На лыжне попаданец Ломаев (Лыжню! – 3) - Михаил Леккор

— Не раз читал, и в центральной, и в провинциальной прессе, в протоколах спортивных соревнованиях. Только почему-то я представлял спортсменом лет далеко за тридцать, может даже за сорок. А ты вон какой молоденький, — расчетливо признался он.

Я только смущенно улыбнулся. А что тут сказать, оправдаться или отбиваться? Какой уж, другого не вырастить.

А Аркадий Борисович еще раз посмотрел на меня, уже не оценивающе, но равнодушно, а точно выверено. Спросил уже с хитрецой:

— В конце года, с началом зимнего сезона пройдут международные состязания в ФРГ. Среди наших биатлонистов есть какой Ломаев. Ты?

— Я не видел списки спортсменов, — прямо сказал я, — но мне сказали, что я буду участвовать. Наверно, я, другого такого среди биатлонистов уже не знаю.

Мне действительно казалось, что я такой единственный. Ошибка юности, м-да, тут же декан данного факультета Гроздев четко сказал мне о промахе. Был, оказывается еще такой Владимир Ломаев. Он, правда, довольно стар и в соревнованиях уже не участвует, но в общих списках отечественных спортсменах значится.

Пришлось каятся и обещать, что больше я так бестолково говорить не буду. Впрочем, Аркадий Борисович отмахнулся рукой. Он и так понимал, что старый и опытный декан гораздо умнее, чем молоденький спортсмен.

После этого, когда Гроздев удостоверился, что я не пустышка и в спорте что-то значу, а, значит, и для факультета буду полезен в спортивной работе, мы стали прорабатывать меня реально. Сначала я под диктовку секретаря Любочки написал заявление о приеме меня в студенческие ряды факультета.

Потом декан, дотошно выспросив меня, смогу ли я самостоятельно сдать долги за две сессии первого курса, скептически усмехнулся на мои заверения, но все же написал: «Принять на первый курс с досдачей образовавшихся академических долгов в течение полугода».

— Смотри, — сказал он мне, — на первом курсе ОЗО вылетает до половины студентов. А восстановиться, особенно, таким образом, не мог еще никто. Не разочаруй меня, продержись хотя бы одну сессию, а там проверим зимой на лыжне. Если что-то промелькнет, то и деканат подключится.

Проводимый такими словами, я покинул сначала кабинет декана, а потом, одевшись и дружелюбно попрощавшись с Любой, и сам деканат. Досдавать долги прямо сейчас я не решился, взял только список экзаменов и зачетов, которые мои коллеги сдавали на двух предыдущих сессиях. Учить надо, незачем напропалую сдавать с надеждой, а вдруг обломится?

То же самое и со студенческими документами. Получать сразу не имело смысла, хотя формально нужно. Но это означало ждать несколько суток, пиная воздух на московских мостовых. Зачем, спрашивается?

В общем, я уехал обратно в Вологду. В вуз я уехал, а выполнение задачи на 200% — это определенный нюанс и словоблудие. Единственно, что я сделал обязательно — позвонил Кожедубу на служебный номер. Конец 1980-х годов — время уже достаточно телефонизированное, чтобы найти любого гражданина СССР, а тем более, высокопоставленному военному. Но в то же время еще не наше будущее с персональными мобильными телефонами и смартфонами.

То есть служебный телефон Кожедуба есть, а вот доступ к нему закрыт немногословным официальным лицом с немаленьким для меня прапорщика офицерским званием. Но ничего, я уже из телефонизированной эпохи, наглость и напористость, благо я звонил не этому самому адъютанту в чине подполковника, а его начальнику и тот ждал этого звонка.

Так что позвонил по телефону — автомату, сломил сопротивление лишних ушей и вот он — генеральный инспектор МО СССР маршал авиации Трижды Герой Советского Союза И. Н. Кожедуб.

Он еще помнил, что должен помочь мне поступить в один из московских вузов, причем сразу на первый курс, который уже год, как неспешно идет. Даже обрадовался, собрался, готовый ехать и откровенно обалдевший при известии, что я уже поступил и собираюсь ехать обратно, по месту нынешней службы.

Этого он понять уже не мог и как военный в жестко структурированной системе и как советский гражданин великой страны, но маленькими людьми. Ну что же делать, придется маршалу авиации принимать реальность, какая она есть. А я поговорил и уехал. Кажется, первый, пусть и небольшой шажочек к офицерскому званию я совершил.

А в ВОЛСР, в своем взводе было дел не проворт. Нет, не по прямому назначению. Даже в северной Вологде окончательно наступила весна и идти на лыжах можно было по принципу: «Стою на асфальте в лыжи обутый, то ли лыжи не тянут, то ли я… и т.д.».

Зато люди у меня были, прямо-таки не люди, а 31 насущная проблема. Но это для меня мелкий пустяк. Как опытный декан с большим стажем я и руководить умел, и снабдить немалую массу народу. А если надо, то и наводить дисциплину.

В армии, с одной стороны, сложнее — оружие, воинский порядок, людей надо кормить, одевать, беспокоиться обо всем — от умения стрелять и быстро бегать на лыжах до желания жить без миленькой мамы (таких до половины). Но, с другой стороны, армия — это жесткая структура со множеством уставов. И они распоряжаются всем, ты только делаешь морду кирпичом. Ну и определяешь перспективные цели на будущее.

И тут у меня все хорошо. Перспективы установлены на самом высоком уровне (Горбачев). Правда, он может передумать в любой момент, но пересмотреть грядущие действия уже невозможно. И еще тонкость — генеральный секретарь планировал деятельность только мою, а уж я перевел его на весь взвод. Но и это хорошо. Если удастся натренировать своих подчиненных до хороших спортсменов, то четырех биатлонистов легко заменим. Никто не будет противиться, если хорошие умельцы будут заменены отличными.

Единственно, сейчас весна, а потом лето, лыжи еще не скоро будут нужны. А биатлонисты, как и все лыжники, будут тренироваться пёхом. Впрочем, и это неплохо.

Я буквально был затоптан, морально, разумеется, когда объявил, что первые две будущие недели взвод будет бегать десять километров в день. и это без оздоровляющей физкультуры, утренней пробежки и прочей лабуды. Затем плавно переходим на пятнадцать километров в день. И, наконец, максимальное расстояние — двадцатка.

— У-у! — больше для меня, чем по-настоящему, взвыл взвод. Здесь у меня во взводе почти все профессиональные спортсмены (на 90%). И они понимают, что в биатлоне хорошая тренировка — это на две трети основа победы. И гарантировалось все моими успешными победами.

И раз я говорил — надо бегать, значит, надо. Один только спросил, впрочем, без двойного смысла, из простого любопытства. Мол, а вы побежите с нами, товарищ прапорщик?