Кинжал Немезиды - Дмитрий Чайка

— А почему именно ты выступил послом? — подозрительно спросил писец.

— Мне не оставили выбора, о слуга Гора, — тоскливо вздохнул Магон. — Мой корабль с товаром задержали в порту Энгоми. Спросите у кого хотите. Эту историю знает весь восточный берег. А теперь, раз уж царь Эней победил, то он благосклонен ко мне и позволяет торговать своей медью.

— Ты вхож во дворец?

Магон не видел чати, но буквально чувствовал, как тот напрягся. Словно лев перед прыжком.

— Да, господин чати, — ответил Магон. — Я могу войти туда и попросить о встрече. И я знаю многих уважаемых купцов Энгоми.

— Ты знаешь некоего Рапану?

— Его все знают, — ответил Магон. — Но я знаю его с детства. Я торговал еще с его отцом. Достойнейший был человек.

— Зачем ты просил о встрече, ааму? — перешел к делу писец.

— Я был во дворце царя Энея, о слуга Гора, — ответил Магон, — и слышал странное. Я, как верный слуга Великого Дома, не могу не рассказать об этом. Весть слишком важна, чтобы передать ее кому-то еще…

— Говори! — услышал он приказ, хлесткий, как удар плети.

— Я слышал, что господин наш чати милосердно приказал царю Алассии отменить поборы с ханаанских купцов, отдать корабли, вернуть украденный лес и прочее. Так вот! Царь Эней в безумии своем отверг эти справедливейшие требования. Он сказал… Я не могу произнести то, что он сказал, величайший.

— Говори! — снова повторил писец.

— Он сказал, что раз его кораблям нельзя входить в гавани Страны Возлюбленной, то они туда и не войдут. А раз его корабли не войдут, то и ничьи другие больше не войдут. Он будет топить всех, кто посмеет без его разрешения приблизиться к берегам Черной Земли. И что обойдется он без египетского зерна. И без всего остального обойдется тоже. Стекло купит в Тире, а лен — в Каркаре. А золота у него и своего полно, рудники Сифноса работают исправно.

— Ты уверен, купец? — услышал Магон озадаченный голос. — До нас доносились странные слухи, но мы не верили им. Ты не врешь?

— Как бы я посмел, величайший! — воскликнул он. — Царь Эней приказал отправить весной не один караван в Вавилон, как обычно, а целых два. Туда пойдет весь груз железных инструментов и медь Кипра, что предназначались для Египта. Я и сам не знаю, смогу ли вымолить у него хотя бы сотню талантов.

— Он обезумел? — раздался недоуменный голос самого чати. — Боги поразили его немыслимой гордыней? Он что, готов отказаться от торговли с нами?

— Я всего лишь передал то, что слышал, великий господин, — смиренно ответил купец. — Я не посмел бы соврать ни в едином слове.

— Господин наш чати дозволяет тебе встать, — услышал Магон. — Сиятельный слуга Гора одарит тебя грузом зерна сорта шедет в обмен на твою медь и олово. Это лучшее зерно, и цена его будет невелика. Но господин наш потребует от тебя службы.

— Несомненно, величайший, — Магон стоял, прижав руки к бокам. — Все, что прикажет сиятельный.

— Раз ты вхож во дворец Энгоми, ты станешь нашими глазами и ушами там.

— Как прикажет господин, — склонился купец. — Я отправлюсь в Энгоми немедленно, как только получу зерно.

— Господин наш чати благосклонно взирает на тебя, купец, — услышал он. — Ты сообщишь писцу канцелярии место своего жительства. Город не покидать, ждать распоряжений. Можешь идти.

Выйдя на улицу и утерев капли пота со лба, Магон посмотрел на покрытые резными узорами стены дворца и выдохнул.

— Зерно шедет, да по хорошей цене! А жизнь-то налаживается! Дело за малым. Остаться в живых. Но за такие деньги я готов рискнуть. Деньги! Деньги! Великие боги, как наши отцы и деды жили без них? Не понимаю.

1 Перечислены реальные имена египетских вельмож азиатского происхождения. Рамзес III, по всей видимости, пытался создать из них противовес египетской знати.

Глава 5

Год 3 от основания храма. Месяц двенадцатый, Ванактерион, когда после праведных трудов должно славить царя царей и победы его. Пилос.

Поезд великого судьи Калхаса колесил по просторам Ахайи так, как будто ничего не случилось. Он правил суд и нес справедливость самого сына Морского бога, а потому мелкие неурядицы, вроде того, что запад Пелопоннеса открыто восстал, выгнал царских писцов и захватил его земли, великого судью не взволновали. Он отличался невероятным, просто ослиным упрямством, а теперь, получив шлем с глазом бога, и сам поверил в свой божественный статус. Он так привык видеть согбенные спины, что даже представить не мог, что кто-то посмеет ему перечить. На это уже давно не осмеливались даже цари. Они ведь тоже люди, и суеверны не меньше своих крестьян. Беспристрастность Калхаса была такова, что слава бежала впереди него. Он мог признать правым раба, а неправым его хозяина, чем повергал всех в шок и трепет. Он не брал взяток и не занимал сторону сильных мира сего, если считал из виновными. У него был совершенно иной интерес. Великий судья упивался своей властью над толпой. Теперь даже цари склонялись перед ней. Ведь силу закона поддерживала мощь ванакса Энея и взаимовыгодная торговля.

Впрочем, для визита в Пилос имелись и другие основания, не только дела судебные. Именно отсюда он поплывет на священный остров, тут же рукой подать. Он зазимует там, набравшись мудрости в беседах с великим жрецом Геленом. Калхас и под пыткой не признался бы, что сам затянул свой поход. Ему до смерти не хотелось возвращаться в Энгоми, где его ждала любимая жена Поликсена. Царевна была просто вылитая мать, то есть высокомерная вздорная стерва, которая мужа-простолюдина на дух не переносила. И, как обычно бывает в таких случаях, Калахас находил отдохновение в работе.

В Пилос он подниматься не стал, дабы не выглядеть просителем. Стучать в ворота, что-то объяснять стражникам, а потом ждать, когда тебя впустят — довольно унизительно для особы его ранга. А потому великий судья, ничтоже сумняшеся, повелел разбить шатры у подножия акрополя и выставить штандарт с бычьей головой. После такого с горы обычно выбегал гонец и с поклонами просил проследовать в мегарон, где уже ждал торжественный ужин. Но в этот раз все пошло не так, никто к нему не прибежал.

На