Диверсант. Назад в СССР - Андрей Гросс

class="p1">— К счастью, не часто!— резко ответила девушка. — Не понимаю я вас, мужчин, вам бы только драться или друг перед другом хвастаться кто из вас круче. — раздражено сказала она натягивая на себя сарафан. — Всё настроение мне только испортили.

Девушка собрала свои вещи и быстро пошла в сторону дачного посёлка, быстро, но очень изящно ступая по песку босыми ногами.

— Вот тебе на! — сказал я вслух от неожиданности, глядя ей вслед. — Хрен поймёшь этих женщин!

Вроде же я её от хулиганов спас, да так удачно, что даже мордобоя не случилось. А она тут, гляди-ка, чего: настроение ей, оказывается, испортили!….. Да и хрен с ней. Лучше еще раз искупаюсь. Зайдя в воду, я нырнул, стараясь проплыть под водой как можно большее расстояние, ещё немного поплавал, честно говоря, у меня настроение тоже немножечко подпортилось. Честно говоря очень хотелось пообщаться с этой красоткой. А тут эти малолетние алкаши, блядь, припёрлись и всё испортили.

Пока я плавал в реке, я порылся в памяти этого парня, в тело которого я попал. Забавно! А ведь он, хотя и служил в десанте, на самом-то деле был водителем какого-то большого начальника из тыловиков… И даже с парашюта ни разу не прыгал. Да и драться-то особо не умел, хотя спорт любил и занимался им с детства. Имел какие-то разряды по волейболу и прочей легкой атлетике. Поэтому у него, а теперь и у меня, и такое крепкое телосложение и отличная спортивная форма. А пока он служил в армии, он наколок дембельских понаделал, перекрещенные парашюты на плече, (шеврон десантных войск), а на ребре правой кисти наколота фраза «За ВДВ». Надо же, а парни-то одних этих наколок десантных испугались. Я засмеялся вслух и чуть не нахлебался речной воды. Не хватало мне ещё от смеха утонуть. Ну, хватит купаться. Я выбрался из воды, взял одежду прямо в трусах и босиком направился в сторону дачного домика подполковника Зверева, где мне предстояло провести ещё около двух недель.

Идя по тропинке к дачному посёлку я вспомнил, что в будущем, через десятки лет после развала Союза, модно станет говорить, что в Советском Союзе человек не был свободен. А мне кажется, что как раз наоборот. Например, если мужчина шёл с пляжа в плавках или женщина шла с речки в купальнике через весь посёлок, это считалось абсолютно нормальным. А сейчас мужчину за такое могут обвинить чёрт знает в чём, да ещё и заявление в милицию написать о развращении малолетних, и доблестная прокуратура за такое ещё и посадит как два пальца об асфальт. Не упустят прокуроры жирную палочку поставить. А если в двадцатые годы двадцать первого века учительницу в купальнике увидят, так это вообще ЧП районного масштаба. В СССР такой бред бы и в голову не пришёл. Я прекрасно помню, как на каникулах мы на речке купались вместе с учительницами, когда ходили в походы летом.

Я вернулся на дачу, на всякий случай внимательно осматриваясь по сторонам. К счастью, мои недавние знакомые не попытались напасть на меня исподтишка.

Зайдя на дачу, я увидел во дворе подполковника Зверева.

— Привет, Дима! — сказал он, улыбаясь. — Решил прогуляться и искупаться. Как водичка?

— Отлично, — ответил я. — Прохладненькая. Очень освежает!

— Позже тоже пойду искупаюсь. А сейчас пойдём в дом дело есть!.

Мы вошли на веранду, и Геннадьевич махнул рукой, приглашая меня войти внутрь дома, в комнату, где стояла кровать и телевизор. Подполковник подошёл к шкафу и открыл его, я чуть не присвистнул от удивления. Это был обычный старый шкаф с антресолями, какие вывозили на дачу или без сожаления выбрасывали на помойку. А у Геннадьевича там был встроен железный сейф. Который можно было обнаружить, только открыв дверцу шкафа и отодвинув заднюю стенку. Подполковник Зверев открыл ключом сейф и достал оттуда большую стопку бумаг.

— Вот папки, — сказал полковник, выкладывая документы на стол, и лицо его стало серьёзным. — В них содержится вся информация, которую мы имеем об этой преступной группировке.

— Кровь стынет в жилах, когда думаешь о масштабах воровства, коррупции и хищений, — продолжил он. — Все хищения и преступления происходят с ведома официальных властей.

Я поднял брови, когда полковник произнёс это.

— Да, Дима, это правда, — сказал он. — В партии и в прокуратуре, а также, честно говоря, в милиции, у этой мафии есть свои люди. И в КГБ, видимо, тоже есть свои люди, иначе контора давно бы прекратила этот беспредел. Но мы не будем просто сидеть и ничего не делать, — сказал полковник и ударил кулаком по столу. — Слава богу, осталось еще много сотрудников милиции, которые хотят прекратить это тотальное воровство.

Подполковник замолчал, и по его выражению лица было видно, что он реально переживает за свою страну. Я не удержался и спросил его:

— Думаете, мы реально сможем остановить это все, если воровство идет с самого верха? —

— Я часто вспоминаю, как я родился после войны, Дима! — задумчиво продолжил Геннадиевич. — Тяжело было: голод, нищета, разруха. Но мы все равно все были счастливы, потому что мы знали, что победили немцев, которые пришли, чтобы нас уничтожить. Мы победили, и теперь будем жить, понимаешь, Дима, жить.

Тогда никто не гнался за деньгами, машинами и сервизами, а сейчас я не понимаю, что происходит с людьми. — искренне говорил Геннадьевич. — И самое главное, я не понимаю, как те, кто ворует и отнимает все у народа, не понимают, что так продолжаться вечно не может. Рано или поздно тот, кому нечего терять и нечем кормить детей, возьмёт в руки вилы. Мы с моими соратниками долго собирали информацию и в принципе многое знаем. Пора вывести их на чистую воду, но доказательства должны быть железными. Десять лет назад хватило бы одних этих подозрений, чтобы арестовать этих бандитов… А сейчас это не работает. Поэтому нужны улики против высокопоставленных лиц нашего города и области, на тех, кто стоит за всем этим.

Мы приступили к изучению известной информации. Часа два подполковник Зверев показывал мне фотографии интересующих нас людей и рассказывал о них всё. Затем я пересказывал ему по фотографиям информацию на каждого человека: фамилию, имя, отчество и то, чем он занимается. Иногда мы ходили перекурить и попить чаю.

— Хорошо, — сказал полковник ближе к вечеру. — Утром ещё