Скопа Московская (СИ) - Борис Владимирович Сапожников

удар. Приходится подъезжать сбоку, там, где враг уже может и отбиться. Меня это не останавливало, как и других дворян и детей боярских. Мы рубились на полном скаку с удирающими — лучше слова не подобрать — гусарами. Рубились отчаянно и жестоко, обменивались ударами. Многие гусары показали себя отменными рубаками, они ловко отбивались, даже гоня коней во весь опор. И заносчивость, беспечность, часто стоили ранений, а то и жизни иным дворянам и детям боярским. Наёмные рейтары предпочитали расстреливать гусар из пистолетов, подъезжая к ним почти в упор, но недостаточно близко, чтобы те сумели отмахнуться саблей или концежом. Пуля с такой убойной дистанции, даже пистолетная, часто выбивала гусара из седла или заставляла его упасть на шею своему коню. Быть может, многие из них оставались живы, но тем хуже для них — таких ждёт плен и долгое ожидание выкупа от семьи или обмена пленными по случаю перемирия.

* * *

Король снова швырнул под ноги подзорную трубу. Однако теперь не стал топтать её. Некогда. Бежать надо!

— Ваше величество, — подскочил к нему верный Новодворский, — вам следует покинуть лагерь. В этот раз мы можем не отбиться от московитов. Это не дерзкий рейд, как под Смоленском, это уже полноценная атака.

— Вейер! — выкрикнул король. — Велите своим ландскнехтам защищать лагерь! Московиты не должны ворваться сюда!

— Слушаюсь, ваше величество, — кивнул староста пуцкий, однако сделать это оказалось, куда проще нежели сделать.

Жолкевский вместе с Балабаном строил последних гусар — тех, кто не вышли в поле, а остались при королевской особе. Но их было мало, слишком мало, чтобы остановить сорвавшихся с цепи московитов.

Ещё какой-то час назад победа была почти в руках у короля и его верного гетмана, но теперь всё изменилось в одночасье. Предательство стрельцов Трубецкого изменило ход сражения. В считанные минуты погибли и были выведены из боя десятки гусар, а оставшиеся стремительно отступали (да что там себя жалеть — бежали!) к королевскому лагерю. Надежды на то, что они соберутся и отразят удар не было. У них на плечах висела вся московитская и союзная им шведская кавалерия, не давая им прийти в себя. И хуже того, через поле быстрым маршем шагала пехота. Все эти стрельцы, наёмники и даже московитские пикинеры. Они сумеют развить успех поместной конницы, и королевскому лагерю точно не устоять.

— Александр, ты должен прикрывать короля, — велел племяннику Жолкевский. — Даже ценой свой жизни. Спасти его величество твоя наиглавнейшая задача.

Напутствовав Балабана, который не особенно и нуждался в этом, гетман поспешил к королю.

— Ваше величество, скорее в седло, — обратился он к Сигизмунду. — Мой племянник со своими гусарами защитит вас. Поспешите, московиты скоро будут здесь!

— Благодарю вас, пан гетман, — кивнул ему Сигизмунд, и тут же ловко вскочил в седло поданного ему кровного жеребца. — Защищайте лагерь сколько можете, — велел на прощание король и окружённый гусарами Балабана поспешил покинуть лагерь.

— Как же, защищать, — сплюнул себе под ноги Жолкевский. — Было бы тут что защищать.

В лагере едва не разгорелся бой, которого король то ли не заметил, то ли предпочёл не обращать на него внимания. Оставшиеся здесь стрельцы Трубецкого заперлись в своей части стана и отстреливались от венгров, которых гетман отправил, чтобы покарать предателей. Казаки Заруцкого, у кого были кони, вскочили в седло, усадили в возок свою самозванную российскую императрицу, и были таковы. Безлошадных же попросту бросили на расправу полякам и тем же венграм. Казаки дорого продали свои жизни, даже сумели прорваться к занятой стрельцами части лагеря, однако те не пустили их к себе, и прямо у рогаток, которыми отгородились стрельцы, казаков перебили всех до последнего.

— Берите только самое ценное, — раздавал приказы слугам Жолкевский. — Бросайте остальное. Надо убираться отсюда следом за его величеством.

— Мои ландскнехты не будут стоять насмерть, — заметил подъехавший к нему Вейер, — если увидят, как панство удирает из лагеря.

— Вам я советую не отставать, пан Вейер, — усмехнулся Жолкевский. — Здесь уже всё проиграно, пора жизни свои спасать. А немцы пускай постоят, да поторгуются с Делагарди. Это займёт московитов на какое-то время.

Сам он поспешил к обозу, откуда, окружённый слугами и пахоликами, поспешил покинуть лагерь. Королевское войско перестал существовать.

Влетев в лагерь гусары обнаружили пустоту. Нечего оборонять, да и спастись тут не выйдет. Из московитской части лагеря, где засели оставшиеся стрельцы Трубецкого, по ним открыли огонь из пищалей и полковым пушек. Поэтому гусары буквально пролетели насквозь королевский стан и погнали коней дальше, прочь отсюда, прочь из проклятой Московии. Как бы хорошо всё ни начиналось, завершение кампании вышло хуже некуда.

Их не преследовали. Поместная конница и наёмники, ворвавшись в королевский стан, тут же взялись за самое интересное — за обоз. Удиравшие во все лопатки ляхи не успели взять с собой почти ничего, кроме заводных коней, и потому сегодня трофеи были очень богатые. Пехота хотя и отстала и конницы, однако вскоре тоже присоединилась к грабежу обоза, и каждый немецкий наёмник, солдат нового строя и стрелец вознаградил себя сам. Брали столько, сколько могли взять, трофеев хватало на всех. Конечно, кое-где из-за них вспыхивали короткие стычки, в основном между дворянами и наёмниками, однако их быстро гасили офицеры. Главным аргументом всегда было — тут всем хватит.

* * *

Несмотря на то, что я ворвался в королевский лагерь одним из первых, но к грабежу обоза, само собой, не присоединился. Не за трофеи воюю. Взяв с собой выборных дворян и Ляпуновых с Бутурлиными я первым делом направился к отгородившемуся от остального лагеря стану стрельцов князя Трубецкого.

Там меня ждала встреча не слишком неожиданная, однако всё равно неприятная. Вместе с Трубецким меня встречал князь Дмитрий Шуйский. И на лице его было написано такое торжество, что я внутри передёрнулся от неприязни.

— Привет тебе, Михаил, — первым заговорил князь Дмитрий. — Как видишь, спасли мы отчизну вместе с князем Трубецким. Без его стрельцов не победить тебе.

— И тебе привет, Дмитрий Иваныч, — ответил я со всем вежеством, на какое было способен сейчас. — Спасибо тебе и князю Трубецкому за стрельцов. Без них и правда нам бы туго пришлось нынче.

И ведь не поспоришь. Прав князь Дмитрий, во всём прав. Лишь предательство Трубецкого, который вовремя переметнулся на нашу сторону, спасло сражение. Без этого не было бы огневого мешка, где разметали гусар и почти уничтожили их союзников. Не было бы погони, которая стоила жизни многим ляхам. Не было бы взятого королевского лагеря. И не было бы ещё одного знатного пленника.

*