Фантастика 2025-40 - Ольга Ярошинская

от куста, я в изнеможении опустился на песок. Ноги ослабели, во рту словно кошки нагадили. Снова появились боли в животе. Интересно, это выдумка разработчиков или в реальной жизни голодающие чувствуют то же самое? Если второе, то я им не завидую.

Блин, тяжко. Солнце жарит как бешеное, в горле пересохло так, что сглотнуть не могу, желудок крутит, и прямо физически ощущается, как уходят силы. Слабость такая, что и шевельнуться нелегко. Тоскливо посмотрев на тень под деревьями и оценив расстояние, я решил, что не дойду. Попробовал ползти, но только наглотался песка. Когда же это кончится?

Жарко, безумно жарко. Но рядом море. Если добраться до него, будет легче. Собрав все силы, я пополз к воде. Песок набивался в рот и глаза, причиняя дополнительную боль, но мне уже было все равно. Словно зомби, я бездумно тащился туда, где было немного прохладнее.

Добравшись до места, куда доставали волны, я свернулся в клубок, подтянул колени к животу и прикрыл голову руками. Лежал и медленно, мучительно умирал. Тело болело, резь в животе усиливалась, здоровье убывало. Скорее бы сдохнуть, хоть смерть и неприятная штука, но сытость наверняка должна увеличиться, а жажда — уменьшиться. Иначе нарушается логика игры. Я умру, воскресну, и буду жить долго-долго, до тех пор, пока... Похоже, у меня мутится рассудок.

Не знаю, сколько я пролежал в забытьи. Из бессознательного состояния меня вырвал густой, низкий голос:

— Едрить... Ты что тут делаешь, паря?

С трудом разлепив набухшие веки, я рассмотрел в жарком мареве склонившегося надо мной бородача средних лет.

— Пить и есть. — Губы дрогнули, силясь произнести непривычное слово: — Пожалуйста!

— Эва! — присвистнул незнакомец. — А у меня и нет ничего. Идти сможешь?

Он рывком поднял меня, попытался поставить на ноги, но колени подогнулись, и я снова рухнул на песок. Сквозь шум в ушах было слышно, как мужик матерится. В конце концов, он взвалил меня на плечи, словно барана, и куда-то потащил.

Очнулся я от гула голосов, среди которого выделялся рык ненавистного надзирателя.

— Ему еда не положена!

— Корлин, он умирает от голода и жажды!

— Пусть пьет, вода — бесплатно.

В мои потрескавшиеся губы ткнулось горлышко сосуда.

— Пей, — произнес бородач, над головой которого светился ник «Лесник».

С трудом сглатывая, я поглощал вожделенную влагу. Какое это, оказывается, блаженство — просто выпить воды!

Попытался встать, но не смог. Живот скрутило от голода, да и слабость никуда не делась. Лег на земляной пол, к счастью, не горячий, и приоткрыл глаза.

Мы находились в просторном глинобитном доме без окон, но с открытой дверью. Сквозь крышу из сухих пальмовых листьев кое-где пробивались солнечные лучи. Вокруг толпились люди, некоторые сидели за столами, другие томились в очереди к прилавку, за которым невысокая пухлая тетка раздавала еду, накладывая ее здоровенным половником в глиняные плошки. У меня закружилась голова и потекли слюнки от аппетитного запаха.

Рядом с теткой стояли Корлин и мой спаситель, у ног которого лежал небольшой мешок. Бородач убеждал надзирателя позволить мне поесть, но тот упрямо твердил:

— Нет, он не заслужил. Пусть умирает.

Собственно, к этому все и идет.

Сытость: 6/80

— Да почему? Мы же едим.

— Вы работаете. А он выловил хоть что-то? Нет жемчуга — нет еды.

Лесник тяжело вздохнул, раздраженно посмотрел на меня и, наклонившись, достал из мешка морскую раковину.

— Держи, — он протянул ее надсмотрщику. — Всего одна, но ведь парень только прибыл.

Корлин склонил голову набок и осклабился.

— Ты отдаешь за него свой жемчуг?

Сказано это было таким тоном, что дальше явно должно было последовать: «Ну и дурак!»

— Какая тебе разница? — бородач явно начинал злиться. — Дай ему пожрать.

Равнодушно пожав плечами, Корлин буркнул:

— Хорошо, — и, понизив голос, пожаловался: — Этот гад кусается!

В очереди послышались смешки.

— Навязался на мою голову, — пробормотал Лесник, подхватил меня под мышки и оттащил к стене.

Я изо всех сил пытался не стонать — любое прикосновение причиняло боль, а резь в животе жгла, как ножевое ранение.

Прислонившись спиной к стене, я почти смог сесть. Бородач взял у поварихи две плошки и сунул одну из них мне в руки.

— Ешь.

Это была простая каша. Горячая. Божественная. Неповторимая. Самая вкусная еда, которую мне когда-либо доводилось пробовать. Я торопливо работал ложкой, с наслаждением чувствуя, как стихает боль и наливаются силой мышцы. Полоска сытости заполнилась, а жажды, наоборот, ушла в ноль.

В это время Лесник, что-то сказав, показал на меня худосочному парню в рубахе до пят. Тот кивнул и двинулся ко мне. Подойдя и не сказав ни слова, сделал несколько пассов руками, надо мной закружились звездочки, и кожа тут же перестала гореть. Ого, здесь есть хилеры? Круто.

Напялив лежавшую рядом рубаху, я посмотрел на его ник. Гааз. Странное имя парень себе выбрал.

— Все в порядке? — участливо спросил он.

— Да.

— Вот и хорошо.

Гааз вернулся к еде, а я продолжал сидеть у стены, разглядывая окружающих. Леснику удивительно подходил его ник. Невысокий, широкоплечий, с косматой бородой, он напоминал лешего. Ел не торопясь, степенно, с аппетитом. Напротив расположился светловолосый парень, что-то тихо ему говоривший. Лесник внимательно слушал, но не отвечал.

Обед подошел к концу, и народ потянулся к выходу. Кое-кто с интересом посматривал на меня, но большинство было занято своими мыслями.

И только тут я сообразил: е-мое, уже почти четыре! Арсений что, заснул?! Я тут три часа парюсь, не могут же полицейские так долго меня искать. А если его арестовали? Или он вообще кони двинул? Твою налево, так и в реале сдохнуть можно.

Играй я в обычных условиях, беспокоиться было бы не о чем. Известны случаи, когда задроты безвылазно сидели в Мидкоре по несколько месяцев. Стандартные капсулы поддерживали их жизнедеятельность, сканировали состояние организма, снабжали его питанием и даже массировали проблемные зоны. Но моя тушка лежит в костюме аквалангиста, да и капсула экспериментальная. Так что большой вопрос, сколько я могу в ней находиться.

Остается надеяться, что Арсений обо мне не забудет. А что делать здесь, пока жду? Похоже, кроме как нырять, ничего не остается. Если дядя не вытащит меня до вечера, можно остаться без ужина. Вспомнив пережитые мучения, я содрогнулся. Нет уж, лучше поработаю немного.

Заметив, что Лесник закончил обедать и пошел к двери, я двинулся за