Васильевич. Книга первая. Братик - Андрей Готлибович Шопперт

этого, приехавшего то ли из Молдавии, то ли из Валахии, а то и вообще из Сербии есть упоминание у западных историков, так что приписать его сочинения Ивану не получается.

Звали литвина Иван Пересветов. Через шесть лет уже царь и Великий Государь Иван Васильевич начнёт великие преобразования в стране и многие из них будут либо похожими на те, что предложит Пересветов либо прямо у него переписанными, может именно поэтому их Ивану и Адашеву и приписывают. Не хотят поверить историки, что Иван Грозный был разумным человеком и к умным советам прислушивался.

Привела его к играющий третью уже партию вечернюю в шахматы Ивану и Юрию бабка —

Анна Глинская.

Что-то сказала Ивану и тот оценивающе глянув на одетого в обычный кафтан зелёного шёлка и зелёные же сапоги и перевёл Юрию старательно выговаривая.

— Книжник. Вельми учёный. Сам книги пишет. Иван Пересветов.

— Где его книги? — вспомнил Артемий Васильевич фамилию.

Начавшиеся переговоры кончились не скоро.

— Нет. Только листки отдельные, — опять по результатам махнул рукой на литвина Иван.

— Играть умеет? — показал Юрий на шахматы.

В результате играли до ночи самой. Пересветов оказался единственным человеком в этом времени, кому Боровой одну партию из трёх проиграл.

Иван не уходил, следил за всеми действиями противников и как-то комментировал неудачи Юрия, а когда тот побеждал или удачную комбинацию проворачивал, то принимался кричать и обнимать меньшого братишку.

Пророков в своём отечестве не бывает и Боровому пришла в голову замечательная мысль на следующий день. Именно по совету Пересветова Иван Грозный создаст новый вид войска — стрельцов. По существу, это прообраз регулярной армии. Им платить будут по тридцать три копейки жалования в месяц, и они как бы застрахованы будут. Если стрелец погибал, то его дети получали помощь от царя до совершеннолетия, то есть до 15 лет. Если же у стрельца только девки, то и им помогали до замужества. А вдове платили пенсию, вот размер Боровой не помнил, либо половину, либо полную до того, как она снова замуж не выйдет. А ещё войско это было наследственным, в стрельцы мог попасть в основном только сын стрельца.

Главной заманухой же стало то, что их деятельность вне войска не облагалась налогом. Потому у каждого почитай стрельца была лавка. Жили они обособленно полками. Офицерами же были дворяне из совсем захудалых или нищих. Для тех, кто мог конно, людно и оружно явиться на войну, бесчестьем было служить в стрелецком полку пехотинцем вместе с бывшими крестьянами и горожанами.

Вот Артемий Васильевич и решил чуть подправить ситуацию, именно лавки стрельцов и их мелкий бизнес и не позволит из них настоящее войско создать. Некогда им учиться воевать, тренироваться, повышать мастерство. Лавка-то простаивает в это время. Вывод напрашивался, как-то разделить бизнес и службу в стрелецком полку. И главное — ускорить их создание. Желательно к осаде Казани иметь уже пару полков стрельцов. А к Ливонской войне целую армию.

И ещё нужно через Пересветова подсказать Ивану, что не только стрельцов нужно создавать, но и кавалерию профессиональную, а не поместное войско. И естественно, бог войны артиллерию создавать и развивать надо. И полевую, которая будет среди порядков полков стоять, и мортиры с бомбами, для взятия городов, ну и естественно — осадную, которая будет стрелять не каменными ядрами и даже не чугунными, а бомбами. В Ливонии и в последующей войне с Великим княжеством Литовским именно мощной артиллерии, способной брать города и крепости не хватило.

Глава 6

Событие шестнадцатое

— Тридцать восемь, тридцать девять, со… соро… сорок.

Иван отсчитал вслух и пошёл к спрыгнувшему братику широко раскинув руки. Обнять хотел. Но выглядело будто ловит. Юрия качнуло. Все силы выплеснул и последний раз смог только со второго раза подтянуться, да и то подбородком себе помогая. Зацепился им за перекладину и вытащил себя всё же. Вот спрыгнул, а его повело, и Иван вслед за ним шагнул вправо, так с разведёнными руками. Юрий выпрямился и отшагнул назад, и Иван за ним, словно ловил. Дошёл, обнял и подбросил в воздух. Вроде два года разница между ними, но старший брать уже под метр семьдесят пять, сильно вытянулся за зиму, а Юрий застрял. Может и добавил пару сантиметров, метр тридцать, наверное.

— Тяжёлый стал! — поставил Иван брата и, оглядел воев, что стояли вокруг, потом на бояр и дворян взгляд перевел и хмыкнул, а потом засмеялся радостно эдак и крикнул, — Кто больше брата моего сделает, тому рубль дам. А вы, — он повернулся снова к боярам и дворянам, чуть в стороне переговаривающимся, кто повторит из вас в кормление Галич получит на год.

Весна почти началась, двадцать пятое февраля на дворе. И все три с небольшим месяца Боровой, не прекращая ни на один день, отжимался и приседал по нескольку подходов в день, а потом насмелился и попросил Ивана во дворе их хором рядом с Грановитой палатой построить турник с железной перекладиной. Стал и тут, как пиявка, дёргаться под смех, пусть и в рукавицу, воев, что несли службу в Кремле, бояр и дворян, живущих внутри стен Кремля.

Только первый день Артемий Васильевич чуть стеснялся, потом плюнул. Ему можно чудить, он, во-первых, брат Великого князя, а во-вторых, глухой, почти юродивый, на которого все ещё с жалостью продолжают смотреть, несмотря на все его успехи.

Рубль деньги приличные. Много чего купить можно. Вот народ и бросился к турнику. И окарался. Ни один и двадцати раз не сделал. Во всём нужна сноровка, закалка, тренировка. Бояре и дворяне не дёрнулись даже, только один молодой, кажется, спальник Ивана, попытался кормление заработать, Ага. Десять раз. А потом ещё минуту поизвивался, как червяк, на потеху народу.

— Через месяц я гривну дам тому, кто больше меня подтянется! — объявил вдруг Юрий, выйдя вперёд из-за спины брата.

— Эвон как⁈ — Иван осмотрел притихших собравшихся у Грановитой палаты, — А что, лепо! И я десять рублёв ставлю. Кто брата одолеет получит. Или он. А ещё коня вороного, что от Честокола остался, ставлю. Он один дюжину рублёв стоит. Андрейка был вор, а конь — ворон. Не скачет — летит, и чёрен как смоль. Конь огонь — куму надобен⁈

Боровой своими успехами не то, чтобы гордился, но доволен точно был. Отжимался он теперь сто пятьдесят раз и даже десять раз на одной руке. А