Соединенные Штаты России 3 - Полина Ром

казалось совсем недавно чем-то своим, родным, собственным и привычным, всё внезапно обернулось чужим и непонятным.

И Кортес посмотрел на единственное, что до сих пор его не отвергало — море. Твердо зная, что сдержит обещание. И так же понимая, что этот день, эти запахи и эту кровь будет помнить до последнего своего вздоха…

Со временем этот кровавый и позорный бой уйдёт в историю. Испания никогда не захватит земли Новой России. Эта часть света отныне закрыта для завоевателей. Но мир устроен так, что добыча попроще найдется всегда.

Глава 8

Гребной винт корабля «Россия» продолжал мерно покачиваться на цепях.

За весь рассказ Малинче никто не произнёс ни слова. Рим простоял как вкопанный, всю дорогу сжав кулаки и оцепенело глядя на закрытое капюшоном лицо бывшей наложницы. И радовался, что за все время так этого лица и не увидел.

В его голове был полнейший сумбур. Остальная команда «богов» успела рассесться по табуреткам, аккуратно пристроенным вдоль противоположной стены комнаты. Рассказ закончился, а они продолжали чего-то ждать. Тишину лишь слегка разбавляло приглушённое покашливание Марата в кулак.

— Что случилось с «Россией»? — задал вопрос Рим, тут же поняв, что в устной форме кавычки не поставишь. Однако Малинче сразу поняла, что он говорил про корабль, и ответила:

— Это была великолепная каравелла. — Её старческий тихий и чуть скрипучий голос никак не гармонировал с внешностью фигуры, в которой чувствовалась необычайная сила. — Этот корабль не взяли битвы, не смогли потопить волны. Пожар, пожравший верфи, не смог совладать с каравеллой богов. Но даже «Россия» ничего не смогла сделать с врагом, перед которым бессильно всё.

— И что же это? — спросил Рим.

— Время, — глухо ответила смотрительница.

Наступила давящая пауза, которую разбавляло лишь покачивание винта. Рим попытался разжать кулаки и не смог. На помощь пришло привычное упражнение — сделать обратное и сжать пальцы сильнее. И тогда уже позволить им самим расслабиться.

Следом пришла неуместная дрожь в руках, не положенная ни богам, ни командирам. Рим сунул руки в карманы робы и, ни на кого не глядя, поспешно пошёл к выходу. Толкнул ворота, ловя в лицо налетевшее облако мелкого песка.

Его никто не встречал. Похоже, скучающий Ксехуитл решил подождать в повозке. Оно и к лучшему. Быстрым шагом Рим обошёл музей, сам не зная, куда идёт. И только сейчас понял, признался себе, что просто хотел побыть один.

Какое-то время он продолжал стоять, пока не почувствовал снова мерзкий табачный дым. К нему неслышно подошёл Цинк, попыхивая трубкой. И взгляд у него был не столько озадаченный, сколько изучающий. Будто бы он переговорщик, а Рим — террорист.

— Андрюх, ты как? — спросил Цинк, выпуская дым. — В порядке?

— Цинк, — обратился Рим, не глядя на него. — Сделай одолжение. Не пускай дым в лицо тому, с кем разговариваешь. За такое можно и в зубы получить.

Цинк молча смотрел на него, не говоря ни слова. Затем попросту проглотил дым, разжал пальцы — и трубка упала в песок, где Цинк тут же растоптал её ногой.

— Рим, — произнёс он, вздохнув. — Ты понимаешь, что чем больше всякой херни держишь в себе, тем сильнее она будет накапливаться?

— Я понимаю, что если ты раздавил свою трубку, то на самом деле не особо и хотел курить, — сказал Рим. — Ты просто сам хотел выпустить что-то, что в тебе накопилось. И для этого же поехал со своими отдельно от меня и моих ребят.

Цинк развёл руками.

— Рим, у каждого своя проблема, — сказал он. — Но, как видишь, я свою хотя бы не скрываю. А вот ты что-то в стороне тусуешься. Суетишься много, командир. Нехорошо это. Совсем нехорошо. Я ещё могу тебя понять, но остальные…

— Ты сейчас приподнял себя над остальными? — прервал его Рим.

Цинк словно окаменел.

— О чем спорим, мужики? — Рядом из кучи песка возникли могучие очертания Быка. — Я за Фифу волнуюсь. А у вас, похоже, тоже тёрки какие-то?

— Не волнуйся за Фифу, — произнёс Рим нарочито скучающим тоном. Со стороны становилось отчётливо понятно, что Андрей еле сдерживает себя. — Всё с ней будет хорошо. Её кличка уже перешла на кобылу. Когда мы улетим, кобыле поставят памятник. Может быть, с восседающий сверху девой. А дева будет обнажена, прикрывая срам длинными, до самой попы, волосами. Памятник сбацают в граните, а может даже в мраморе. Через поколение никто не вспомнит, кто это вообще. А залётным туристам с севера станут втюхивать чумовые истории этой кобылы, одна краше другой.

— Что ты несёшь, командир? — спросил Бык с тревогой. — Цинк, что с ним?

— Я только одно знаю, Бык, — ответил Цинк задумчиво. — Есть моменты, когда я рад, что у нашего с тобой командира нет при себе ножа. И вот это один из них. Полагаю, не последний.

Цинк поддел ногой раздавленную трубку, подняв новое облако песка, и пошёл прочь, не оборачиваясь.

— Да что здесь творится⁈ Андрюха, психуешь-то чего⁈ — выдохнул Бык в недоумении.

— Заигрались мы, — сказал Рим, глядя на покосившийся край крыши. — Вот что происходит. Заигрались мы, Бык, в богов. И с этим нужно что-то делать.

Громила понимающе помолчал, покивал, а затем спросил:

— И что нам делать, Рим?

— Сваливаем отсюда.

— Обратно во дворец?

— Нет. На корабль.

И, словно отрезая себе путь к отступлению, а Быку — к дальнейшим расспросам, Рим сунул руку за пазуху, нащупывая металлический диск. Именно такие когда-то Фаэт раздал им всем для связи друг с другом.

— Фаэт, — произнес Рим, понеся диск ко рту. — Нам нужны лётные капсулы, чтобы забрать нас на корабль.

— Даже не скажешь ему «пожалуйста»? — ухмыльнулся Бык.

— Не скажу. Давай-ка вернёмся. Пылевая буря идёт, похоже.

Тут же, не дожидаясь новых расспросов Быка, Рим мотнул головой в сторону, противоположную от той, куда ушёл Цинк.

— Пойдем, — сказал он. — Поблагодарим старушку.

Рим почувствовал на своём локте крепкую хватку Быка.

— Да что с тобой такое? — спросил здоровяк озадаченно. — Рим, ты сам не свой.

— Мы все сами не свои, Бык, — ответил Рим. — Ты разве сам этого не понял ещё?

Бык нервно облизнул пересохшие губы, но продолжал держать руку командира, словно опасался упустить ценную информацию. Определённо, из него переговорщик оказался лучше, чем из Цинка. И Рим даже позволил себе горькую усмешку.

— Мы на вершине мира, — сказал он. — Только нам хреновее, чем даже после прыжка во времени. Понимаешь?

Бык продолжал молчать. Если он что-то понимал, то и не подавал виду. Но локоть все же отпустил.

— Ты такой жизни хочешь для себя? — спросил Рим. —