До основанья, а затем - Роман Феликсович Путилов

отвечу — вы такая же контра, что и министры-капиталисты, что засели в Таврическом дворце и начали возвращать старые порядки под прикрытием революционной митинговой трескотни. И сегодня мы к вам приехали за ответом — если вы контра, то и с вами мы поступим, как с контрой — сейчас расстреляем к ебеням вас и ваши машины. А если мы ошиблись, то скажите нам о том, что вы нас расстреливать не собирались, и это на вас лож напрасно навели? Что молчим?

— Так это, погоди, товарищ… Нам сказали, что вы бандиты, что захватили дворец… — Елин, благоразумно убравшись с линии огня, растерянно развел руками.

— Бойцы, отставить. — я с тайным облегчением дал отмашку своим ветеранам, после чего они демонстративно отвернули готовые к открытию огня стволы в сторону.

— Ну так что, товарищи? Ошиблись мы? Не собирались вы в нас стрелять, правда? — я подошел к группе активистов.

— Да, наверное, мы, товарищи, ошиблись, не проверили, куда нас хотят направить…- Елин оглядел своих «ближников»: — Мы сейчас совет проведем и решение примем, что к вам мы выдвигаться не будем.

— Очень хорошо, товарищ Елин, что мы нашли общий язык и без стрельбы поняли, что делить нам с вами, товарищи нечего. — я пожал руку большевика и быстро распрощался: — До свидания товарищи, у нас еще дел очень много.

Двумя часами позже.

Запасной батальон Лейб-гвардии Литовского полка только что вышел из казарм, поэтому солдаты глядели бодро, подтягивая выводимые ротными запевалами «взвейтесь соколы орлами». Тысяча подошв в такт взбивала подтаявшую грязь на мостовой, блестящие штыки как иглы гигантского ежа, колыхались над серой гусеницей солдатского строя. Тысячный строй приближался к набережной реки Фонтанки. Казалось, никакая сила не остановит этот грозный и отлаженный механизм, состоящий из тысячи, обученных убивать, мужчин, красы и гордости революции, что вместе с солдатами Волынского и Преображенского полков, поставили на уши империю, за несколько дней разрушив все то, что за века не могли сделать иноземные захватчики. Вдруг, перед, шагавшими впереди строя батальона, офицерами остановилась пролетка, с которой какой-то человек в кожаной тужурке и фуражке, стал громко орать, размахивая какой-то бумагой.

Строй забуксовал, сломался и окончательно остановился, запевалы смолкли, где-то в конце колонны, в наступившей тишине, ударил в булыжную мостовую каблук сапога замыкающего строй солдата.

— Товарищи солдаты! — снова зычно заорал «комиссар» в кожанке: — Согласно указу нашего дорогого Временного правительства сегодня для солдат овеянного неувядающей славой, Литовского полка цирк Чинизелли дает двухчасовое бесплатное представление. Только один день и только сегодня! Да здравствует демократия и свобода! Ура товарищи! Ура!

Коляска свернула к приземистому зданию знаменитого цирка, а колонна, помявшись буквально пару секунд, двинулась вслед за экипажем, с призывно машущим бумагой, как флагом, человеком в куртке. Подведя колонну к зданию цирка со стороны Симеоновского моста, человек в коляске отдал команду: «Слева, справа, в колонну по одному, в здание цирка, шагом марш!», дождался, когда две тоненькие серые колонны, на ходу скидывая длинные винтовки с плеч, стремительно, как лесные муравьи, устремились в распахнутые улыбающимися капельдинерами двери здания цирка, после чего спокойно покатил на своей коляске по улице Инженерной в сторону Садовой.

Последний элемент боевой триады Временного правительства была полубатарея трехдюймовых противоштурмовых орудий образца одна тысяча девятьсот десятого года, что застряла на мосту у въезда в Морскую тюрьму на острове Новая Голландия, перебраниваясь с караулом моряков, что не хотела пускать дальше всякую сухопутную сволочь. Перед этим командир полубатареи напрасно проехал верхом прилегающие окрестности — другой точки для размещения орудий, кроме территории морской тюрьмы, чтобы обстрелять прямой наводкой великокняжеский дворец, где засела банда, он не нашел.

— Я еще раз говорю вам, поручик…- цедил флотский лейтенант, вызванный из караулки по требованию артиллеристского офицера: — Что без приказа из адмиралтейства я вас на территорию военно-морского объекта впустить не могу. Мало ли в кого вы там из своих плевательниц удумали стрелять. Нет, нет, решительно нет.

— Господа, я, наверное, ваш спор разрешу. — между офицерами вклинился тип в кожаной куртке, с ручным пулеметом на плече: — Спасибо, господин лейтенант, но тут дело сугубо сухопутное, флота никак не касающееся. Господин поручик, вы почему нарушаете правила перевозки опасных грузов в столице? Где сопровождение? Где красные флажки впереди и сзади? Я вынужден задержать ваш транспорт и отправить его на штрафстоянку.

— Что? — у командира полубатареи вздыбились усы: — Вы кто такой, что мне указываете, как перевозить пушки в военное время?

— Я тот, у кого есть пулемет и не один. — я указал на замершую в двух десятках метрах пролетку, с прильнувшими к «максиму» ветеранами.

По странной прихоти командования юнкера-михайловцы, отправившись обстреливать мой дворец, не взяли с собой, кроме пушек, никакого иного оружия, кроме, разве, что шашек, которая болталась на боку у каждого из них. Я не разбираюсь в их службе, может быть возле пушек сейчас сгрудились юнкера выпускного курса ускоренного срока обучения, которым уже было положено носить сабли, но против моих двух пулеметов они не играли. В результате недолгих переговоров, под ироничным взглядом флотского лейтенанта, что как черная ворона, наблюдал за нашим спором от черно-белого шлагбаума, преграждающего въезд на остров Новая Голландия, я заставил артиллеристов загнать пушки и повозки с зарядными ящиками на «штрафстоянку», во дворе великокняжеского дворца. Лошадей я «благородно» вернул артиллеристам, так как кормить их мне было нечем. Как результат, нападение на отдел народной милиции был пресечен без единого выстрела, ну а завтра меня ожидало более трудное испытание — приезд комиссии от коменданта города.

Глава 6

Глава шестая.

11 марта 1917 года.

«Как можно законными средствами бороться с теми, кто сам закон превратил в орудие издевательства над народом?… С нарушителями закона есть только один путь — физическое их устранение.»

Депутат Государственной Думы А. Ф. Керенский, из выступления на заседании от 14 февраля 1917 года.

Комиссия комиссара Временного правительства по городу Петрограду прибыла к великокняжескому дворцу в два часа пополудни на большом легковом автомобиле. Водитель лимузина, облаченный в кожаные куртку, картуз, бриджи и ботинки с крагами, глядел на мир из-за мутного стекла открытой кабины. Рядом с водителем гордо восседал унтер-офицер в мохнатой папахе, офицерской портупеей поверх новенькой шинели и с наганом в кожаной кобуре на боку. В закрытом салоне, на оббитых зеленым плюшем диванах, приехали три чиновника, молодой человек в полувоенной