. Словом, поэт оказывал Пушкину большое уважение.

— Я… я… это… — от сильного волнения он не сразу смог назвать свое отчество. — Филимоном батюшку звали. Значит-ца, получается Прохор Филимонович Рукавишников.

— Лев Сергеевич и Прохор Филимонович, — внушительно и абсолютно серьезно произнес Пушкин, скрывая улыбку про себя. Купец при этом приосанился, став даже немного выше, чем есть на самом деле. — Ставлю новую задачу. Мы ведь хотим еще заработать много денег? — оба синхронно кивнули, выражая при этом полную готовность броситься хоть с крыши, хоть в колодец. — Значит, хотим. Отлично! Тогда, ты, Лев, срочно готовь новый тираж еще тысяч на пятьдесят и организуй его продажу по соседним городам. Ты, Прохор, занимайся следующим номером. С тебя новости, слухи. И я тебе с этим подмогну, есть у меня еще задумки. А теперь ни грех и по стаканчику винца за это опрокинуть, а?

Рукавишников тут же громко сглотнул слюну. Чувствовалось, по жадному взгляду, что выпить он не дурак.

— А чего же по стаканчику-то? Дело-то ведь большое, — растерянно пробормотал он. — Может и поболе…

Глава 6

В высоких кабинетах и не только…

* * *

Санкт-Петербург, Зимний