Староград - Артем Рудик

ползать по самым узким штрекам и бурить в них шпуры для взрывчатки, с постоянным риском получить камнем по голове или и вовсе быть раздавленной внезапно обвалившимися горными породами. А эта вечная пыль, оседающая на коже толстым слоем, который въедается столь сильно, что отмыть его почти не представляется возможным, которая превращает меня в какое-то каменное чудовище, бесит ещё больше утомляющего каторжного труда!

В один день я решилась. Решилась взорвать всю эту чёртову шахту, обвалив потолок на всех, кто будет внутри, а затем пуститься в бега, прочь из города и страны. Поймают меня или же нет, меня не особо волновало. Если бы я оказалась в руках правосудия, я была бы даже больше рада. Ведь тогда исполнится моя заветная мечта, и я встречу герра Шейма. Всё-таки это преступление вполне достойное того, чтобы за него взялся сам капитан рыцарей, а не его подручные.

Правда, для того чтобы привести свой план в исполнение, мне пришлось самолично спуститься в шахту, ибо снаружи постоянно дежурил отряд солдат, охраняющих ценный минерал, который мы поднимали на поверхность. Да и весь запас динамита беспечно был перенесён в отдельный, специально выдолбленный для этого проход, где и громоздился множеством промаркированных ящиков. Всё, что мне оставалось сделать, так это подловить момент, поджечь фитиль подлиннее и уехать на поверхность на главном лифте.

Момент найти удалось, когда все отправились есть свой тормозок, неподалёку от лифтового пускателя, в котором большинство рабочих и прятало свой обед. Я же абсолютно спокойно прошла мимо, ибо никогда не ела рядом с этими аборигенами, предпочитая компанию самой себя. Никто даже не заподозрил, что сегодня я не собираюсь жевать свой варёный картофель, вместо того свернув сразу за лифтом в хранилище взрывчатки.

Пришлось потратить довольно много времени, чтобы сплести достаточного размера фитиль, который позволил бы спокойно подняться на лифте и убежать как можно дальше от места преступления. Уже через несколько секунд стало понятно, что эта задержка и привела меня к провалу. Ибо когда работа была наконец закончена и я, с некоторой горечью в сердце, чиркнула спичкой, в помещение зашёл хозяин шахты.

Он был одним из тех карнимцев-промышленников, которые поддержали Орден во время войны и за то получил в своё управление часть завоёванных месторождений и очень любил иногда спускаться в «свои владения» во время обеда, чтобы на глазах голодных «пыльных крыс», перетирающих обессиленными ртами варёный картофель, смаковать колбасу и мясные консервы. Не знаю, какой чёрт его угораздил решиться внезапно проверить запасы взрывчатки, но как только он увидел зажжённый фитиль, то сразу всё понял и мигом бросился затаптывать быстро тлевшую бечёвку.

Как только «плантатор» закончил тушить своё имущество, то сразу же обратил внимание на меня, сжавшуюся в углу склада и находившуюся в полном оцепенении от столь внезапного провала плана. Он, изливаясь гневом, со всей силы влепил мне пощёчину тыльной стороной ладони, так что я ещё и больно стукнулась о холодный каменный пол. Затем схватил меня за шкирку, грозно выкрикивая:

— Мерзавка! Террористка! Бунтарка! Да как ты только посмела поднять свою грязную руку на того, кто дал тебе твою работу!? Иждивенка! Тварь! Крыса!

Конечно же, сразу после того как я была поймана с поличным, меня передали солдатам, думая, что я как-то связана с повстанческим движением. Те сразу же повели меня к «Сиянию», бывшему когда-то крупнейшим в Америке стадионом, а теперь, видимо, ставшему самым крупным местом для казней. Когда я попала внутрь огромного спортивного комплекса, располагавшегося под окружностью трибун, у меня просто перехватило дух.

По стенам и на полу тут и там были кровавые следы, огромные мутные пятна нечистот, а кое-где даже следы от выстрелов. Вдоль коридора, по которому меня вели, были разложены грязные, окровавленные матрасы, на которых абсолютно точно когда-то лежали люди. Кто знает, где они теперь?

В разных комнатах, на всём протяжении этого коридора, небрежно оставленных открытыми нараспашку, было разбросано множество различных экспонатов людской жестокости.

Во всех помещениях валялось огромное количество одежды, хотя её с трудом можно было назвать одеждой, просто изорванные грязные тряпки, носители которых бесследно исчезли. Кое-где остались сгоревшие аккумуляторы, поломанные стальные кресла, остовы ржавых металлических кроватей, тросы, свисавшие с наспех прибитых крюков на потолке, натуральные деревянные колы, куски арматуры и прочие с виду бытовые предметы с ужасающим прошлым. К счастью, то, как именно их использовали, мне неизвестно. Тем не менее, всё равно было чертовски страшно проходить мимо всех этих комнат, ибо вскоре я должна была оказаться в одной из них, и неизвестно, какой именно метод мне предстояло изучить на себе.

Сейчас, в момент, когда я сижу в маленькой подсобке, с одним лишь дубовым столом (на котором были странные следы от чьих-то ногтей), страх несколько отступил, ибо меня явно не собирались пытать. По крайней мере, пока что. Хотя я всё бы сейчас отдала за то, чтобы меня пытал лично капитан Шейм.

Словно в исполнении моих слов, дверь в комнатку отворилась, и в неё вошёл статный, обаятельный и невероятно галантный мужчина, которого невозможно было не узнать. Герман, о встрече с которым я мечтала всю жизнь, был со мной в одном помещении, живой, материальный!

— Кто тебя так? — он сел напротив меня, а затем, указав на моё лицо, добавил. — Надеюсь, это не солдаты постарались.

— ...А? — я была в полной растерянности от происходящего и даже не поняла вопрос.

— Я спрашиваю: кто тебе приложил по лицу?

— Хозяин.

— Владелец шахты? Что же, видимо, скоро у него будет рандеву с электродами, я это ему обеспечу. Бить детей — это просто непростительно.

— Вы не будете меня пытать?

— Нет, боже, с чего бы мне это делать? Конечно, будь ты лет на пять постарше или имей красноватую кожу, тебе пришлось бы встретиться с коллаборационистами, а у этих сволочей правил нет! — Видимо, подумав о том, что происходит с теми, кто попадает к перебежчикам, капитан усмехнулся.

— Тогда что вы собираетесь со мной сделать?

— Ничего. Кодекс и моя совесть запрещают мне применять пытки к кому-либо. А казнить детей или сажать их в лагеря — это вообще бесчеловечно. Так что нам с тобой остаётся только говорить. Я вот очень хочу узнать, кто тебя надоумил устроить теракт? ОАР?

— Нет, я сама.

— Да? Ну тогда что тебя побудило это сделать?

— Мне надоело горбатиться в месте, где я перестаю быть похожей на человека, не