Валерий Залотуха - Великий поход за освобождение Индии

— Мы — подданные ее величества королевы!

Это словно придало Новику сил, и через два, максимум через три мгновения пика вошла в солнечное сплетение англичанина и вышла у позвоночника между предпоследним и последним ребрами. Иван попытался вырвать ее на ходу, но с легкостью спички пика сломалась, и Иван осадил лошадь, подняв ее на дыбы.

— Какую пику загубил, морда, — проворчал он, глянув на англичанина, но переведя взгляд на улепетывающего сэра Джонса, улыбнулся и прокомментировал с удовольствием:

— Эх и драпает англичанка!

Сэр Джонс перескочил через живую изгородь, проскакал рядом с опешившим слугой и буквально пролетая мимо дома, успел крикнуть девушке:

— Не беспокойся, дорогая! Я скоро вернусь!

Фрэнсис вновь приникла к окуляру, чтобы посмотреть на незнакомца, но обнаружила, что он смотрит на нее в бинокль. Увеличенные системами линз, их взгляды на мгновение встретились. Фрэнсис смутилась, выпрямилась и ушла, гордо вскинув голову.

А из рощи выходило не торопясь, с сознанием собственной силы Новиково воинство.

Иван дернул висящий сбоку от двери витой шнур, послушал звонок колокольчика и взглянул на стоящего рядом Шишкина. Тот одобрительно кивнул. В доме никто не отозвался, и Иван толкнул дверь. Она оказалась запертой. Он дернул шнур во второй раз — посильнее, и в третий — уже чересчур сильно, потому что шнур оборвался.

— Одну минуточку, Иван Васильевич, — попросил Шишкин и побежал к большим окнам дома, забранным толстыми решетками, пытаясь заглянуть внутрь.

— Что ты, как пацан, ей-богу! — недовольно сказал Новик, снял с пояса ручную бомбу, стукнул ручкой о каблук, положил бомбу под дверь и отбежал.

Шишкин присел, заткнул уши указательными пальцами и устало и привычно стал считать вслух:

— Один, два, три, четыре, пять...

Раздался взрыв.

В большой, пронизанной солнечным светом столовой за длинным столом сидела мисс Фрэнсис Роуз. Она ничем не выдала своего волнения, когда вошли Новик и Шишкин. Она словно не видела их, продолжая собирать маленькой ложечкой размазанную на тарелке овсянку. Новик внимательно рассматривал ее. Она была маленькая, худенькая, рыженькая, и бьющий из окна солнечный свет делал ее почти прозрачной. Иван впервые видел такую девушку и, кажется, робел.

Шишкин сделал шаг вперед, поклонился и громко объявил:

— My master, Russian general Ivan Novikov, is sorry for interupting your breakfast[13].

Мисс Фрэнсис вскинула головку и, глядя сквозь Шишкина и Ивана, ответила:

— We can go on with it together. My name is Francй Rose.

Она повернулась к слуге и отдала ему негромко распоряжение.

— Приглашает к столу. Ее зовут Фрэнсис Роуз, — перевел Шишкин.

Новик понимающе кивнул и, вытерев ладони сзади о гимнастерку, сел за стол.

— Иван, — назвал он свое имя, почему-то волнуясь.

Слуга принес кашу, тосты и чай с молоком и поставил перед Новиком.

— А ты чего же, Шишкин? — удивился Новик.

— Не надо, Иван Васильевич, я сыт, — отказался Шишкин, стоя сбоку от Новика с выправкой и достоинством хорошего слуги.

Фрэнсис открыла дверь.

— Your bedroom.

— Спальня, — перевел Шишкин.

— Годится, — одобрил Новик большую спальню с широкой кроватью под шелковым пологом.

— Your bathroom.

— Ванная комната.

— Чего? — Новик удивленно смотрел на ванную, умывальники, унитаз и биде.

— Баня, — упростил Шишкин.

— Попариться — хорошо! — обрадовался Новик.

Он намыливал голову, сидя в заполненной пеной ванне, прикрыл глаза, откинулся назад и тут же заснул, как ребенок, — мгновенно и сладко.

Большие напольные часы пробили полдень. Шишкин и Фрэнсис прямо и чинно сидели на разных концах огромного гостиного дивана.

— Он спит уже три часа, — неуверенно улыбнувшись, сказала Фрэнсис.

— Он не спал до этого пять ночей, — спокойно объяснил Шишкин.

— Но, может, тогда вы подольете ему горячей воды, он же может простудиться!

— Он не простудится.

— Почему вы так считаете?

— Потому что он не может простудиться.

— Но разве он не такой же человек, как все?

— Он не человек, мисс Фрэнсис, — уверенно и спокойно ответил Шишкин.

Она повернула удивленное лицо.

— А кто же он?

— Он — кентавр.

Фрэнсис опустила голову и покраснела вдруг, но Шишкин не заметил этого.

— Ой! Уй! Замерз! Задубел! — раздались из ванной вопли Новика. — Шишкин! Где тут горячая? Ой!

Теперь на том же диване посредине сидел один Иван. В одной руке он держал большую дымящуюся сигару, в другой сжимал широкий хрустальный стакан, в котором было виски с кубиками льда. Иван улыбался от полноты жизни и время от времени с уважением поглядывал на вертящийся под потолком вентилятор.

Фрэнсис стояла около большой американской радиолы и перебирала пластинки. Шишкин застыл за спиной своего господина.

— Слышь, Шишкин, как бы мне ее попроще называть? — спросил Новик, задрав голову. — А то не запомню никак.

Шишкин задал этот вопрос англичанке.

— Fanny, — ответила она.

— Фанни, — повторил Шишкин.

Иван нахмурился.

— Не, Фанни не пойдет. — Он опрокинул в рот содержимое стакана и громко захрустел льдом.

Англичанка поставила пластинку и опустила иглу. Громко запели трубы, зазвучал марш из “Аиды”. И Новик вдруг встрепенулся, вытянулся, напрягся, ноздри его раздулись, как в бою.

— Шишкин! Что это?.. — спросил он отрывисто.

— “Аида”, Иван Васильевич, опера Верди, — довольно меланхолично ответил Шишкин.

Но Новик не слышал. Он вскочил и заходил быстрыми кругами по гостиной в необъяснимом волнении. Фрэнсис смотрела на него удивленно и радостно. Шишкин же выглядел привычно спокойным. Марш кончился, зазвучала партия Амнерис, и ее Новик слушать не стал. Он обессиленно плюхнулся на диван, обхватил голову руками и повторял, качаясь:

— Это что ж такое?! Что ж такое! Ох и Аида...

Шишкин выразительно посмотрел на Фрэнсис и пожал плечами.

— Centaur.

— Centaur... — шепотом повторила англичанка.

Ночью Иван проснулся, выскочил из-под полога голый по пояс, в белых подштанниках и, похоже, хотел справить малую нужду, но увидел наборный паркет, китайскую вазу в углу и вспомнил, что спит не в своей стоящей в джунглях палатке. Он усмехнулся и, шлепая босыми ногами, пошел искать сортир.

Открыл первую дверь и увидел ее.

Она стояла под включенным душем, тоненькая, розовая, почти прозрачная. Иван смотрел на нее неотрывно с великим удивлением, смешанным наполовину с жалостью. Вода шумела, и глаза Фрэнсис были закрыты, она не слышала его и не видела.

— Бедная ты моя, бедная, — разговаривал Иван сам с собой, качая головой. — И какая же ты худая... Косточки так и светятся... И что же мы с тобой воюем-то, а? Англичанка ты моя, англичаночка...

Фрэнсис закрутила кран и открыла глаза. Увидела Ивана и ничуть не испугалась. Казалось, она ждала его.

Дивизия Новика расположилась на ночлег вокруг английского дома. Но спали не все, кому-то, разумеется, и не спалось.

— Эх, сейчас наш комдив англичанку... — с хорошей мужской завистью проговорил один, глядя на розовый свет в одном из окон дома, не сказав, впрочем, главного слова.

— Это у них, у англичан, знаешь как называется? Мне один пленный ихний как-то растолковывал, — решил поделиться знанием второй, которому тоже не спалось.

— Ну? — приготовился слушать первый.

— Секс! — нахмурив брови, выпалил второй.

Первый молчал, пытаясь понять услышанное слово, но, кажется, это ему не удалось. Он мотнул головой.

— Мудрено. У нас проще.

Иван лежал на спине. Англичанка уютно устроилась, свернувшись клубком, на его груди и животе. Иван говорил тихо, успокоенно и немного печально:

— Да мне Шишкин рассказал, что тот — твой жених. Таракан рыжий. Неужто по своей воле за рыжего пойдешь? У нас в деревне за рыжих парней отдавали девок убогих да порченых. Да и трусло он, юбочник твой. Встречусь я с ним в бою и что с ним делать буду, ума не приложу... Эх, Аида, Аида...

Напряженно и трепетно вслушивалась она в его слова и, разумеется, ничего не понимала. Иван замолчал... Она подождала и заговорила — тоненьким дрожащим голоском:

— I had no idea why J came to this country. What is this fiancй for? I don’t love him at all. Why, why, all this? But today in the morning when I saw you I realised, no, I felt... I know now. I’ll be with you everywhere and forever, my centaur, everywhere and forever...[14]

Иван вздохнул.

— Вот незадача. Хоть Шишкина зови...

МАЛО КТО ЗНАЕТ, ЧТО ПОПУЛЯРНАЯ ЕЩЕ НЕДАВНО НА ЗАПАДЕ ПОГОВОРКА “RED UNDER BED” (“КРАСНЫЕ ПОД КРОВАТЬЮ”) РОДИЛАСЬ В СРЕДЕ АНГЛИЙСКИХ КОЛОНИСТОВ В ИНДИИ В ДВАДЦАТЫХ ГОДАХ. И УЖЕ НИКТО НЕ ПОМНИТ, ЧТО ТОГДА ОНА ЗВУЧАЛА ИНАЧЕ: “RED IN BED” — “КРАСНЫЕ В КРОВАТИ”.

Англичанка сладко спала на Ивановом плече, а он лежал с открытыми глазами, не двигаясь, не находя в себе сил ее потревожить.

Дверь спальни приоткрылась, Шишкин всунул голову и, поняв, что можно, вошел, босой, на цыпочках. Мимикой и жестами Шишкин объяснил, что к нему хотят войти четверо. Иван глазами отказал во встрече четверым, но показал указательный палец. Шишкин кивнул, вышел, и следом вошел Иванов начштаба, тоже босой, на цыпочках. Мимикой же и жестами он стал объяснять, что сюда двигаются три полка английской кавалерии, и среди них один — шотландский. (Чтобы изобразить шотландцев, начштаба присел, сделав из гимнастерки юбку.) Иван нахмурил брови и поднял три пальца, не веря, что наступают три полка. На это начштаба сделал круглые глаза и постучал себя кулаком по скулам: мол, тогда набей мне морду, Иван Васильевич. Новик поверил.