Чёрный дембель. Часть 3 - Андрей Анатольевич Федин

полей, и о деревянном кресте, и о рассказе колхозника. С одним лишь изменением: Широву я в своём рассказе поменял на Котову.

- Я… не умею плести венки из травы, - сказала Лена.

Я развёл руками.

- Сергей, ты поехал сюда в новогоднюю ночь только из-за этого сна?

Я кивнул, захрустел очередным огурцом.

- И ты её нашёл. Ниночку.

Котова покачала головой.

Около минуты она молчала. Смотрела на меня. То ли любовалась тем, как я ем, то ли обдумывала мои слова.

- Серёжа, так вот как ты узнал, что в мой дом врежется самолёт, – произнесла она. – Увидел во сне? Я правильно догадалась?

Я смотрел в большие карие глаза Котовой. Жевал огурец.

Из спальни доносились голоса фельдшера и Ниночки.

- Самолёт не видел, - сказал я. – Но видел твою фотографию.

Котова нахмурила брови.

- Какую фотографию? – спросила она.

Я подробно описал ей тот чёрно-белый снимок, который в прошлой жизни неоднократно рассматривал, когда приходил на Верхнее кладбище.

- Помню такую, - сказала Лена. – Это мой брат фотографировал. Олег. Он раньше в фотокружке занимался. Во Дворце пионеров. Этот портрет Олежек сделал в позапрошлом году. И где ты эту фотку видел?

Я взмахнул вилкой.

Ответил:

- На кладбище. На надгробии. А под фотографией была надпись: «Елена Ивановна Котова. 27.10.1955-23.06.1973».

Лена моргнула.

- Двадцать третье июня… - произнесла она. – Это же тот день…

- …Когда упал самолёт, - сказал я. – Мне о самолёте Кирилл рассказал. Когда мы с ним смотрели на могилу девчонки, что погибла при той аварии. Брат говорил, что они с Артурчиком ездили к тому дому на Лесной улице, смотрели на дыру в стене.

- Погибла?

- Я вернулся в Новосоветск из Москвы как раз двадцать третьего июня.

- И ты сразу помчался к моему дому…

Котова замолчала.

Потому что в прихожей загрохотали шаги – в комнату вошёл Коля Уваров в сопровождении незнакомой седовласой женщины.

***

В гостях у Николая мы с Котовой пробыли чуть больше часа.

Я вручил Коле новогодний подарок: три бутылки армянского коньяка. Уваров при виде бутылок с благородным напитком задумчиво почесал затылок. И отдарился деревянным посылочным ящиком, до краёв наполненным зеленоватыми мандаринами. Он так и отдал нам мандарины: вместе с ящиком, в котором получил их от бывшего сослуживца, проживавшего сейчас в Абхазии. А ещё Николай заправил нам Чижика. И передал моим родителям два больших кольца кровяной колбасы.

***

В Новосоветск мы приехали ещё ночью.

Но я заметил, когда закатывал во двор мотоцикл, что на небе у горизонта уже появились красноватые отблески.

Ещё в доме у Коли я выяснил, что родители Котовой не знали, куда именно поехала встречать Новый год их дочь. Лена сказала, что сообщила им лишь то, что отвезёт мне салат. Но не уточнила, что поехала в наш посёлок, а не в общежитие.

В доме родителей нас встретил полумрак. Я прислушался – различил звуки протяжного храпа моего отца. В спальне обнаружил, что обе кровати заняты: Кирилл спал на своей, а мою койку заняла чмокавшая во сне губами Инга Рауде.

Посылочный ящик с мандаринами я поставил на столик около телевизора, рядом с бутылкой папиного коньяка. Котовой я постелил на диване во «второй» гостиной. Сам улёгся на тахте в «первой».

Первого января я поспал чуть больше трёх часов. За час до полудня меня и Котову разбудила мама. Она усадила нас за стол напротив сонно потиравших глаза Кирилла и Инги, накормила завтраком.

Вечером мы вернулись в общежитие – я первым делом рванул в душевую, где долго стоял под горячими водными струями.

***

В среду второго января я проснулся на удивление бодрым. Прислушался к своим ощущениям. Ни горло, ни голова не болели – никаких признаков простуды я у себя не обнаружил. Вместе с Кириллом пробежался до школьной спортплощадки, позанимались на турниках и на брусьях (на улице заметно потеплело, тротуары за ночь засыпало свежим пушистым снегом). Котова нам сегодня утром компанию во время пробежки не составила. На завтрак в столовую я прогулялся вместе с младшим братом (Артурчик говорил, что вернётся в общагу сегодня вечером). А вот обедать я пошёл один: Кирилл ещё после завтрака ушёл к Инге, а Лена до полудня так и не явилась в мою комнату. Исчезновение Котовой показалось мне странным явлением – после обеда я наведался в женский корпус общежития.

Дверь комнаты мне открыла Котова. По её внешнему виду я сразу сообразил, что Лене не повезло, как мне. Красный нос, мешки под глазами, мутный несчастный взгляд, гнусавый голос – всё это было у Котовой в наличии. Лена выглядела несчастной и больной. Больной, как оказалось, она не только выглядела. Она то и дело сморкалась в огромный, похожий на наволочку платок. Подкашливала, чихала. Призналась, что ещё не мерила температуру. Я тут же исправил это недоразумение – градусник показал «тридцать семь и семь». Котова пожала плечами; напомнила себе и мне, что завтра экзамен по высшей математике. Я настоял, чтобы Лена проглотила таблетку аспирина. Метнулся в мужской корпус, пробежался там по комнатам, раздобыл полбанки мёда. Напил Котову горячим чаем.

В женском корпусе я пробыл до вечера.

Сдал свой пост у постели больной вернувшейся в общежитие Наташе Тороповой.

- Как же ты так, Ленка! – воскликнула Торопова. – Заболела перед самым экзаменом! Перед вышкой!

Она покачала головой.

- Ну, ничего, подруга, - сказала Наташа. – Есть у меня верное средство от простуды. К утру все болячки у тебя, как рукой снимет!

***

Третьего